Всего один день - Гейл Форман

— Как-то для этого парень слишком много рассуждал о влюбленности.

— О влюбленности, но не любви, — возражаю я. — Да и влюблен он был в Селин. — Хотя я помню ту очевидную жажду любви, с которой он говорил о родителях. И чувствую жар на своем запястье, словно его слюна еще там.

— Селин, — Ди щелкает пальцами, — та сексапильная француженка.

— Не такая уж она была сексапильная.

Ди закатывает глаза.

— Почему мы об этом не подумали? Как называется клуб, в котором она работала? Где твой чемодан остался?

— Понятия не имею.

— Ладно. Где он находится?

— Недалеко от вокзала.

— Какого вокзала?

Я пожимаю плечами. Я как заблокировала эти воспоминания.

Ди хватает мой ноутбук.

— Да ты просто упрямишься, — и начинает стучать по клавиатуре. — Ты ехала из Лондона, значит, на Северный вокзал.

— Какой же ты умный, а?

Он открывает Гугл-карты и что-то пишет. Появляется куча красных флажков.

— Вот.

— Что?

— Ночные клубы рядом с Северным вокзалом. Обзванивай. Селин, я так думаю, работает в одном из них. Найдешь ее, найдешь его.

— Ага, возможно, даже в одной постели.

— Эллисон, ты же сама говорила, что надо видеть дальше собственного носа.

— Надо. Просто Селин мне больше видеть не хочется.

— Тебе насколько важно его найти?

— Не знаю. Важнее всего мне, наверное, узнать, что же произошло.

— Повод все же позвонить этой самой Селин.

— Что же мне, все эти клубы обзванивать? Ты забыл, я же по-французски не говорю.

— Да разве это трудно? — он морщит лицо, — Bon lacroix monsoir oui, très, chic chic croissant[38] путана ле франсе, — и ухмыляется. — Видишь? Легкотня.

— Это тоже французский?

— Нет, латынь. Можно еще того парня спрашивать, африканца.

Великан. С ним бы я не против поговорить, но, естественно, я не знаю его имени.

— Давай ты. У тебя это все лучше получается.

— Ты о чем? Я испанский учил.

— Я про то, как ты голоса меняешь, играешь.

— Я видел тебя в роли Розалинды. К тому же ты целый день играла Лулу и сейчас перед родителями изображаешь студентку, готовящуюся к меду.

Я опускаю глаза и принимаюсь ковырять ноготь.

— Я просто врушка.

— Нет. Ты экспериментируешь с разными личностями, как все те шекспировские герои. Все, кем ты притворяешься, в тебе уже есть. Именно поэтому ты и надеваешь эти маски.

Кали в этом году начала изучать французский, поэтому я спрашиваю у нее как будто невзначай, как можно пригласить к телефону Селин или бармена-сенегальца, у которого есть брат в Рочестере. Поначалу она просто в шоке. Наверное, я с самого начала учебного года спрашиваю у нее что-то более человеческое, чем «Это твои носки?».

— Ну, это будет зависеть об большого числа факторов, — говорит она. — Кто эти люди? В каких вы отношениях? Французкий — это язык нюансов.

— Гм, а не может быть такого, что это просто люди, с которыми я хочу поговорить по телефону?

Кали смотрит на меня, сощурившись, а потом утыкается в книгу.

— Попробуй перевести через программу в Интернете.

Я делаю глубокий вдох и шумно выдыхаю.

— Ладно. В порядке следования это хорошенькая стервозина и приятный молодой человек, с которыми мне как-то довелось встретиться. Они оба работают в одном ночном клубе Парижа, и мне кажется, что у них есть ключ к моему… моему счастью. Это проясняет нужные нюансы?

Кали закрывает учебник и смотрит на меня.

— Да. И нет. — Она хватает листочек и начинает постукивать им по подбородку. — Ты случайно не знаешь, как зовут этого брата из Рочестера?

Я качаю головой.

— Он упомянул его, но произнес быстро. А что?

Кали пожимает плечами.

— Ну, просто если бы ты знала, можно было бы найти его самого в Рочестере, и так выйти на его брата.

— Боже, об этом я даже не подумала. Может, мне удастся вспомнить и поискать. Спасибо.

— Просто поразительные вещи могут случиться, если попросишь о помощи, — соседка многозначительно смотрит на меня.

— Ты хочешь все узнать?

Ее поднятые брови как бы говорят: «Любят ли свиньи грязь?»

И я рассказываю ей, Кали, которая никак не грозила стать моим доверенным лицом, краткую версию своей саги.

— О боже. Да. Тогда все ясно.

— Что ясно?

— Почему ты все время держишься в стороне, всегда нам отказываешь. Мы-то думали, что мы тебе противны.

— Что? Нет! Не противны. Я просто чувствовала себя изгоем, и мне было жаль, что на вашу долю выпала такая соседка.

