Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е - Утченко Сергей Львович

Посольство Креза прибыло к святилищу. Торжественная церемония жертвоприношения началась с омовения послов в священном источнике. Очистившись для участия в жертвоприношении, послы Креза приблизились к алтарю, где высились богатейшие дары, которые царь Крез велел сжечь в честь бога-прорицателя. Тут были ложа из драгоценного дерева, украшенные золотой и серебряной обивкой, бесценные пурпурные ткани, золотые и серебряные сосуды, наполненные ароматическими маслами.

По знаку главного жреца весь этот великолепный костер запылал, распространяя благовонный дым, клубы которого высоко поднялись к безоблачному утреннему небу. Это было благоприятным признаком — богу была угодна жертва, приносимая царем.

Затем к алтарю привели мощных круторогих быков и овец с тонкой шелковистой шерстью. Все они были заранее осмотрены жрецами и одобрены ими как жертва, достойная божества. Животных окропили водой из священного источника и закололи во славу Аполлона. И снова все предзнаменования оказались благоприятными для послов Креза.

Закончив церемонию жертвоприношения, жрецы торжественно направились в храм. За ними по широким мраморным ступеням медленно поднялось и посольство с Садиаттом во главе. Лидийцы успели заметить, что самые значительные и драгоценные дары, привезенные ими, уже украсили храм. Две огромные чаши — одна золотая, другая серебряная — стояли на мраморных ступенях по сторонам главного входа. А статуя льва, отлитая из чистого золота, поставленная на золотые плиты, специально изготовленные по приказанию Креза в виде кирпичей, была помещена у колонн храма. Здесь же стояли четыре больших серебряных бочонка, украшенных искусной чеканкой. Они тоже были выставлены для обозрения как подношение богатейшего из царей великому богу-прорицателю.

Следуя за жрецами, послы прошли внутрь храма. На стенах притвора были начертаны изречения: «Познай самого себя», «Ничего слишком» и много других. Эти изречения приписывались семи мудрецам древности, которые, побывав в Дельфах, принесли, таким образом, в дар Аполлону свою мудрость. Здесь же на невысокой колонне стояла медная статуя прославленного Гомера. Войдя в следующее помещение, послы увидели мраморный жертвенник, посвященный богу Посейдону. Прямо напротив входа возвышалась на постаменте статуя прекрасного бога Аполлона. По сторонам его стояли статуи двух Мойр (богинь судьбы). Возле жертвенника находился священный очаг, где пылал неугасимый огонь. Здесь главный жрец остановил послов и, обратившись к Садиатту, приказал ему следовать за собой. Они вошли в самую важную и тайную часть храма — адитон, куда доступ разрешался только жрецам-прорицателям, истолкователям оракула Аполлона, и тому, кто желал получить ответ у божества. Адитон был сооружен над самой расселиной, из глубины которой поднимались удушливые испарения, вызывавшие пророческий экстаз у жрицы-предсказательницы — пифии. Ее устами бог Аполлон объявлял свою волю вопрошавшим его.

Садиатт увидел треножник, стоявший над глубокой расселиной. Он был обложен со всех сторон ветвями лавра, очевидно, для того, чтобы священные испарения не рассеивались по оборонам. Здесь было душно и сумрачно.

В сопровождении жрецов-истолкователей к треножнику проскользнула призрачная женская фигура в светлой девичьей одежде. В полумраке Садиатт не мог разглядеть лица пифии, но, когда она проходила, от ее одежды пахнуло благовонным дымом, которым ее окуривали перед тем, как она должна была воссесть на треножник.

Жрец подал пифии лавровую ветвь. В другой руке она держала листья лавра. Сев на треножник, пифия взяла листья лавра в рот и, опустив голову, погрузилась в забытье.

— Ты готов задать вопрос великому Аполлону? — спросил Садиатта главный жрец.

Садиатт утвердительно наклонил голову.

— Спрашивай, — повелительно сказал жрец.

— Царь лидийцев и прочих народов, Крез, — начал торжественно Садиатт, — почитая твой оракул единственным у людей, посылает дары, достойные твоих изречений, и спрашивает тебя, вести ли ему войну с персами и не соединиться ли в союзе с каким-либо другим войском?

