Конан – гладиатор - Леонард Карпентер

Тем временем у противоположного края арены начались какие-то приготовления. Там находились те самые ворота, сквозь которые в день своего прибытия выехал на заклание цирк Ладдхью. Теперь Конан знал, что люди называли этот проход Вратами Бросающих Вызов. Вот они распахнулись, и на арену вырвалась разношерстная команда — кто верхом на лошади, кто пешком.

Все это были рослые воины с правильными чертами лица, одетые так, как одевались в горах и в пустыне. Но как ни засалены были изорванные одеяния, все-таки преобладали желто-коричневые цвета Хауранского войска. Кое на ком еще виднелись остатки тамошних доспехов с облезшим серебряным покрытием: у одного шлем, у другого щит, у третьего кольчуга, изредка — поножи или боевые рукавицы. Что касалось оружия, Конан приметил только мечи и кинжалы. Луков и длинных пик, присущих конникам, видно не было. К тому же из двух десятков пленников на конях сидело не более полудюжины. Несколько лошадей казались тощими и наполовину загнанными, а те, что выглядели свежее, были явно плохо обучены и не привыкли к своим наездникам. Сами воины тоже производили впечатление измученных и голодных. И, тем не менее, это были бойцы как на подбор: тощие, жилистые, насквозь прожаренные солнцем пустыни.

Они выбрались на арену и кое-как встали строем, с конниками по краям. Выстроились и гладиаторы. Среди них не было всадников, но с боков на арену выехали две колесницы, запряженные четверками коней, каждая с опытным возницей. На ту и другую колесницу без промедления забралось по двое гладиаторов с копьями и мечами. Среди них были Рогант и Мадазайя. Конан остался пешим: ему больше нравилось, когда его движение зависело только от него самого. Вот боевые повозки разъехались в стороны для вящей свободы маневра, и строй гладиаторов ожил. Цирковые бойцы выкрикивали оскорбления и угрозы, размахивали оружием (еще и затем, чтобы продемонстрировать мышцы).

Хауранцы, напротив, двигались вперед молча, сохраняя привычную фалангу, прикрытую с боков верховыми. Предчувствие не обмануло Конана: противник был и вправду нешуточный. Цирк погрузился в тишину. Ее нарушали лишь отдельные выкрики и замысловатые проклятия, долетавшие с трибун. Два строя постепенно сходились. Каждый из бойцов уже наметил себе первую жертву и теперь приглядывался к сопернику, пытаясь оценить его силу. Потом вдруг хлестнули кнуты, и две колесницы рванулись с места вскачь. Хауранские всадники, двигавшиеся по бокам пешего строя, пустили в ход шпоры, послав коней навстречу, а пешие с молчаливой яростью бросились вперед. Скоро зазвенела сталь, и раздались крики.

Всадники сшиблись с колесницами, но остановить их не смогли: те своей тяжестью отбросили наездников прочь, тем более что большинство отощавших коней, и так-то мало годилось для битвы. Пешие хауранцы вновь показали отменную выучку: вмиг сомкнули ряды и устояли перед натиском гладиаторов. Однако колесницы уже развернулись и начали раз за разом проноситься совсем близко от них. Из двоих воинов, стоявших на каждой, один орудовал мечом, другой метал дротики, причем почти в упор. Пешему строю почти невозможно выдержать такую атаку. На горцев нападали то сзади, то спереди, вынуждая либо прикрываться щитами от дротиков, либо ломать строй и бежать. Так в скором времени и произошло, и гладиаторы с ревом устремились вперед, врываясь внутрь дрогнувшей фаланги.

Конан оказался носом к носу со смуглым широколицым воителем, чью верхнюю губу рассекал старый косой рубец. Дрался хауранец искусно, отбивая выпады Конана ржавым стальным щитом и стараясь его достать длинной кривой саблей. Киммериец сразу сообразил, что этот малый был бы гораздо опаснее, если бы сидел в седле. Ноги у него работали далеко не так проворно, как это требуется фехтовальщику. Может, с непривычки слишком долго тащился пешком, а может, избили в плену. Конан пнул его в колено, заставив споткнуться, потом нанес гулкий удар по шлему и обошел хауранца сбоку. Конец его меча проник под заднюю пластину вражеской брони, и короткий тычок снизу вверх оборвал земную жизнь хауранца. Конан еще не успел высвободить меч из обмякшего тела, когда к нему подлетел всадник. Киммериец немного запоздал вскинуть обагренный кровью клинок, но, к счастью для него, наказания не последовало: пугливый, необученный конь скакнул в сторону чуть-чуть раньше, чем следовало. Меч всадника прошел слишком высоко и скользнул по клинку Конана. Ругаясь, всадник развернул непослушное животное и взмахнул мечом, намереваясь добить киммерийца. Конан ждал его, низко припав к земле: пусть, как следует, нагнется в седле. Когда же вражеский меч пошел вниз, Конан не стал его отбивать, а, наоборот, метнулся навстречу, оказавшись так близко от лошади, что грива стегнула его по лицу. Крепко ухватив запястье опускавшейся вооруженной руки, Конан мощным рывком вытащил противника из седла. Надо отдать должное хауранцу: грохнувшись на песок, он не остался беспомощно лежать плашмя, а сразу перекатился и даже не выпустил меча из руки. Мгновенно вскочив на ноги, он обрушил на Конана град свистящих ударов.

Вот только противник ему достался не по зубам. В ударах хауранца не было достаточной силы: то ли сказалось падение с лошади, то ли прежние раны были тому виной. Сделав вид, что раскрылся, Конан заставил спешенного всадника сделать слишком дальний выпад и потерять равновесие на мокром песке… И тотчас нанес ответный удар, прикончив хауранца милосердным, быстрым движением.

Вокруг стоял жуткий вой и лязг боя, но Конану показалось — или не показалось? — будто в момент гибели всадника одобрительный рев трибун сделался чуточку громче. Его слуха коснулись даже отдельные крики, каким-то образом прорезавшие всеобщий гвалт.

— Конан!!!.. — пронзительно вопили какие-то почитатели.

— Да здравствует Конан Сокрушитель!!!..

Киммериец стащил с головы неуклюжий шлем и ответил на приветствия, тряхнув промокшей вороной гривой.

Бой между тем близился к завершению. Xaуранцы рассыпались по арене, и те, кого не переехали колесницы, гибли под мечами гладиаторов, действовавших слаженно и безжалостно.

Всадники еще пытались помочь своим пешим товарищам, но напарывались на копья или оказывались без лошадей, и ссаженных конников тут же ловили и рубили буквально на части.

Большинство хауранцев погибло, сражаясь, посередине арены. Только двое бросили наземь оружие и побежали к воротам. Но как они ни кричали, как ни колотили в них кулаками, ворота оставались закрытыми. Вскоре подоспели колесницы и прикончили беглецов. К неописуемому восторгу толпы, наблюдавшей их гибель в трех шагах от себя…

Конан не стал принимать участия в расправе над обреченным врагом. Оглядев арену, он ощутил странное разочарование. Верхом, на воле, в своих родных предгорьях хауранцы славились как поистине непревзойденные воины. Здесь, в Цирке, это были несчастные пленники, сломленные если не духовно, то физически. После того, как их морили голодом, и пешими тащили сотни лиг по раскаленной пустыне, они мало что могли противопоставить сытым и хорошо тренированным гладиаторам. Словом, бой показался Конану определенно нечестным. Вместо битвы, достойной мужчин, на арене происходила какая-то показуха.