Время прощать - Джон Гришэм

Так вот где она прячет «наши деньги».

Минимум четверо из детей, а также Ронтелл изъявили желание пойти с Симеоном в магазин, но ему требовалось побыть в покое. Он ухитрился прошмыгнуть через заднюю дверь, вскочить в пикап и уехать незамеченным.

Направляясь в Клэнтон, что в пятнадцати минутах езды, он наслаждался одиночеством. Симеон скучал по дальним дорогам, по дням, проведенным вдали от дома, по работающим допоздна барам, придорожным гостиницам и женщинам. В конце концов он бросит Летти и уедет далеко-далеко, но, черт побери, только не сейчас. Нет, сэр. В обозримом будущем Симеон Лэнг планировал изображать образцового мужа.

По крайней мере, так он себе говорил. Зачастую сам не мог понять, почему делает то, что делает. Какой-то вредный голос вдруг возникал ниоткуда, начинал нашептывать на ухо, и Симеон не мог противиться.

Заведение Тэнка находилось в нескольких милях к северу от Клэнтона, в конце щебенки, куда сворачивали только те, кто искал неприятностей на свою голову. У Тэнка не было лицензии на торговлю спиртным, и в его витрине не висело разрешение от Торговой палаты. Но запрет на пьянство, азартные игры и проституцию — все это было для других районов округа Форд.

Самое холодное пиво в округе содержалось в холодильниках Тэнка, и Симеон, как бы непринужденно ехавший мимо со списком продуктов в одном кармане и занятыми у адвоката деньгами в другом, вдруг почувствовал нестерпимую жажду. Ледяное пиво и партийка в кости или картишки — что может быть лучше в субботнее утро?

В зале стоял тяжелый дух никогда не выветривающегося табачного дыма, пол был завален мусором, однорукий парень, которого все здесь звали Лейтенантом, водил шваброй вокруг столов. По всей танцевальной площадке сверкали осколки стекла — свидетельство вчерашней традиционной драки.

— Кого-нибудь пристрелили? — спросил Симеон, со щелчком вскрывая пол-литровую банку.

— Пока нет. Двоих отправили в больницу с проломленными черепами, — ответил Онтарио.

Этот одноногий бармен отсидел за убийство двух первых жен. Сейчас он был не женат. Тэнк питал слабость к инвалидам, и у всех его работников не хватало одной-двух конечностей. У Бакстера, вышибалы, не было уха.

— Жаль, что я пропустил веселье, — пробормотал Симеон, отхлебывая пиво.

— Да, добрая была потасовка.

— Не сомневаюсь. Бенджи здесь?

— Думаю, да.

Местный крупье Бенджи вел игру в блэк-джек позади бара, в запертой комнате без окон. Из соседней комнаты доносились стук игральных костей и взволнованные голоса. Хорошенькая белая женщина, с обеими руками и ногами, а также прочими важными частями тела, целыми и выставленными напоказ, вошла и сказала Онтарио:

— Я здесь.

— А я думал, ты весь день проспишь.

— Жду клиентов. — Она, проходя мимо Симеона, слегка поскребла его по спине длинными искусственными алыми ногтями. — К работе готова, — проворковала красотка ему в ухо, но он притворился, что не слышит.

Ее звали Бонни, и она работала в одной из задних комнат заведения Тэнка, где многие чернокожие молодые люди округа Форд впервые преступали расовую границу. Симеон бывал там несколько раз, но на сегодня имел другие планы. Когда Бонни скрылась из виду, он прошел в глубину зала и постучался.

— На сколько? — впустив его и закрыв за ним дверь, спросил Бенджи.

— На тысячу, — хвастливо заявил Симеон, возомнив себя крупным игроком.

Он выложил десять стодолларовых бумажек и погладил поверхность игрового стола. У Бенджи округлились глаза.

— Матерь Божья, парень! А с Тэнком ты договорился?

— Нет. Только не говори, что никогда прежде не видел здесь куска.

— Минутку. — Бенджи достал из кармана ключ, отпер кассу, скрытую под столом, пересчитал наличность, подумал.

— Что ж, пожалуй, можно, — озабоченно произнес он. — В любом случае, насколько я помню, особой угрозы ты не представляешь.

— Заткнись и сдавай.

Бенджи обменял деньги на десять черных фишек. Открылась дверь, и в комнату прошмыгнул Онтарио со свежим пивом.

— Арахис у тебя есть? — спросил Симеон. — Эта сука не приготовила мне завтрак.

— Что-нибудь найдем, — пробормотал Онтарио, выходя.

— Учитывая то, что о ней говорят, — тасуя колоду, заметил Бенджи, — я бы на твоем месте не обзывал эту женщину плохими словами.

— А ты веришь всему, что говорят? — огрызнулся Симеон.

