Правда фронтового разведчика - Татьяна Алексеева-Бескина

— Передавай команду! — Сердце старшего лейтенанта на миг онемело.

— Передавай команду! — еще раз решительно крикнул каким-то чужим голосом. — Вызываю огонь на себя!

По этой команде все наши орудия в окрестности обязаны перенести огневую мощь в эту точку. Несколько человек в панике заорали на командира, кто-то кричал, что пристрелит его, но команда была передана. И наверху началось!

До жути стало понятно, какой джинн был выпущен из бутылки: танковые снаряды готовы были измолотить погреб в щебенку, но мощные своды держали удары. Каждый выстрел — танковый ли, нашей ли артиллерии, теперь отдавался в пульсирующей голове: «Мимо! Не мой, не мой, не мой». Игорь сидел, плотно прижавшись к кирпичной стене, и вдруг стену сильно толкнуло. «Мой!» — охнуло сердце. Перед лицом на расстоянии вытянутого локтя кирпичи вспухли, и, как в замедленном кино, раскрылся цветок, и, прежде чем осыпаться кирпичной пылью, из него выпала на пол раскаленная болванка — сердечник подкалиберного снаряда…

Наверху стоял стон, взрывы сливались в рев. Налет был как вечность — минут десять. Игорь лихорадочно соображал — когда давать отбой. Попытался выглянуть в пробоину В стене. То, что он увидел, вернуло ему способность рассуждать: два танка горели, остальные разворачивались! Радист по рации с радостью закричал новую команду: «Отбой!» Люди повыскакивали из подвала под прикрытие стенки. Танки отходили.

Игорь увидел, что из одного горящего танка высунулся из башни человек, пытаясь спастись, и снял его автоматной очередью. Больше никто не показывался. Офицер в кожаной куртке так и завис, зацепившись внутри за что-то ногами. Выждав немного, пригибаясь к земле, Игорь подбежал к танку, потянул за куртку, вытряхивая документы, пока до них не добрался огонь. Сбоку свесился планшет с картой, рванул его с ремня. Быстро глянул на карту: карта минных полей — офицер был из саперов. Когда некоторое время спустя рассмотрел карту подробнее, оказалось — карта минных полей чуть ли не всей Восточной Пруссии и Мемельской области. Недолго думая, написал донесение и со связным отправил карту командиру полка.

За команду «Огонь на себя» по всем положениям безоговорочным было представление к званию Героя Советского Союза. Представление так и не было сделано. Как потом объяснили политработники — у Бескина было партийное взыскание за утерю карточки кандидата в партию. Вот уж… хотелось по-русски оценить эту ситуацию, а помягче — «в огороде бузина, а в Киеве — политработники…»

Стало известно позднее и другое, что Героя Советского Союза за ту самую карту минных полей Восточной Пруссии получил кто-то из командования. Вот тебе и случайность, плюс другая, минус партвзыскание!

К званиям Героев представляют только в нормальной, неидеологизированной армии. Подвиг — есть подвиг, а не деяние в честь чего-то или кого-то. И какое отношение к этому имеет украденная с кителем кандидатская карточка — картонка о принадлежности к партии и пиетет картонки, возведенный в абсолют? Жизнь человеческая дешевле была картонки. И еще раз пожалел Игорь, что не сказался в новом полку беспартийным.

А от того боя только и осталось как память — непривычно тяжелый для руки маленький черный снарядик, пощадивший в бою дважды несостоявшегося Героя Советского Союза.

Насчет карты сведущие люди объяснили потом простаку Бескину: надо было в зубах самому тащить эту карту по начальству… Маршал Баграмян в свое время сообразил, когда его танки вышли на берег Балтики, нарочным отослал бутылку балтийской воды лично Сталину — и соответствующие награды, почести. Неважно, что его танкистов оттуда потом оттеснили и добивать немцев в этом месте пришлось другим, пехтуре.

Разведчикам хитрости, смекалки не занимать, вот только не в деле добывания наград, об этом думать некогда.

Кстати, когда брали Виляны, Мадону, как выяснилось позднее, 26-я дивизия, «родная», была переброшена из-под Нарвы южнее Мадоны, и две дивизии, 123-я и 26-я, некоторое время были почти рядом. Знал бы, говорил потом Игорь, перебежал бы в свою. А затем 26-ю кинули под Кенигсберг, и пути дивизий разошлись. Это были еще Отголоски смершевского руководства боевыми действиями, когда «все смешалось в доме армейском…», когда Дивизии двигали на манер шахматных пешек, тысячами людей затыкали бреши неграмотных решений.

Его величество — случай

Случайности, случайности… После взятия Ариши расположились на почти целом хуторе Целавас, можно было привести себя в порядок, отдышаться, выспаться после трех суток боев. Под вечер даже вытащили из разбитого флигеля уцелевшее пианино. Начхим полка был не только не чужд музыке, но и прилично играл на фортепиано. Начал наигрывать что-то возвышенно-печальное, из классики. Играл проникновенно, даже как-то молитвенно. Предчувствие какое-то было, что ли? Вокруг расположились слушатели.

Шальной снаряд — он и есть шальной, непонятно, с какой стороны прилетел, наш ли, немецкий? Рванул в ту самую точку, где секунду назад звучала музыка, были люди, стоял инструмент. Несколько человек было убито, ранено. Война!

Ночевать все же надо. Расположились в доме, даже на кроватях. Ночью Игорю срочно потребовалось спуститься вниз из дома. Именно в эти секунды другой шальной снаряд врезался в стену дома, прямо под тем местом, где стояла его кровать, на которой он только что лежал, взорвался в комнате этажом ниже, где, по счастью, никого не было, не было больше и кровати.

Настало утро. Позавтракали вроде спокойно, и тут: «Воздух! Ложись!» Прыгнули в какую-то щель. Игорь так придавил командира полка, что тот должен был остаться плоским на всю жизнь. Оказавшись лицом вверх, сам Игорь готов был стать площе земли: прямо на них заходили немецкие бомбардировщики, посыпался черный горох — бомбы, и с тоской и холодком под ребрами он подумал, глядя в небеса: вот этого только и недоставало!

Как ни странно, второй год на фронте, столько атак, артналетов, а вот под настоящую бомбежку попал впервые, да еще рассматривая летящие на голову бомбы. В те места, где действуют разведчики, бомбить не летают, там других неприятностей под завязку…

Отбомбились, сволочи, улетели! Может, заметив расположение войск, сбросили оставшийся бомбовый груз? Не специально же летели бомбить хутор! Оказалось, где-то рядом, в радиусе километра, располагался штаб нашего крупного воинского соединения, под сурдинку бомбы, предназначавшиеся штабным, достались другим. Случайность!

Бог мой, сколько этих случайных секунд, сантиметров, шагов! Еще под Старой Руссой сел как-то Игорь на пеньке недалеко от командного пункта полка, минутка выдалась тихая, подложил на колено планшет, взялся за письмо маме, домой. Одиночный шальной снаряд разорвался неподалеку, в ветках сосны. Брызнули осколки, один — прямо по письму маме, прошил и планшет. Ну куда такое отправлять, писать новое уже не было времени, да и планшета жалко.