И пришел Лесник! 17 (S-T-I-K-S) - Василий Лазарев

полезли мы их опять искать, навело Филина на эту мысль о мурах неплотно закрытые люки в местах, где пропадали люди. Никаких муров мы не нашли и все решили, что это заражённые, — пробираясь в полутьме тихо говорила Валькирия.

— Логично, — поддакнул папаша Кац.

— Я тогда только пришла в отряд и начала «вынюхивать». Короче, пропавших людей мы не нашли, заражённых тоже. Только старые следы, вскоре после этого пропажи прекратились, но Филин заставил меня обследовать подземный мир Вавилона. Выделил для меня бойцов, и мы лазали на протяжение полугода. Я даже карту рисовала, но на память не жалуюсь, а вы можете её у Горца взять, если захочется.

— То есть, ты обнаружила восемь ходов на ту сторону и этот последний? — переспросил я.

— Теоретически да, а там кто их знает где они ещё прокопаются. Как тогда у Пирамиды. Этот ход раньше был очень популярным у троллей, но в последнее время они здесь не появляются.

— Таки ясно, милочка. Первый туннель намного шире и удобнее, — проскрипел папаша Кац. — И ближе к городу.

— Кто их поймёт, что им удобнее, но всё равно надо быть настороже. Скоро мы выйдем в довольно обширный зал, после него уже начинается чернота. Взрывать по всей видимости придётся уже отсюда. Сейчас заворачиваем за угол. Ого! — Валькирия застыла на пороге большого подземного зала разинув рот. Я шёл за ней буквально в метре и не успел отреагировать, как она с визгом исчезла. Я увидел только, что её обвила за пояс какая-то липкая субстанция и с силой выдернула наверх. Нечто похожее на язык хамелеона, судя по истеричным крикам Валькирии она ещё была жива и до неё было не меньше сорока с лишним метров. Я быстро выставил зеркальце за угол и ничего не понял. Всё пространство буквально испещрено чёрными нитями, создающими до боли знакомый рисунок паутины. Я повернул зеркальце и увидел в трёх метрах за углом фрагмент мохнатой лапы, начавшей движение. «Одер!»

Я уже действовал на автомате. Справа от меня из зала через проём вылетела длинная суставчатая лапа, покрытая коротким чёрным мехом. Что же вы такие быстрые все, я всё же успел оттолкнуться от стены и пригнувшись броситься головой вперёд. В том месте, где только что покоилось моё тело с треском воткнулся изогнутый хитиновый коготь, сплошь покрытый маленькими заусенцами как у краба и выбил крошку из каменной стены. В проёме туннеля на пороге зала показался круглый глаз на стебле и с недоумением уставился на пустую стену. А ты, дружок рассчитывал пришпилить меня? Ну на тогда, держи. У меня с руки сорвался протуберанец молнии, не шар, а именно разряд и угодил точно в любопытный взгляд. Он тут же почернел и обуглился. Лапа дёрнулась и в проёме показалось всё тело. Элитник, как и все здесь в непосредственной близости от Пекла был достаточно быстрым, но не шёл ни в какое сравнение с Фельдшером. Воспряв духом, я ещё раз выстрелил молнией ему в шершавый кузов. Она попала в хитиновый панцирь, увенчанный ещё тремя глазами на тонких стебельках, которые могли мгновенно сокращаться и прятать органы зрения в складках брони.

Два из оставшихся трёх не успели спрятаться, последним своим не подбитым глазом он всё же успел рассмотреть меня. В мою сторону из приоткрытой пасти выстрелил липкий сгусток и обвил мне ногу. От плевка этой дряни я не успел, да и не смог никуда уйти. Иначе он бы схватил стоявшую за моей спиной Лиану. Мгновение спустя я почувствовал, как меня тащит в пасть к чудовищу. Мало того, по бокам проёма показались незамеченные мною ранее жвала. Два серповидных ножа с множеством острых игл на внутренней стороне. Паук насаживал жертву на них и тащил её в пасть. Слезть с них было уже невозможно, каждая игла, во-первых, пробивала меня гарантированно насквозь. И, во-вторых, иглы имели по всей длине множество зубцов напоминающие рыболовные крючки. Стоило пауку только вонзить их в меня, и я уже ни за что не слезу. Мне стало не по себе. Половину времени я просто просрал и теперь ещё меня неумолимо тащило к нему ногами вперёд.

Я задействовал электрическую броню и мне удалось сжечь его липкий язык. Вместо одного в меня врезалось ещё два, паук просто плевал в меня и подтягивал к себе эластичный жгут. Это не было его плотью, то есть языком. Но и эти два отростка сгорели, едва коснувшись электрической брони. И тут я вспомнил о наручах, неудивительно, что почти забыл о них, ведь применил их всего один раз. Последовал залп с двух рук, и плазменная пунктирная линия пробила в нескольких местах хитиновый панцирь. Мало кому из обитателей Улья удавалось отразить плазму, поэтому её так и полюбили нолды. То, что наручи из их арсенала, я даже не сомневался. Мы побывали в так называемых «слоях» и не хрена хорошего там не нашли. Все диковины у Бэрримора являлись готовым продуктом инопланетных цивилизаций, разбросанных по Улью. Нолды среди них числились самыми многочисленными, но нам попадались разные товарищи с не менее интересными игрушками.

Паук отлетел назад в тот момент, когда у меня окончился дар. Удачная очередь выжгла что-то ему внутри и отрезала мимоходом одну из жвал. В мои уши ударил крик Лианы и выстрел ракеты, пролетевшей практически над ухом. Тут же следом за ней Сиплый перекрыл проём, хорошо, что не перед ней, иначе нас бы уже можно было сметать в совочек. За мутной мембраной мы увидели дымный след ракеты, ударившей практически в упор в паука, откинутого в собственную паутину. Пока он барахтался в облепивших его чёрных волокнах, ракета оставила его без последнего глаза. Панцирь не пробила, но теперь паук привыкший доверяться своим четырём глазам оказался слеп. Они конечно же у него отрастут, и возможно уже через минуту он будет скакать по залу, но сейчас надо было пользоваться преимуществом и не отпускать его.

— Сиплый, снимай завесу, — это уже была Вика. Полупрозрачная мембрана исчезла и тут же на паучище обрушился невидимый молот. Хитиновый панцирь треснул, брызнув множеством трещин разошедшимися как лучи во все стороны. Тут же последовал ещё удар и ещё. Вика с остервенением вбивала коварную тварь в пол. Шесть или восемь суставчатых лап запутались в собственной паутине и безжизненно повисли. Единственная оставшаяся жвала беспомощно поникла наполовину прикушенная собственной пастью. Пятиметровая тарелка панциря раскололась на несколько частей под