Бритва Оккама - Анри Лёвенбрюк

А что, если Ари на самом деле не любит ее по-настоящему?

Что, если он испытывает к ней обычное физическое влечение? Желание обладать женщиной на десять лет моложе его. Удовольствие от того, что она тоже его хочет… А орхидеи, как она и подумала сначала, он купил не для нее…

Какой же она была дурой!

А вдруг именно этой последней пощечины ей и не хватало, чтобы наконец перевернуть страницу? Набраться храбрости и «встряхнуться», как говорили ее подруги. Легче возненавидеть его, чем забыть. Так пусть же катится к черту!

Лола подняла голову и отерла слезы рукавом. Она глубоко вздохнула, собираясь с силами, чтобы ехать назад. Потом повернула ключ зажигания и развернула машину на заснеженной дороге.

Затем включила автомагнитолу и настроила ее на полную мощность. Сиплый голос Дженис Джоплин тут же заполнил маленький салон.

Take another little piece of my heart now, baby!Oh, oh, break it![20]

Словно отгороженная от внешнего мира спасительным хрипом певицы в розовом боа, машина в снежном вихре неслась через Онкур. Молодая женщина кусала губы и судорожно сжимала руль, чтобы снова не разрыдаться. Она знала: обратная дорога будет для нее настоящей пыткой. Но надеялась, что это наказание, эта последняя рана поможет ей встать на ноги. Заставит смириться с неизбежным. Ари не создан для нее. Ари никогда не будет с ней. Никогда. Она должна это принять.

На последнем повороте, при выезде из города, ее ослепили фары машины, ехавшей ей навстречу.

51

— Обычно, как я тебе уже говорила, квадратом называют листок бумаги, на котором молодой компаньон отмечает город, где он побывал во время своего путешествия по Франции. Кроме того, в каждой кайенне делалась запись о том, что он оплатил проживание, чтобы его приняли в следующей кайенне. В нашей ложе мы называем своим квадратом одну из шести недостающих страниц Виллара. Во время наших собраний здесь, в кайенне, каждый должен показать мастеру ложи свой квадрат, чтобы получить право войти. Но теперь четыре квадрата похищены, в том числе и пергамент Поля.

— Тот, ксерокопию которого он мне прислал.

— Да.

Мона Сафран взглянула Ари прямо в глаза. Выражение ее лица было почти торжественным. Нарочито медленно она вынула из сумки плоский металлический футляр размером с листок писчей бумаги, сбоку запертый на крючок. Она осторожно его открыла, показав заключенное в нем сокровище: старый, изъеденный временем пергамент, аккуратно закрепленный по углам резинками.

— Вот мой квадрат, Ари. Пятый квадрат ложи Виллара из Онкура.

И она поставила открытый футляр на журнальный столик прямо перед ними.

Ари в нетерпении склонился над пергаментом. В том, что здесь и сейчас перед ним лежала загадочная страница, начертанная в XIII веке и прошедшая через столетия под тайной защитой преданных компаньонов долга, было что-то нереальное. Оригинал впечатлял его куда сильнее, чем присланная Полем ксерокопия.

На первый взгляд документ казался подлинным, если только это не была великолепная подделка. Во всяком случае, судя по цвету и сохранности пергамента, ему вполне могло быть восемьсот лет, что подтверждали и выцветшие чернила, и почерк.

Расположением текстов и рисунка пергамент напоминал ксерокс Поля Казо. Страница, в левом верхнем углу которой виднелась более поздняя надпись «L:.VdH:.», явно была того же размера. Чуть ниже шли разделенные на пары буквы: «RI NC ТА BR CA IO VO LI —O». Ари заметил, что даже тире перед буквой «О» было точно такое же, как на ксерокопии Поля.

Еще ниже — рисунок резной колонны, по-видимому церковной. Центральным элементом его была капитель, изображавшая разных сплетенных друг с другом животных. Рядом — первый, довольно короткий текст, опять на старопикардийском диалекте. А в самом низу располагалась главная надпись, на сей раз состоявшая из одной короткой фразы.

— Это… Это поразительно, — пробормотал Ари.

Он долго вглядывался в рисунок в дрожащем свете камина. Словно вся история, рассказанная Моной Сафран, становилась реальностью. Даже такой великий скептик, как он, был вынужден признать очевидное: все, что он от нее услышал, обретало достоверность.

— Мона, ты знаешь перевод? — спросил он, не сводя глаз со страницы.

— Конечно, — ответила она, затягиваясь сигаретой. — Тут нет ничего сложного, ты и сам бы мог перевести.

