Обреченный убивать - Виталий Гладкий

Короче говоря, из шкуры лезу, чтобы стать типичным Ванькой Ивановым, каким его представляют себе турецкие спецслужбы, не упускающие нашего брата из-под надзора ни на миг.

То, что нас "пасут", не заметить может лишь дурак. Или Ванька-коммерсант, зашоренный будущими дивидендами от своего мелкокалиберного бизнеса.

Нас "водят" везде: на рынках, в гостинице, в кабаках и даже в банях, где самые ушлые из русских туристов расслабляются в ручищах толстопузых массажистов, похожих на живодеров. Не сомневаюсь, что и девицы легкого поведения, ублажающие особо нетерпеливых и отчаянных, состоят в штате турецкой контрразведки – чего не наплетешь в порыве страсти…

А в общем ничего удивительного и из ряда вон выходящего – приемы и методы работы спецслужб зарубежных стран мало чем отличаются от действий наших родных и горячо любимых народом гэбэшников.

Вот только одно меня удивляет – где турки столько денег берут на оплату такой оравы сексотов? Похоже, набеги "рашен туристов" весьма прибыльны для турецкой казны…

И только вечером я наконец становлюсь самим собой. Нет-нет, не Волкодавом – пока еще время не пришло, – а блудливым русским кобелем, вырвавшимся из-под опеки далекой и до икоты опостылевшей женушки Маньки, собирающей в это время колорадских жуков на загородной "фазенде".

Старательно маскируясь от горемычных товарищей по бизнесу – вся тургруппа проживает в одной гостинице, – я сматываюсь через черный ход и намыливаю пятки в недорогой ресторан, где, как ни странно, приличная кухня и добротные кондиционеры (конечно же японского производства). Однако в своей "маскировке" я стараюсь особо не усердствовать – чтобы не отстали денно и нощно торчащие на стреме "поводыри", изо всех сил пытающиеся изобразить полное незнание русского языка.

Конечно, дело одним рестораном не обходится – в поисках других увеселительных заведений я плутаю по городу почти до утра, и горемычные турецкие ищейки, наверное, поминают всуе не только своего аллаха, но и иностранных богов, сбивая ноги в кровь по выщербленным мостовым в погоне за русским прохвостом, столь падким на житейские услады.

Не сомневаюсь, что и мои собратья мешочники преподносят им такие же сюрпризы – по утрам мужская половина тургруппы вместо скудного завтрака жадно хлещет прохладительные напитки, наполняя полумрак гостиничного кафе, где мы столуемся, запахами не до конца переваренного шашлыка и забродившего иностранного пойла, булькающего в переполненных желудках.

Я жду курьера.

Кто он и какое у него задание, мне, понятное дело, не сообщили. Ну и плевать. Моя задача: встретить, проводить, куда он укажет, и защитить, если потребуется. Даже ценой своей жизни. Ни больше, ни меньше. Таков приказ Кончака. Не хило. Как говорится, факт налицо…

Вот только мне моя жизнь, дорогой полковник, почему-то ценнее всех твоих курьеров, вместе взятых. Может, кто-то подумает, что после перехода в ведомство Кончака я стал чересчур заботиться о своей шкуре? Ничуть.

Просто у меня появилось вполне естественное желание потратить нынешний, весьма солидный заработок с максимальным эффектом и размахом, чтобы хоть как-то компенсировать полумонашеский образ существования (жизнью мои прошлые годы назвать трудно), навязанный мне армейским уставом и кремлевскими чревовещателями.

А потому я сорю командировочными направо и налево, естественно, в пределах разумного с точки зрения Ваньки Иванова.

Хотя он, если честно, забулдыга еще тот…

Как отреагирует Кончак? Да пошел он… Скажу, что вживался в образ. А если и перестарался, то совсем чуть-чуть. От излишнего рвения.

В нашей армии таких особо исполнительных мудаков – хоть пруд пруди. И ничего, служат до пенсии да еще и награды получают…

Мы уезжаем. То есть – тургруппа. Автобусом.

К сожалению, с Ивановым опять хлопоты – этот сучий Ванька с Сухогрызовки в последний вечер устроил отвальную, сам накачался спиртным до положения риз и других упоил вусмерть.

Меня едва не волоком тащат через гостиничный холл, и я краем глаза замечаю довольные ухмылки турецких ищеек – ну наконец-то хоть раз ему плохо; аллах велик, он все видит…

Руководитель тургруппы, так сказать, старшой, в отчаянии – Иванова постоянно укачивает, и автобус тормозит едва не возле каждого туалета по пути следования. Следующие позади на задрипанной легковушке турецкие контрразведчики, которые освободят нас от своего пристального внимания только на границе, наверное, сочувствуют нашему начальнику-горемыке – это же надо, такого верзилу таскать на плечах по всем сортирным достопримечательностям.

