(Не)приемный папа (СИ) - Бран Ева

- Милая, пойдём с бабушкой, - Галина Алексеевна берёт Варю за руку и ведёт к двери. – Мама с папой сейчас в больницу поедут.

- Всё хорошо будет? – переживает Варя.

- Конечно. Обратно мама вернётся уже с братиком. Будешь ему колыбельные петь, как и собиралась.

Варя топчется на месте и всё равно немного нервничает, но Ксюша говорит, что с ней всё хорошо, и дочка может идти с бабушкой. А как только дверь за ними закрывается, складывается буквально пополам и скулит.

- Потерпи, маленькая, я сейчас.

Бросаюсь наверх, где стоит собранная сумка. Мы решили заранее всё подготовить. Ох, не зря. Быстро одеваюсь, беру одежду для Ксюши и сумку с вещами, потом помогаю жене одеться. На диване мокрое пятно. Жена косится на него виновато.

- Малыш, даже не думай об этом, - застёгиваю пальто и перехожу к сапогам.

- Дим, мне страшно, - пищит она. – Такое предчувствие нехорошее…

- Ксю, ну, что ты такое говоришь? Естественно тебе страшно. Рожать – это тебе не на пляже нежиться, - пытаюсь разрядить обстановку, хотя самого уже порядком колотит. До клиники ехать полтора часа. И это если без пробок. Правда, я читал, что первые роды обычно не меньше пяти часов длятся. Так, надо себя взять в руки.

В машине, примерно через час езды, Ксюша начинает натурально выть. До этого лишь губы кусала и постанывала. Видимо, меня от дороги боялась отвлечь. Но теперь её терпение закончилось.

- Малышь, уже почти доехали, - чувствую, как у меня на лбу испарина нервная проступает, руль сжимаю до побелевших костяшек. Понимаю, что нельзя показывать жене, что самому до усрачки страшно.

В клинику буквально влетаю, неся Ксюшу на руках. Сбивчиво объясняю врачам ситуацию. Раньше на две недели. Ксюша просит своего доктора, который её вёл всю беременность.

А потом жену увозят, и мне запрещают идти следом. Говорят, чтобы в комнате ожидания остался. Меня бомбит. Хочется метаться и крушить всё вокруг. Я сейчас с ней должен быть! Нет, о совместных родах разговора никогда не шло, но после того как увидел страх Ксюши, её растерянный вид и гримасу боли на лице…

Чёрт! Хватаюсь за голову, запуская пальцы в волосы. Плюхаюсь на стул и буквально тут же вскакиваю, наматываю несколько кругов по комнате, а потом всё повторяю. Не отдаю отчёта своим действиям. Так проходит около часа, а потом я не выдерживаю и несусь к медсестре.

- Где рожает Ксения Морозова?

- Вам сказали ждать, - она даже глаз не поднимает.

Ударяю кулаками по стойке и тут же извиняюсь за свою импульсивность.

- Я не буду заходить в палату. Просто хочу как можно ближе к жене быть.

Не знаю, чем это может помочь, но мне надо и всё тут. Какое-то иррациональное желание. Понимаю, что просто прихоть, но ничего с собой поделать не могу.

Медсестра не сдаётся ещё полчаса, а потом тяжело вздыхает и ведёт меня на третий этаж. Оказывается, во мне есть талант – брать людей измором.

- Здесь ваша жена. Только, ради бога, не заходите. Иначе меня уволят.

Я клятвенно обещаю быть паинькой и сажусь на скамейку. Из палаты доносится крик Ксюши и голоса врачей. Блин, я погорячился, когда решил сюда прийти. Теперь я не только знаю, что моя женщина страдает, но ещё и слышу это.

Ещё через час крики переходят на хрип, а на меня накатывает тошнота от стресса. В глазах тёмные мошки пляшут. Как же хочется зайти туда, подержать её за руку, сказать, что я рядом и очень её люблю…

Но я обещал этого не делать. Прямо пытка какая-то.

Ещё через час голос Ксюши вообще стихает. Зато галдёж врачей становится всё громче. Я слышу звон медицинских инструментов, и мне становится до одури страшно. Но заходить нельзя. Если ситуация вышла из-под контроля, то я только хуже сделаю, отвлекая врачей.

Вцепляюсь в полы халата и отбиваю ногой дробь, а про себя повторяю мантру: «всё будет хорошо». Раз за разом, пока в голове гудеть не начинает.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем слышу тоненький писк малыша. У меня родился сын! Но врач всё не выходит. Я стою и пялюсь на дверь, слыша как кричит маленький, но вот Ксюши совсем не улавливаю. И от этого /запрещено цензурой/, как страшно.

