"Девочка в реакторе" (СИ) - Котова Анастасия

— Не дадим! Не отпустим!

— Дайте нам увидеть наших мужей!

— Вашим мужьям понадобиться чистая одежда! Те вещи, в которых они были на станции, сгорели, вы же не хотите отправить их голышом?

Дамочки дружно стихли и переглянулись между собой.

— Нужно немедленно собрать вещи, пока Васенька не улетел! — подруга кивнула в знак согласия, и девушки побежали в сторону общежития, находящегося рядом с пожарной частью.

Автобусы уже не ходили.

Девушки, сдерживая дыхание и рыдания, добежали до крупного трехэтажного здания, вихрем поднялись на второй этаж, побросали в дорожные сумки первые попавшиеся вещи и, громко хлопнув дверьми, выскочили наружу, навстречу беспросветной тьме.

Когда они вернулись, их мужей уже не было.

Глава IX

— Поздравляю вас, Валерий Алексеевич! Я выполнил вашу просьбу в самом лучшем виде!..

Валерий оторвался от чтения оставшихся на станции документов и пристально вгляделся в партийного чиновника.

— Вы достали две тысячи четыреста тонн свинца? Поздравляю!

— Бери больше, Валера, я умудрился заказать шесть тысяч тонн свинца!..

— Шесть… тысяч…?

— Знаете ли, Валерий Алексеевич, я не хочу, чтобы при тушении горящего масла мы испытывали дефицит. Бог его знает, сколько понадобится свинца, чтобы потушить этот чертов огонь!..

— Спасибо, Борис Евдокимович.

— Я смотрю, ты что-то узнал и не хочешь делиться, — председатель правительственной комиссии прищурился, прожигая ученого взглядом. — В чем дело, Валера? Что ты постоянно скрываешь? В последнее время ты очень странно себя ведешь.

— Вы ошибаетесь, Борис Евдокимович.

— Тайное становится явным, запомните это, Валерий Алексеевич! — торжествующе произнес Щербина и гордо удалился, покрутив в воздухе пальцем.

Заявление:

я, [зачеркнуто], прошу директора Чернобыльской атомной электростанции Виктора Петровича Брюханова об оказании мне [зачеркнуто] услуги, дабы исправить свою [зачеркнуто] и навсегда ее похоронить. [зачеркнуто] в сумме [зачеркнуто] будут предоставлены 26 [зачеркнуто] 1985 года.

Подпись: +

[на обратной стороне]

Фамилия:…

Имя:…

Отчество:…

Место рождения: [зачеркнуто], Москва.

Отец/мать: —

[зачеркнуто] семи лет, взятая [зачеркнуто], но в дальнейшем умерла [зачеркнуто] [зачеркнуто] [зачеркнуто], 15 [зачеркнуто] … года.

Заболевание: [зачеркнуто]

+

[на полях крупными буквами]

Об этом никому ни слова!!!

Валерий в сердцах скомкал бумагу, крепко сжав ее в кулаке. Его лицо покрылось багровыми пятнами, а на щеках заиграли желваки. Стиснув зубы, он швырнул скомканный листок в мусорное ведро:

— Он меня и здесь нашел!..

— Как они могли?! Это же не по-человечески! — навзрыд плакала Раиса, вытирая градом бежавшие слезы рукавом кофты и еле-еле плетясь за своей подругой.

Ночью посвежело. Подул прохладный ветер, принеся с собой запахи озона со стороны разрушенной станции. Город, погруженный в темноту, постепенно отходил ко сну, хотя улицы с каждой минутой заполнялись автобусами и милицейскими машинами с выключенными мигалками. По другую их сторону стояли разбросанные пожарные машины, один только вид которых приносил девушкам боль, заставляя рыдать навзрыд и канючить. Даже задранные сквозняком подолы летних платьев не смогли их отвлечь от горьких рыданий.

Под ногами хлюпала белая пена. Омытые улицы словно после проливного дождя. Весь месяц стоял сухой — тут климат совсем другой, чем на западе[10], хотя город расположен на севере. Его жители расхаживали в летних костюмах, открытой одежде, не боясь прохладного по вечерам ветра, дожидаясь с благоговением первых, срывающихся с неба, тяжелых капель.

— Уважаемые припятчане, связи с аварийной ситуацией на Чернобыльской атомной электростанции, было вынесено решение о временной эвакуации. Просьба собрать теплые вещи и спортивные костюмы. Срок предполагаемой эвакуации — пять-шесть дней. Пребывание на природе приветствуется. Палатки брать разрешается. Всего вам доброго.