Но всему бывает завершение, и вырвавшийся из запутанных городских переулков автобус наконец резво несется по неплохому шоссе, как застоявшийся конь. Все довольны, все спят. В том числе и Ванька Иванов – в широкополой панаме, на переднем сиденье, уткнувшись похмельной рожей в плечо старшого…

Я смотрю сквозь узкое оконце туалета на удаляющийся автобус и машину с турецкими ищейками и мысленно благодарю уставшего групповода – спасибо, брат, коллега, счастливого пути! Все ты выполнил на высочайшем уровне.

Судя по возрасту, звание у тебя не выше подполковничьего – такой себе серенький, невзрачный мужичонка в годах, которому благодаря старым связям удалось за счет туристической фирмы, бесплатно, прокатиться за шмотками в преддверие капиталистического рая, – но башка генеральская. Умен.

Это же надо: подменить в отхожем месте одного дылду на другого и все это на глазах ничего не подозревающих турецких контрразведчиков, злого, как пес, из-за нескончаемых по вине Иванова остановок водителя и жаждущих побыстрее да поудачнее проскочить все таможни "челноков", наевшихся досыта иностранных прелестей, а потому озверевших до умопомрачения и готовых растерзать любого, кто хоть на миг задержит их по пути к грядущему богатству и процветанию на ниве коммерции…

Полусонный, разомлевший от жары привратник сортира на меня даже не посмотрел – на кой я теперь ему? Я мельком взглянул в большое зеркало у входа и остался доволен – вылитый скандинав.

Впрочем, так оно и есть – я теперь швед и зовут меня Олаф. Темный парик, бородка и усы исчезли в выгребной яме вместе с яркой клетчатой рубашкой и парусиновыми штанами. Там же покоится и одежда моего двойника – такая, как сейчас на мне: белая фирменная тенниска и джинсы в заплатах.

К сожалению, мы несколько отличаемся по габаритам, а потому возвращающемуся домой нелегалу пришлось тащить в своей сумке два комплекта маскировочного одеяния.

Усаживаясь в припаркованный в тени "мерседес", я невольно посочувствовал парню – до границы с Болгарией езды где-то около пяти часов, и каково ему теперь с прикленными волосищами в такой духоте. Не говоря уже о винных выхлопах из глоток моих недавних сотоварищей по бизнесу.

Мимо "мерседеса", довольно пофыркивая, проехал серый "опель" с затемненными стеклами. Он, как и наш автобус, взял курс на Болгарию.

Стараясь не выказывать излишнего любопытства, краем глаза наблюдаю за его маневрами – выезд на шоссе загородила фура с болгарскими номерами. "Опель" я приметил, когда наш групповод помогал мне чесать в туалет.

На мой вопросительный взгляд он молча подмигнул. Успокоенный, я отложил этот фактик в одну из своих мозговых извилин; в "опеле" – прикрытие, а значит, нелегал-двойник – шишка не из последних.

Не думаю, что моя скромная персона тянет на такой шикарный эскорт – в кабине болгарской фуры, кроме водителя, сидели два очень серьезных парня с нехорошими серыми глазами, и в одном из них я узнал бывшего выпускника нашей спецшколы; его мне довелось видеть мельком, но зрительной памятью я никогда не страдал…

Мой "мерсик" пожирает дорогу, словно оголодалый пес. Несмотря на довольно потрепанный вид – а какая еще тачка может быть у небогатого шведского коммивояжера, представителя никому не известной, захудалой фирмы? – и преклонный возраст машины, новый форсированный двигатель "мерседеса" работает как швейцарские часы.

Я внимательно слежу за дорогой и в особенности за зеркалом заднего вида – не тянется ли за мной "хвост"? Сегодня у меня авторалли – я буду колесить по окрестностям Стамбула до посинения, пока не придет стопроцентная уверенность, что я чист, будто стеклышко, и мною интересуются лишь бродячие шавки, облаивающие машину из подворотен глинобитных "дворцов" турецкой бедноты.

Пока "мерс" добросовестно отрабатывает вложенные в него деньги наших налогоплательщиков, я знакомлюсь с содержанием бардачка. И остаюсь довольным: ксива у меня железная и бабок валом. То ли Кончак расщедрился, то ли местный резидент, ответственный за операцию, клевый малый.

Теперь я могу снять приличный номер в хорошей гостинице и коротать время в барах до прибытия моего подопечного со стаканом самого лучшего виски, которое только там сыщется.