Наступила глубокая тишина, нарушаемая лишь тяжелым прерывистым дыханием пифии, окруженной ядовитыми испарениями. Садиатт почувствовал, что сам начинает задыхаться в этой тяжелой, гнетущей атмосфере. Вдруг пифия, словно разбуженная чьим-то повелительным окриком, подняла отяжелевшую голову. В ее затуманенных глазах вспыхнул тусклый грозный огонь. Садиатту показалось сначала, что она глядит прямо на него, но потом он понял, что взор пифии устремлен далеко за пределы храма. Казалось, что этот пристальный взор проникает в далекую заморскую страну, откуда прибыл посол, и видит все, что ждет эту страну в ближайшем будущем.

Губы пифии раскрылись, она стала быстро бормотать слова, среди которых Садиатт разобрал, только «Галис», «Крез», «царство». Жрецы-истолкователи торопливо записывали ее бессвязные речи. Пифия замолкла так же внезапно, как и начала говорить. Садиатту почудилось в выражении ее измученного лица что-то зловещее и неотвратимое, но он подумал, что всему виной удушливая атмосфера прорицалища. Жрец вывел его из адитона, и Садиатт с наслаждением вдохнул свежий теплый воздух.

— Ответ ты получишь завтра, — сказал жрец, расставаясь с Садиаттом.

Когда царь Крез распечатал таблички, доставленные Садиаттом, то убедился, что ответ оракула весьма краток: «Галис, реку, перейдя, Крез обширное царство разрушит».

Сочтя, что это предсказание благоприятно, Крез выступил в поход против персов. И здесь счастье, сопровождавшее его всюду, ему изменило. Он был разбит и взят в плен персидским царем Киром, который решил сжечь его на костре. Взойдя на место казни, Крез трижды воскликнул: «О, Солон!» Кир потребовал, чтобы Крез объяснил ему, что значит это восклицание. И тут Крез рассказал, что некогда его, великого и самого богатого в мире владыку, посетил греческий мудрец Солон. Видя, как равнодушен Солон к роскоши и блеску, окружавшим царя, Крез спросил Солона, кого же мудрец считает самым счастливым человеком в мире. На это Солон ответил царю, что никого нельзя считать счастливым при жизни, так как никто не знает, какой конец его ждет. «И я, — закончил Крез, — разгневался на этого мудрейшего из людей, вместо того чтобы послушать его и научиться чему-нибудь. А теперь вижу, что он, глядя на мое тогдашнее положение, предугадывал мой конец».

Кир, пораженный этим повествованием, освободил Креза. Тогда Крез, возмущенный вероломством дельфийского оракула, вновь отправил посольство в Дельфы и велел принести в дар те цепи, в которых он шел на костер Кира. И еще велел спросить божество, не стыдно ли ему, Аполлону, ложным пророчеством подтолкнуть Креза, всегда высоко почитавшего святилище в Дельфах, на убийственную для лидийского царства войну. На это оракул дал примерно такой ответ. Прежде всего, сам Аполлон не может избегнуть того, что определено роком. Затем Крез неверно понял прорицание. Ведь, действительно, в результате войны было разрушено обширное царство самого Креза. Вот если бы Крез второй раз вопросил оракула, какое «обширное царство» имеет в виду Аполлон, тогда и ответ был бы более ясным.

И Крез, потерявший все, чем владел, был вынужден согласиться с тем, что прав оракул, упрекавший его в поспешности и неосмотрительности. Так закончилась история царя Креза, мало доверявшего собственным силам и слишком полагавшегося на прорицания оракула.

Но, хотя этот случай получил широкую известность во всем древнем мире, он нисколько не поколебал популярность дельфийского оракула.

Ни одно святилище в Греции не пользовалось таким авторитетом и не оказывало столь значительного влияния на жизнь эллинских государств, как оракул в Дельфах. Для важных государственных начинаний, таких, как ведение войны, основание колоний, установление законов или религиозных праздников, постройка храмов, — для всех решающим являлось вещее слово дельфийской: пифии. И даже у иноземных правителей и народов дельфийский оракул пользовался уважением и доверием. Ценные дары, поднесенные святилищу Аполлона целыми государствами и отдельными лицами, пополняли сокровищницы храма.