Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Светлана Дильдина

Его лицо было совсем рядом, но через знакомые черты словно проступала звериная морда. Четко очерченный округлый подбородок — и массивная клыкастая челюсть. Бронзовая кожа — и черный короткий мех.

Огонек потерял сознание.

Очнулся он от боли и острого, горького запаха — грудь и бок были туго перетянуты тонкой лианой, под ней топорщились листья. Тряпка валялась рядом, Огонек не сразу понял, что это его безрукавка. Она была вся в крови, и штаны, которые оставались на нем, хотя тоже были разорваны. Сквозь дыру темнел огромный синяк. Может, перелом, подумал Огонек, и ему было все равно.

Листья на груди тоже уже пропитались кровью, несмотря на перевязку, но боли почти уже не было — только тяжесть, и дышать получалось плохо. Голова кружилась от слабости и запаха крови. Огонька куда-то несли, недолго, потом он увидел блеск, хоть смеркалось уже.

Ручей пробивался меж обомшелых камней, тонкая струйка, почти беззвучная. Кайе положил раненого на камни, снял уже всю пропитанную кровью повязку, будто передумал оказывать помощь.

— Что ты делаешь? — спросил Огонек, едва слыша сам себя. — Где она?

— Замолкни.

Кайе набрал воду в большой лист, плеснул на бок Огонька. От ледяной воды боль вернулась, кровь потекла в ручей, окрасила мох.

“Зачем”, — хотел снова спросить Огонек, но снова вспомнил когтистые лапы, клочья травы и землю. Мало ли что могло попасть в рану; хотя сейчас, кажется, вся кровь просто вытечет из него и не будет смысла дальше возиться.

— Это был ты? Это…

— А ты не знал? — Усмехнулся неестественно и очень зло: — В Бездну таких защитников! — и снова произнес нечто малопристойное, как мог понять Огонек. Как раз о полукровках. Поднялся, кончиком языка притрагиваясь к губам, брови сдвинуты, отошел на пару шагов. Испуганным выглядел и растерянным. Чего он боится? Огонек вспомнил слова Къятты в саду. Значит, вот оно что.

Кайе снова шагнул к нему, зачерпнул воды в горсти:

— Пей.

Огонек попробовал отвернуться, но не тут то было. Пришлось пить; старался лицом не коснуться его руки.

А Кайе оглянулся, подтянулся на ветку — гибким своим, протяжным движением. Теперь Огонек знал, что оно означает. Энихи — огромная черная тварь, способная в одиночку завалить взрослого кабана и даже лесного быка.

Кайе тем временем что-то высматривал с дерева, потом спустился, удовлетворенный, и громко свистнул. Огонек вздрогнул от резкого звука, плывущий перед глазами мир снова обрел четкость.

— Мы близко, — сказал Кайе. — Буря сейчас прибежит. На ней быстрее.

Новая травяная повязка стянула бок, более основательная; осторожным быть Кайе не умел, но это уже не имело значения.

Когда возвращались на Атуили, хоть с трудом мог видеть сквозь серо-багровый туман, все понимал. И не понимал ничего. Очень хотел проснуться — пусть в той, уже почти своей комнатке дома в Астале, пусть на жесткой циновке, как в первые дни, и убедиться, что не было ничего, и Кайе — веселый, вспыльчивый и готовый прийти на помощь. а не… всё это.

Огонька опустили на постель в одной из хижин, целитель осмотрел рану. Он делал вид, что не испытывает ни малейшего любопытства… а впрочем, чему удивляться? Следы от когтей энихи не опознал бы только слепой, а что Сильнейший делает с полукровкой, никого не касалось. Захотел — оставил в живых.

Ливень разразился, когда Огонек уже был под крышей, когда его осматривали и перевязывали, тепло ладоней целителя снимало боль, останавливало все еще сочащуюся кровь, а мази лечили ушибы.

Оказались сломаны рука и пара ребер, когтями содрана кожа на груди и на боку, сильно ушиблены бедро и колено — чудом не пострадал всерьез, сказал целитель. Что именно случилось, он не спросил.

Не было тишины.

Словно водопад изливался на крышу, не было грома, только один мощный и ровный шум. В такую погоду хорошо долго спать в сухости и тепле, когда не надо ничего больше делать, когда здоров. На агатовом прииске не доводилось, не довелось и сейчас. Хоть и лежит, и сухо, и никто никуда не гонит.

Ливень шел всю ночь.

Кайе был где-то снаружи, Огонек невесть откуда знал — да, снаружи, не в другой хижине. Рядом. В темноте.

Огонек потерял голос — осознал это утром, когда уже закончился дождь, когда успел забыться коротким сном. Несколько раз пытался то или иное сказать целителю, но мог только открывать рот и шевелить губами. А потом уже не пробовал.

Главное он знал — Кайе остался здесь, на Атуили, отправив домой вестника, чтобы прислали еще грис и носилки. На этом настоял Хлау, он тоже остался, следить за обоими. Как бы иначе поступил Кайе — кто знает? Наверное, попытался бы довезти Огонька верхом, или еще что. Тут бы не бросил.

От мысли, что Кайе придет — а он наверняка придет — Огонек испытывал такой страх, что согласился бы, чтоб убили по-быстрому, лишь бы не оказываться с этим… существом в одной комнате.

Он знал, что такие бывают. Не помнил, кто и когда, но был уверен — ему рассказывали. Нечасто появляются на свет, не каждое поколение — причудливая игра случайностей, кровное родство из которых было не самым значимым, прихоть судьбы, порождающая меняющих облик. Знал, да. Только увидеть вживую падающий на тебя черный валун из мышц, зубов и когтей…

Кайе пришел.

Он сейчас показался старше, может, потому что губы плотно сомкнуты, скулы заострились и глаза чуть запали. Ничего от беспечного мальчишки, с которым неслись наперегонки по тропе на Атуили.

Но вживую он оказался менее страшным, почти терпимо было, когда подошел и сел на постель в изножье.

Огонек порадовался, что говорить все равно не может. Наверное, он и выглядел хуже некуда, потому что Кайе скоро ушел, подчинившись совету целителя “пока подождать с разговорами”. Вот так взял и ушел, послушал какого-то грустного немолодого человека с прииска, имени которого даже не спрашивал. Верно, полукровка и в самом деле казался едва живым.

**

Поселок снова был почти пуст — кто мог, работали. Те, кто оставался дома, старались не выходить. А его словно на привязи здесь держало, нет бы нырнуть снова в омут леса. Что еще делать, кроме как ждать?

Девушка у дома возилась с корзинами. Кайе засмотрелся на нее — очень смуглая, подвижная, гибкая, тяжелые вьющиеся волосы стянуты тесьмой из травы. Совсем юная. Подошел ближе — девушка подняла лицо, замерла