Земля - Григол Самсонович Чиковани

Стоило Мариам догадаться о мужниных неприятностях, и она старалась не затрагивать того, что так или иначе могло еще больше испортить ему настроение.

Всю свою молодость она провела рядом с Тариелом. Сколько раз полиция обыскивала их жилье, сколько раз они скрывались, сколько раз Мариам арестовывали из-за мужа, сколько раз уходила она вместе с Тариелом, чтобы с оружием в руках сражаться рядом с ним. Мариам была для Тариела не только женой, но и соратницей.

Часто Тариелу казалось, что, не будь рядом с ним Мариам, ему бы не удалось сделать и половины того, что он сделал. Единственный их сын был холост и работал в Москве в Наркоминделе. После отъезда сына Мариам оставила службу и занялась домашним хозяйством.

Тариел много работал, человеку его возраста требовались внимание и забота. Уйдя из дому рано утром, он возвращался поздно ночью.

Ужиная или обедая, они всегда сидели за столом друг против друга. Мариам любила смотреть, как неторопливо, со вкусом ест муж. Она сама накладывала ему еду на тарелку, наливала ткемали и подливала в стакан вина. Она была убеждена, что ее заботливость и предупредительность благотворно отражаются на аппетите мужа.

— Я же не ребенок, Мариам, — смущенно улыбался Тариел.

Мариам любила его эту добрую улыбку.

— Для меня ты ребенок, — говорила Мариам. — Тебе сейчас требуется такой же уход, как и малышу. Силы уже на исходе, известно, даже железо и то изнашивается.

Как бы долго ни задерживался Тариел на работе, Мариам, бывало, даже крошки не съест без мужа. Ужинать с Тариелом было для Мариам радостью. За ужином делились они своими дневными делами и заботами. После ухода Мариам на пенсию все их беседы неизменно вращались вокруг дел стройки. Мариам знала, что это еще больше утомляет мужа. А сегодня она видела, что Тариелу вовсе не хотелось есть, что он только прикинулся голодным, чтобы она ничего не заподозрила. Мариам искоса поглядывала на небритое осунувшееся лицо мужа с запавшими, тоскливыми глазами и, чтобы нарушить затянувшееся молчание, заговорила первой:

— Я так рада Важиной женитьбе, словно наш сын женился.

— А откуда ты об этом узнала?

— Русудан мне позвонила.

— Да и я обрадовался. — Тариел положил вилку и взял в руку стакан. — Просто идеальная пара, и притом удивительно похожи друг на друга. Оба горячие о-е-ей! — Он улыбнулся. — Я тебе налью немного. И давай пожелаем им счастья, — Тариел опорожнил стакан. Мариам тоже выпила и осторожно поставила стакан.

— Ты всегда любил горячих людей, Тариел.

— Холодный человек для дела не пригоден.

Всю ночь Тариел проворочался без сна. Ему все время чудился звук рояля. Звук этот слышался настолько явственно, что он даже хотел встать и зайти в комнату Андро. Рядом безмятежно спала Мариам, и это красноречивей слов говорило о том, что все ему только чудится.

Тариел закрыл глаза, прикрыв их для верности ладонью. Но Андро по-прежнему был перед глазами. Он сидел за роялем в одной рубашке с расстегнутым воротом, зажав папиросу в зубах. Тариел закрыл уши руками, но звук рояля слышался по-прежнему отчетливо, такой знакомый, такой близкий.

Сколько раз, уже лежа в постели, слушали они с Мариам игру Андро. Он всегда садился к роялю ночью, именно в это время.

Каким бы усталым, каким бы взвинченным ни был Тариел, звук рояля всегда успокаивал и умиротворял его, и он безмятежно засыпал. Теперь же звук этот будоражил, тревожил его и никак не давал уснуть. Он еще раз посмотрел на жену. Мариам спала.

И Тариел не выдержал. В полной темноте он осторожно встал, на цыпочках, крадучись, вышел из комнаты в ванную, плеснул в лицо холодной воды и подставил голову под кран. Видение не исчезало — Андро по-прежнему сидел за роялем в распахнутой на груди рубашке, с зажженной папиросой в зубах. Тариел отчетливо видел даже дымок его папиросы, струящийся тонкой спиралью. Андро улыбался, искрились улыбкой его большие глаза, из распахнутой рубахи виднелась мохнатая, с проседью грудь.

Тариел торопливо оделся и вышел из квартиры. Глаза его невольно скользнули по двери квартиры Андро. Дверь была запломбирована. Но звуки рояля слышались явственно.

Тариел сбежал по лестнице и выскочил на улицу.

Дом содрогался, разрывался от звуков рояля, но все спали. И только Тариела даже на улице сопровождал торжественный, строгий гул рояля.

Тариел стремительно шел по улице. Позади остался дом, другой, еще и еще... Музыка затихла. Тариел замедлил шаг. Сердце его громко стучало, не хватало воздуха...

Город спал.

И море спало.

Тишину нарушали лишь шаги Тариела, гулко отдававшиеся на пустынной улице.

Тускло мигали уличные фонари.

Где-то закричал петух.

Скрипнула калитка.

В порту раздался короткий, прерывистый гудок.

Утренняя прохлада взбодрила Тариела, отогнала последние остатки сна. Он глубоко вдохнул воздух.

Остановился Тариел лишь у здания управления, открыл дверь и быстро поднялся на второй этаж. Он включил свет в коридоре, и сразу же в глаза ему бросилась дощечка с надписью: «Главный инженер». И вновь зазвучала музыка.

Тариел круто повернулся и пошел к своему кабинету. Резко щелкнул английский замок. Тариел распахнул дверь, вошел в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. Ком застрял у него в горле, дышалось трудно. Он присел к столу, и взгляд его помимо воли сразу же обратился к стулу, на котором сиживал Андро.

Но Андро не было. Тариел не видел его. И не слышно уже звуков рояля, но, опасаясь, как бы музыка не зазвучала вновь, Тариел схватил трубку телефона и набрал номер начальника снабжения Лонгиноза Ломджария.

Лонгиноз приходил на работу раньше всех, но теперь даже для него было слишком рано.

Тариел знал, что Лонгиноз наверняка уже встал. Лонгиноз был не только начальником снабжения, но одновременно ведал и жилищными делами. Тариел собирался поручить Лонгинозу снять комнаты для рабочих стройки в Сакоркио, Набада, Кулеви, Чаладиди, Квалони, Сагвичио, Сабажо и Патара Поти. Но ведь об этом он уже договорился с парторгом. Нет, Лонгинозу Тариел звонил только потому, чтобы не оставаться в одиночестве: никому, кроме Лонгиноза, он не мог позвонить в такую рань.

Лонгиноз Ломджария был человеком дела и отдавался ему беззаветно, честно и неустанно. Лонгиноз без оглядки, щедро и искренне любил людей. Для