После первых шести сплитов появилась Бонни с пиалой разных орешков и запотевшей кружкой пива. Она успела переодеться. Теперь на ней были очень «экономное» прозрачное белье, черные чулки и экстравагантные туфли на платформе и высоченных каблуках — наряд, заставивший бы покраснеть и уличную девку. Симеон долго не мог оторвать от нее взгляда.

— О Господи, — пробормотал Бенджи.

— Желаете чего-нибудь еще? — поинтересовалась Бонни.

— Не сейчас, — ответил Симеон.

Через час, выпив три кружки пива он посмотрел на часы, понял, что пора уходить, но не смог заставить себя это сделать. Дом набит родней, охочей до дармовой выпивки и закуски. Летти невыносима. Ронтелла он и в лучшие времена терпеть не мог. И еще куча бегающих повсюду проклятых сопляков.

Снова появилась Бонни, на сей раз топлес, с новой кружкой пива. Симеон объявил перерыв, пообещав скоро вернуться.

Драка началась после того, как Симеон сделал дабл на двенадцати очках, что было глупостью, — это можно прочесть в любом учебнике. Бенджи сдал ему королеву, тем самым окончательно разорив, последние две фишки ушли в доход «казино».

— Одолжи мне пять сотен, — тут же потребовал Симеон.

— Тут тебе не банк, — как и следовало ожидать, ответил Бенджи. — Тэнк кредиты не выдает.

Симеон, уже прилично пьяный, шлепнул ладонью по столу и завопил:

— Дай мне пять фишек по сотне!

К тому времени в игру вступил еще один игрок — дородный молодой человек с бицепсами, круглыми, как баскетбольные мячи. Его все звали Раско, и он играл фишками по пять долларов, наблюдая, как Симеон мечет большие деньги, пока они у него не закончились.

— Эй, поосторожнее! — рявкнул он, сгребая в кучу фишки.

Присутствие Раско и так уже раздражало Симеона: он считал, что такой крутой клиент, как он, должен играть один на один против крупье. Нутром почуяв, что назревает драка, он сообразил: в подобной ситуации лучше сразу пустить кровь, первым нанеся удар, который может оказаться решающим. Он резко развернулся, ударил наотмашь, но промахнулся.

— А ну прекрати! Не здесь! — вопил Бенджи.

Раско вскочил со стула — он оказался гораздо выше, чем можно было подумать, когда сидел — и дважды жестко врезал Симеону по физиономии.

Какое-то время спустя Симеон очнулся на автостоянке, куда его отволокли и зашвырнули через задний борт в кузов собственного пикапа. Он сел, огляделся, никого не увидел, осторожно прикоснулся к неоткрывающемуся правому глазу, потом — к левой скуле, оказавшейся необычно пухлой и мягкой. Хотел посмотреть на часы, но их не было.

Мало того, что он просадил тысячу, украденную у Летти, так еще и лишился тех ста двадцати долларов, которые предназначались для покупки продуктов. У него стащили даже мелочь. Бумажник, правда, оставили, но в нем уже не было ничего ценного.

Сначала Симеон подумал было ворваться в притон, схватить за грудки одноногого Онтарио или однорукого Лейтенанта и потребовать, чтобы ему вернули украденные деньги — в конце концов, его ограбили в их заведении. Что за порядки они завели? Но потом передумал и уехал. Решил, вернется позднее, поговорит с Тэнком и все уладит.

Онтарио наблюдал за ним из окна. Когда пикап Симеона скрылся из виду, он позвонил в офис шерифа. Симеона остановили, как только он въехал в Клэнтон. Задержали за вождение в пьяном виде. Надели наручники и отправили в тюрьму, где бросили в камеру-вытрезвитель и сообщили, что ему не разрешается пользоваться телефоном, пока не очухается.

Впрочем, он и не горел желанием звонить домой.

К ленчу из Мемфиса прибыл Дариас с женой Натали и сворой детей. Разумеется, все были голодны, но Натали хоть привезла большое блюдо с кокосовым печеньем. Жена Ронтелла не привезла ничего.

Поскольку никаких признаков ни Симеона, ни продуктов не было, пришлось менять планы: в магазин Летти отправила Дариаса. Поев, все потихоньку переместились на воздух, где мальчишки принялись играть в футбол, а мужчины пить пиво. Ронтелл разжег гриль, и над задним двором, словно туман, поплыл густой аромат барбекю из свиных ребрышек. Женщины болтали и смеялись, сидя на террасе. Приехали новые гости: двое кузенов из Тьюпело и друзья из Клэнтона.

Все хотели побыть с Летти. Ей льстило всеобщее восхищенное внимание, и даже догадываясь о его причинах, она не могла не испытывать удовольствия, находясь в фокусе всеобщей лести. Никто не упоминал ни о завещании, ни о деньгах, ни о мистере Хаббарде, по крайней мере, в ее присутствии. Цифру двадцать миллионов так часто повсюду называли, притом с такой уверенностью, что она считалась уже неоспоримым и общеизвестным фактом. Деньги были реальностью, и Летти вот-вот должна была получить девяносто процентов огромного наследства.