— Не сомневаюсь, в конце концов перевел бы, но прошу тебя…

Глаза Ари светились детской мольбой, и это, похоже, забавляло ее.

— Вот первый текст: «Por un de mes premiers esplois en le pais u fui nes moi couint esquarir le piere rude et naive». В общем, это значит: «Чтобы выполнить одну из первых моих работ на родной земле, мне пришлось обтесать камень».

— «Одну из первых моих работ на родной земле»?

— Да. Думаю, что эта колонна — одна из работ, выполненных Вилларом для аббатства в Воселле неподалеку отсюда. Хотя точно не скажу: от главных построек аббатства остались одни развалины, а церковь, в которой он, вероятно, работал, была полностью разрушена в восемнадцатом веке.

— А ведь я обращался к специалисту, и тот утверждал, что Виллар не был строителем…

— Я смотрю, ты зря времени не терял… Действительно, Виллар, вопреки утверждениям его исследователей, не был ни архитектором, ни строителем. Он был каменотесом, Ари. Любознательным и образованным, но всего лишь каменотесом. Любопытство и жажда знаний заставляли его делать записи и наброски, когда он перебирался со стройки на стройку. Так что на строительстве аббатства в Воселле он был не архитектором, а скульптором. И эта колонна, по всей видимости, стала одной из первых его работ.

— Понятно. А короткая фраза внизу?

— Ну, тут уж я тебе ни к чему. «Si feras tu. XXV. uers orient».

Аналитик задумался.

— Здесь ты сделаешь двадцать пять к востоку?

— Точно.

— А чего двадцать пять?

— Понятия не имею…

Ари покачал головой:

— Интересно. Как и на странице Поля, смахивает на игру в поиски сокровищ.

— Так оно и есть, Ари. На этих шести страницах Виллар из Онкура оставил указания, по которым можно найти какое-то место.

— Какое?

— Поверь, не знаю! И по правде говоря, не желаю знать. Вступая в ложу Виллара из Онкура, я поклялась никогда не искать это место. Цель нашей ложи, Ари, в том и заключается, чтобы никто никогда не узнал тайну, сокрытую Вилларом в его тетрадях. Никто, даже мы сами.

— Тогда зачем ты показываешь мне свой квадрат?

— Чтобы доказать, что доверяю тебе, к тому же тебе все равно никогда не собрать всех шести страниц.

— Так вот из-за чего совершаются убийства! Те, кто вас преследует, хотят собрать все шесть квадратов, чтобы проникнуть в тайну Виллара…

— Разумеется!

— Но это не объясняет модус операнди убийцы.

— Они психи, Ари. Настоящие психи. Ты же видел этого Альбера Крона…

— А ты уверена в его причастности?

— Даже не сомневайся. Ему-то Сильвен Ле Пеш и рассказал о нашей ложе.

— Он не один. На меня напали двое громил, а убийство совершила женщина.

— Да. Но, по-моему, заправляет всем он. К несчастью, я понятия не имею, кто его сообщники. Думала, мне удастся что-то разузнать на его конференции, но, увидев тебя, испугалась…

— Какая глупость. Тебе следовало еще тогда мне все рассказать.

— Я не имела права, Ари.

— Почему же ты передумала?

— По дороге домой я не могла избавиться от мысли, что Альбер Крон меня узнал. Я поняла это по его глазам. И испугалась. Я… Я больше не чувствую себя в безопасности. Он до меня доберется.

Ари глотнул виски. У них была хотя бы одна серьезная зацепка. Но этого мало. Понадобятся веские улики, нужно доказать, что Альбер Крон замешан в этом деле, найти его сообщников.

Аналитик снова вгляделся в квадрат Моны Сафран. Что за ним кроется? Какая тайна способна привлечь этого жуткого Альбера Крона?

— Мона, а что означают буквы вверху?

Галеристка улыбнулась:

— Сожалею, но этого я тебе не скажу.

— Ты обещала мне помочь!

— Найти убийц, а не расшифровать письмена Виллара, Ари.

— Думаю, мне легче было бы найти ваших преследователей, знай я, что они ищут в этих чертовых пергаментах!

— Хватит об этом. Я и так раскрыла тебе куда больше, чем имела право…

Мона Сафран встала и погладила Ари по голове:

— Я немного проголодалась. Не хочешь перекусить?

— С удовольствием.

Она направилась в смежную комнату.

— У меня нет ничего особенного, — бросила она. — Разве что печенье…

— Сойдет.

Ари бесшумно вынул из кармана, мобильный и включил режим фотографирования. Держа телефон над квадратом Моны, он на всякий случай сделал три снимка. Затем поспешно убрал аппарат, прежде чем вернулась хозяйка дома.