Когда дверь открывается, и выкатывают в специальном боксе моего сына, буквально простреливает насквозь. Такой маленький, красный, весь сморщенный, но самый прекрасный на свете.

- Как Ксюша? – спрашиваю осипшим голосом.

Врач качает головой и вздыхает, а у меня мир рушится. В ногах такая слабость, что падаю на скамью и хватаюсь за сердце.

- Она жива, - поспешно говорит врач.

Облегчение почему-то не наступает. Я чувствую, что здесь что-то не так.

- Ваша жена потеряла много крови. Еле справилась. Сейчас её жизнь висит на волоске.

- Что вы говорите?! – взрываюсь. Хочется с кулаками на врача броситься. Он ведь говорил, что Ксюша может родить, что беременность протекает нормально. – Почему вы дали ей надежду?! Вы же понимали риски!

- Я говорил, что ей надо восстановиться. Вы поспешили с зачатием. Если бы потерпели ещё полгода… Организму не хватило сил. Мы сделали всё возможное, чтобы спасти их обоих. Когда поняли, что надо выбирать, хотели у вас спросить, кого нам спасать, но Ксюша была ещё в сознании и не позволила. Сказала, что вы выберете её, а она хочет, чтобы жил Богдан. Но мы, действительно, сотворили чудо. Теперь всё в руках Всевышнего. Молитесь. Если он уже сотворил практически невозможное и дал вам сына, то может быть, он сотворит для вас ещё одно чудо?

Я без сил. В голове гулкий звон – последствие взорвавшегося в грудине снаряда. Почему все чудеса в моей жизни приходят через такие испытания? Почему за них приходится такую цену платить?

- Когда я смогу увидеть жену?

- Мы не можем сказать. У нас в клинике вход в реанимацию посторонним строго воспрещён.

- А как же сын?

- Он родился очень крепеньким пацанёнком, хоть и на две недели раньше срока. Вы сможете его забрать дней через пять. Мы пока понаблюдаем. А сейчас идите домой, отдохните, приготовьтесь к встрече сына. Мы сделаем всё, чтобы ваша жена осталась с вами.

Проглатываю комок в горле и продолжаю стоять истуканом даже после ухода врача. Ведь у Ксюши было нехорошее предчувствие…

Но что бы я смог сделать? Господи, почему всё так? Я же без неё жить не смогу! Так завыть в голос хочется, но все звуки в горле застревают. Не позволяю им выбраться наружу.

Как я вернусь домой в таком состоянии? Что скажу дочери? Я не понимаю.

В кармане пиликает мобильник. Смотрю на экран – 23 пропущенных вызова от родителей и от Галины Алексеевны. А я даже не слышал...

Первым делом звоню своей маме. Мне совет нужен. Я не понимаю, что делать дальше. Рассказываю ей всё, а сам собственный голос не узнаю. Грудину тиски страха сжали и не желают отпускать.

- Димочка, - всхлипывает мама. – Я помолюсь за Ксюшеньку. А ты верь, что всё обойдётся. Не для того вы прошли через такое количество испытаний, чтобы так… Она обязательно выкарабкается. Тогда очнулась, а сейчас её ещё один человечек дожидается. Не может она уйти и бросить вас. Обязательно вернётся.

- Угу, - одним выдохом.

- Соберись и езжай к дочери. Скажи, что всё нормально, что мама скоро вернётся.

- А если?.. – не получается озвучить страшное. Что если это будет враньём?

- Без «если», - говорит мама твёрдым голосом. – И ты даже думать не смей по-другому. В прошлый раз ведь запретил себе и сейчас запрети.

Кое-как собираю себя в кучу и еду домой. Перед этим Галине Алексеевне звоню и рассказываю всё, как можно мягче. Утаиваю, что жизнь Ксюши на волоске висит. Говорю, что врачи её в искусственную кому ввели, чтобы организм немного восстановить.

Хорошо, что уже ночь, и Варя спит. Я бы не смог сейчас с ней разговаривать и делать вид, что всё в порядке. Иду к себе в спальню, валюсь на кровать и глубоко дышу. А потом сгребаю подушку и молочу по ней кулаками. Остервенело, молча, долго. А после утыкаюсь в неё лицом и выпускаю застрявший в грудине звериный вой, который в хрип постепенно переходит.