Триктрак - Ольга Васильевна Болгова

особенно нечего. Довез вас до города, пытался разбудить, но понял, что это бесполезно. Пришлось уложить в гостиной на диване. Гм… Мне на службу, я подброшу вас до Вудкэм Драйв, но прежде прошу рассказать, что произошло с вами вчера.

Свободный тон плавно сменился официальным, его взгляд посуровел, словно он застегнулся на все пуговицы и надел галстук. Наверное, проклял ту минуту, когда притормозил возле меня в Истборне. Интересно, что он там делал? Вероятно, ездил по каким-то личным делам. Мысль о том, что у этого рыжего лысеющего крепыша-полицейского есть личная жизнь, в которую я влезла самым бессовестным образом, отчего-то взволновала. Чувствуя себя преступницей, запинаясь и старательно подбирая слова, начала рассказывать, что случилось со мной вчера. Инспектор слушал, иногда кивая, видимо, в знак того, что понимает мою неграмотную речь, изредка помогая подобрать слово, но не выказывая ни малейшего удивления, словно знал наперёд о моих злоключениях. Сыщик-профессионал, англичанин — одним словом, удивительным образом срабатывал стереотип. Или от волнения я не замечала его эмоций? Закончила рассказ тем же, чем и начала — позорным сном в его машине.

— Вы утверждаете, что уснули, когда выпили чай, предложенный сиделкой? — спросил Нейтан.

— Да, чай был необычный, из трав. И сильный запах трав повсюду.

Следовало признать, что действие того напитка или запаха, или всего вместе было настолько эффективным, что свалило меня дважды. Хотя, возможно, сказались усталость, переживания и практически пустой желудок.

— Меня усыпили? Но зачем? — озвучила я свои размышления.

— Этого я не знаю, но боюсь, что вы попали в какие-то неприятности.

— Надо же, а я и не подозревала, — пробормотала на родном языке и наткнулась на вопросительный взгляд Нейтана.

— Я не понимаю по-русски, — заметил он.

— Но я волнуюсь, мне трудно, — заныла я.

— Сочувствую, миссис Сверева. Вы очень хорошо говорите по-английски.

— Вы уже упоминать об этом.

Можно подозревать или придумывать, что угодно, пока все подозрения или выдумки не стали реальностью, оглушительной, как скрип вилки по дну сковороды. Мне начинало казаться, что реальность осталась там, за морем, на далёкой родине, которую я так опрометчиво покинула. Всё бы отдала, чтобы оказаться дома, на промозглом питерском ветру — чем лучше промозглый английский? Задумавшись, вздрогнула, когда услышала голос инспектора.

— Мне пора на службу. Куда вас отвезти?

— Но вы же предлагали отвезти меня на Вудкэм Драйв, — сердито пробормотала я. — Вот и везите… пожалуйста.

По правде говоря, ехать туда мне не очень хотелось, я боялась этого дома. Боялась, но, разозлившись на жизнь, себя и инспектора, упрямо повторила:

— Я поеду в дом Монтгомери и буду ждать его там. Мне некуда больше идти. Спасибо вам за всё, что вы для меня сделали.

Инспектор пригладил рыжеватые волосы, словно было что приглаживать, и сурово взглянул на меня.

— О’кей, поехали. У вас есть мой телефон. Вам нужно будет подъехать в участок, я пришлю за вами.

— Может, мне следует обратиться в посольство? — спросила я, осмелев окончательно.

— Ваше право, миссис Сверева, — ответил он.

По дороге он больше молчал, чем говорил. «Застегните ремень» и «Будьте осторожны» — две фразы, которые инспектор соизволил выдать по пути к переулку Лесной овраг. Я же тщетно пыталась сориентироваться в переплетении улиц Гастингса, по которым мы ехали.

— Будьте осторожны, миссис Сверева, — повторил Нейтан, высадив меня перед уже хорошо знакомым домом.

Дверца захлопнулась, темно-серое авто медленно, а затем все быстрее удалялось по переулку и вскоре скрылось за поворотом. Я осталась наедине с домом номер три.

Глава 13. Заходское. Грабители

Ася открыла глаза и долго лежала, боясь пошевелиться, изучая на потолке узоры теней, нарисованных светом уличного фонаря сквозь листву клёна, растущего прямо за окном. Из открытой форточки тянуло влагой, слышалась монотонная песня дождя, в которую без нот и дирижера врывались звуки моторов и голосов из таксопарка, что располагался напротив. Откуда-то из недоброй половины полутьмы прилетела мысль, что Акулов ушел ночью, вновь рассердившись. Мысль прилетела, подпортив радость, которая, вопреки всему, пела внутри, но мелодия зазвучала громче и отважней, когда, осторожно повернувшись, она увидела Лёнину ногу, торчащую из-под одеяла. Ася откинулась на подушку, глупо улыбаясь узорам на потолке, слушая свою мелодию. Подумать только, сколько счастья может принести вид босой ступни сорок второго размера!

Хозяин ступни зашевелился, заскрипели старые пружины, Ася охнула про себя, нырнула под одеяло, замерла в блаженном ужасе, прислушиваясь. Кажется, он встал и пошёл, она явственно услышала шлепанье босых ног по полу, резко повернулась, и… из-под пружин традиционно грохнулась на пол чертёжная доска, словно специально дожидалась этого, самого неподходящего момента. Или момент был подходящим? Ася вскочила, роняя одеяло и, словно с размаху, наткнулась взглядом на Леню, а он, остановившись в паре шагов, с сонным изумлением созерцал открывшийся перед ним пейзаж, точнее, натюрморт с кроватью.

— Блин… ну ты и гремишь, Асенька…

— Это не я, — глупо пробормотала она. — Это доска упала.

Он запустил пятерню в шевелюру, убрав волосы с лица, но взлохматил их ещё больше, с удовольствием потянулся и уселся на Асину кровать, восхитительно заспанный и практически нагой, и от этого уютно-домашний и притягательно-опасный. Асе захотелось дотронуться до него, до его подбородка, потемневшего от утренней щетины, до плеча, обещающего тугую прочность, до черноты волос на груди, струйкой спускающихся по поджарому животу. Вдруг, словно очнувшись, она поняла, что беззастенчиво разглядывает его, встретилась с ним взглядом, разумеется, покраснела и, протянув руку, провела пальцами по его щеке. Ей казалось, что сделала это не она, а другая девушка, за которой она наблюдала, дивясь её безрассудству и бесстыдству. Словно она, Ася, была зрительницей, а эта нахальная девица — актрисой на сцене. На какой-то миг вдруг пришла мысль о Смоличе, пришла, но была тотчас смята и отброшена прочь — это сделал, сам того не ведая, Акулов — Асин жест не мог не вызвать мгновенной реакции сгорающего от желания парня.

Вот так она и произошла, потеря её девственности, утром на скрипучей кровати, под шум дождя, невзирая на прошлое и будущее. Хотя, почему потеря? Расставание, познание, опыт, любовь… расставьте слова в любом порядке и добавьте свои, от перемены мест суть дела не меняется. Человечество долгие века кружило над этим тайным действом, словно коршун над добычей, придавая ему важность знакового ритуала, и хоть за последний век оно подрастеряло сей пафос, для любой девушки этот момент остается знаковым, независимо от времен и эпох.

Через час или больше, кто знает, Ася, выбравшись из объятий синеглазого соблазнителя, облачившись в свой клетчатый халатик,