Кали закатывает глаза.

— Я перед тем, как сюда приехать, разошлась со своим парнем, а Дженн — со своей девушкой. Как ты думаешь, почему у меня столько фоток Бастера? Всем было фигово, все тосковали по дому. Поэтому мы и проводили столько времени на вечеринках.

Я качаю головой. Я и не знала. Я даже не пыталась что-то узнать. Потом я начинаю смеяться.

— У меня одна лучшая подружка с семи лет была. Я, кроме нее, ни с кем и не тусовалась из девчонок, и я, похоже, как-то упустила то время, когда люди учатся дружить.

— Ничего ты не упустила. Разве что ты и в детский сад не ходила.

Я беспомощно смотрю на нее. Конечно же, я ходила в садик.

— Если ты ходила в сад, то научилась заводить друзей. Это как бы первое, чему там учат, — она смотрит на меня. — Чтобы с тобой дружили… — начинает она.

— Надо дружить самому, — подхватываю я, вспоминая, что нам говорила миссис Финн. Или Барни.

Улыбаясь, Кали берется за ручку.

— Думаю, проще будет искать эту девицу Селин и сенегальского бармена, о его брате забудь. Много ли там барменов из Сенегала? А найдешь бармена, спроси, есть ли у него брат в Рочестере.

— Рош Эстере, — поправляю я. — Так он его называл.

— Это понятно. Так звучит куда солиднее. Вот, — она подает мне бумажку. Je voudrais parler à Céline ou au barman qui vient du Senegal, s’il vous plait[39]. Она написала и на французском, и транскрипцию, как это произносится. — Это как спросить их по-французски. Если тебе нужна помощь с этими звонками, дай знать. Друг может помочь.

Je voudrais parler à Céline ou au barman qui vient du Senegal, s’il vous plait. За следующую неделю я произнесла эту фразу так много раз — сначала репетировала, потом по телефону, и каждый разговор угнетал меня все больше и больше — так что не сомневаюсь, что теперь говорю ее и во сне. Я позвонила двадцать три раза. Je voudrais parler à Céline ou au barman qui vient du Senegal, s’il vous plait… Я говорю это, и происходит одно из трех: первое — вешают трубку. Второе — отвечают на разные лады non[40] и вешают трубку. Эти однозначные «нет» я вычеркиваю из списка. И третий вариант — начинают лепетать по-французски очень быстро, и я не могу ответить. «Céline? Barman? Senegal?»[41] — повторяю я в трубку, но слова тонут, как бракованные спасательные круги. Я же понятия не имею, что говорят эти люди. Может, что Селин и Великан пошли обедать и скоро вернутся. Или что Селин внизу, но сейчас занята — трахается с высоким голландцем.

Я решаю воспользоваться предложенной Кали помощью, иногда ей удается выяснить, что у них нет ни Селин, ни бармена-сенегальца, но чаще она тоже ничего не понимает, как и я. Тем временем они с Ди начинают искать через «Гугл» все возможные сенегальские имена с привязкой к Рочестеру. Мы даже делаем несколько звонков, но получается очень неловко и безрезультатно.

После двадцати четырех мучительных звонков ночные клубы близ Северного вокзала заканчиваются. Тогда я вспоминаю название группы на майке, которую дала нам Селин — Уиллему и мне. Я ищу ее в «Гугле» и изучаю график их выступлений. Но если они и играли в ее клубе, то очень давно, потому что сейчас они стали очень популярны и дают концерты только на больших сценах, но не в клубах.

К этому времени с того дня, когда я отправила ему письмо, прошло уже три недели, так что я и на этом фронте стала терять надежду. Шансы отыскать его и без того были невелики, а теперь вообще тают на глазах. Но, что страннее всего, ощущение собственной правоты вместе с этим не пропадает. Разве что, наоборот, крепнет.

— Ну, как у тебя с поисками Себастьяна? — спрашивает профессор Гленни однажды после урока, когда я подхожу забрать свое сочинение по «Цимбелину». Стоящие рядом поклонницы смотрят на меня ревностно — с тех пор, как я поговорила с ним про «Партизана Уилла», профессор зауважал меня еще больше. Ну а Ди он всегда любил.

— Да подзависло, — отвечаю я. — Больше зацепиться не за что.

Он ухмыляется.

— Зацепиться всегда есть за что. Как там говорят детективы в кино? «Иногда ларчик открывается просто», — последнее он произносит с ужасным нью-йоркским акцентом. И отдает мне мое сочинение. — Хорошо написала.

Я вижу большую пятерку с минусом, и меня захлестывает огромная волна гордости. Когда мы с Ди уходим, я все время посматриваю на нее, словно проверяя, не превратится ли она в тройку, хотя и знаю, что такого не бывает. Но все же никак не перестану проверять. И улыбаться. Заметив это, Ди начинает смеяться.