Рая оторвалась от клеенки, смутно осознавая происходящее. На маленькой кухне, через стенку от комнаты, где она проживала с Василием, заработало радио: объявив о временной эвакуации, усталый голос дикторши сменился на веселую музыку, не совсем уместную обстановке.

По ту сторону здания вновь воцарилась духота, но девушка продолжала щеголять в вязаной кофте. Золотистые кудри свисали из-под прически, сделанной впопыхах, а лицо, вымазанное сажей (и где она только успела ее подхватить?..), оставалось заплаканным.

— Зато встретим Первомай на природе. Возьмем теплые вещи, гитары, купим самое лучшее и самое дорогое вино, наделаем шашлыков… красота!..

— Да уж… — вяло отреагировала Раиса, состроив унылую мину, — красота среди бегущих, первых нет и отстающих. Высоцкий. Вася любит его до умопомрачения. Даже пластинку с его песнями умудрился заслушать до дыр.

— Бедный Высоцкий, не дожил до наших дней…

— Интересно, какую бы песню он посвятил нашему происшествию?

— Переделанный Шопен на современный лад?

— Мне не до веселья, Таня! Мне не нужен никакой отдых на природе… без Васеньки…

Рая подошла к окну, плотнее закутавшись в кофту. Пронзающим взглядом зацепилась за крышу пожарной части, где все еще стояли распахнутые настежь ворота. По грязной щеке пробежала одинокая слеза. Лицо уже опухло от нескончаемых рыданий: едва вернувшись домой, девушка села за стол, молитвенно сложив руки, и начала протяжно выть, подобно голодному волку. Слезы лились куда попало, а сердце нещадно билось в груди.

Машина долго колесила вдоль пустующей дороги. Милицейские автомобили и бронетранспортеры стояли на въезде в Чернобыль, шоссе же близлежащих деревень осталось абсолютно свободным. Татьяна, та самая темноволосая подруга, повезла ее в деревню, к родителям ее мужа.

Весь путь прошел в странном забытье, и девушка внезапно вздрогнула, услышав откуда-то издалека собственный пронзительный крик:

— Мама, Васенька в Москве! Увезли специальным самолетом!

Еще один день пролетел незаметно, напоминая короткий черно-белый фильм: перед глазами, покрываясь россыпью помех, возникали образы припятской медсанчасти, толпа возмущенных женщин перед входом. Их крики еще долго будут звенеть в барабанных перепонках. Маленькая комнатка в общежитии, оставленная на несколько дней, с разбросанными по полу вещами, дневниками и аудиокассетами.

И злополучная Чернобыльская АЭС.

— Вася там… в Москве…

Под вечер, когда на деревню опустились сумерки, когда среди темноты вновь проглядывались чьих-то два зорких глаза, Рая почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Едва забежав за угол и прогнувшись в три погибели, на мокрую от поливов землю полилась обильная рвота. Кое-как добравшись до постели, девушка рухнула на кровать и отключилась, полностью погрузившись в сновидение.

— Рая! Рая!!

От пронзительного мужского голоса она резко распахнула веки. Сон как рукой сняло. На минуту ей показалось, что любимый, вложив в клич остатки сил, плакал, тянул к ней руки и умолял о помощи, хотя по ту сторону реальности она слышала только зов. Рая снова прилегла на кровать, положив голову на мягкую подушку, и перевернулась на бок.

“Я поступаю не очень хорошо, оставляя его там одного…”

— Ну куда ты такая? — она бегала по дому с вещами в руках. — У тебя же токсикоз, останься лучше дома, ничего с Васенькой не случится! Его там подлечат, и он вернется домой, как новенький!

— Мама, вы же знаете, что это невозможно…

— Упертая ты. Погубит тебя твое упрямство.

— Мама, я все решила. Вы только не переживайте так, все будет хорошо.

— Пусть отец повезет тебя в Москву!

Сняв со сберегательной книжки все деньги, что были у родителей мужа, машина двинулась в долгий путь. Дорога снова выпала из памяти. Происходящее вновь скрылось за завесой забытья, оставляя отчаяние наедине с упертостью — эти черты характера не совладали друг с другом, постоянно менялись местами, вызывая противоречивые желания: рыдать и сворачивать горы. Последнее взяло свое, и слезы на бледном лице моментально высохли.