Подмененная - Виктория Холт

Я взяла Люси за руку и вывела ее вперед.

— Надеюсь, вам понравится ваш новый дом, — выговорила Селеста так тщательно, словно заучила эти слова наизусть.

Я видела, что дети заворожены ею. Потом она улыбнулась Ли.

— Но… мы ведь встречались. Вы приезжали… я хорошо это помню.

Ли покраснела и смутилась. Кажется, ей не хотелось вспоминать о своем пребывании в Хай-Торе, хотя, судя по тому, что мы слышали от миссис Полгенни, Бурдоны были в восторге от ее работы.

Мисс Стрингер представилась и, похоже, произвела хорошее впечатление на Бенедикта и его жену, как, впрочем, и они на нее.

Нам показали помещения для детей, расположенные на верхнем этаже дома. Там все было просто, но элегантно: комнаты с высокими потолками, с окнами, начинающимися от самого пола и выходящими на площадь с садом в центре. Мисс Стрингер отвели комнату на этом же этаже, рядом разместилась Ли, тут же была и детская спальня.

Мы оставили их там, и Селеста провела меня в мою комнату, которая находилась на втором этаже.

— Я подумала, что ты сначала захочешь посмотреть, как малыши… как это сказать?

— Устроились, — подсказала я.

Селеста с улыбкой кивнула.

— Вот твоя комната.

Она была просторной и обставлена с той же элегантностью, отличавшей обстановку дома. Все было выдержано в голубых и кремовых тонах; здесь были те же высокие окна, из которых открывался тот же вид на площадь, что и из детской.

Селеста взяла меня под руку.

— Я так хочу, чтобы ты была счастлива здесь, — сказала она.

— Вы очень любезны.

— Твой…

— Мой отчим.

— Да, твой отчим… Он хочет, чтобы вы все были счастливы в его доме. — Она всплеснула руками и с очаровательной наивностью добавила:

— А поскольку этого хочет он, то хочу и я.

— Это очень мило с вашей стороны. Я уверена, что все сложится прекрасно.

Она согласно кивнула.

— Теперь я покидаю вас. — Она потерла ладони, как бы умывая их. — А когда ты… спустишься вниз, да? Мы будем пить чай… и говорить… Я думаю, именно этого хочет твой отчим.

— Спасибо. Кстати… как мне к вам обращаться?

— Селеста является моим именем… Я не буду мачехой, о нет. Должно быть, я слишком молода, чтобы звать меня мамой… ты не думаешь?

— Очень молода, — уверила я ее. — В таком случае я буду говорить просто — Селеста.

— Это будет так мило. — Она направилась к двери и на пороге оглянулась. — Я увижу тебя очень скоро… да?

— Очень скоро.

Когда она вышла, я подумала: «Судя по всему, она приятная женщина, и, видимо, мы уживемся с ней».

В этот вечер я ужинала с Бенедиктом и его женой.

За столом нас было трое. Дети уже улеглись в постели в своей детской. Когда я поднялась туда, чтобы пожелать Люси спокойной ночи, она обняла меня за шею и порывисто прижалась ко мне.

— Тебе здесь понравится, — шепнула я. — Моя комната будет прямо под твоей.

Она продолжала прижиматься ко мне.

— Здесь будет почти так же, как и там, а попозже мы съездим погостить в Кадор, — пообещала я.

Затем я подошла к кроватке Белинды. Приоткрыв один глаз, она взглянула на меня.

— Спокойной ночи, Белинда. Приятных сновидений. — Я склонилась и легонько поцеловала ее. — Тебе здесь тоже понравится.

Она кивнула и закрыла глаза.

Я поняла, что дети утомлены дальним путешествием и связанными с ним треволнениями.

В комнату проскользнула Ли.

— Они мгновенно уснут, — шепнула она.

Стол был накрыт в небольшой комнате, примыкающей к огромной внушительной гостиной, где Бенедикт, очевидно, принимал своих приятелей-политиков.

Предполагалось, что в этой маленькой комнате будет более интимная обстановка, но я продолжала ощущать скованность, как всегда в его обществе.

Когда подали рыбу, он сказал:

— Я решил, что детям следует некоторое время побыть в Лондоне, хотя, конечно, в Мэйнорли им будет гораздо лучше.

— Да, — согласилась я, — Думаю, Мэйнорли отлично подойдет им. В деревне они чувствуют себя свободнее.

— Вот именно.

— Здесь, конечно, есть парк. Я помню…

Я оборвала себя на половине фразы. Он понял, что я вспомнила о матери, а воспоминания о ней ранили его не меньше, чем меня.

К несчастью, Селеста поняла причину моего замешательства. Она была задета. Я быстро продолжила:

— Они могут гулять в парке, кормить там уток… но за городом, конечно, лучше. Они начнут ездить верхом, а кроме того, этот сад… Сад в Мэйнорли замечательный.

— Ты должна быть здесь, — сказала Селеста. — Здесь будет… как это называется?

— Она начнет выезжать, — подсказал Бенедикт. — Лондонский сезон. Да, Ребекке нужно быть здесь, и… — Он повернулся ко мне. — Я… мы решили, что дети очень расстроятся, если сразу же лишатся твоего общества. Они только что распрощались с твоими бабушкой и дедушкой, и это уже взволновало их. Так вот, я подумал, что лучше тебе на несколько недель остаться с ними в Лондоне, потом вы некоторое время поживете вместе в Мэйнорли, пока они там устроятся, а уж затем ты одна вернешься в Лондон.

— Я думаю, это неплохо придумано. При них останется Ли — очень важный для них человек.

— Она очень хорошая, — сказала Селеста.

— Да, ведь вы немножко знаете ее, — сказала я. — Она жила у вас, когда занималась реставрацией гобеленов в Хай-Торе.

— Дети скоро привыкнут к переменам, — заметил Бенедикт.

Я подумала: «Да, им придется привыкнуть. Тебе необходимо продемонстрировать своему избирательному округу свое счастливое семейство».

После этого разговор свелся к светской болтовне, мало интересовавшей меня и совершенно мне не запомнившейся. Но за это время я успела ощутить какое-то напряжение между супругами и подумала, что с этим браком не все обстоит так, уж блестяще. Меня удивляло, зачем он вообще женился. Я видела его со своей матерью — у них были совершенно иные взаимоотношения. Но вот с Селестой… с его стороны полностью отсутствовала какая бы то ни было страстная влюбленность. Мне даже показалось, что он относится к ней несколько свысока. Что же касается Селесты, то было ясно, что она безнадежно влюблена в этого человека.

Я пыталась оценить его как мужчину, но была столь перегружена своими предубеждениями и претензиями, что не могла выносить разумных суждений по этому поводу. Что-то подсказывало мне, что моя мать действительно любила его — он был ей более близок, чем мой благородный отец, хотя, конечно, их отношений я не могла наблюдать.

Бенедикт выглядел очень достойно, и при этом его никак нельзя было сравнить с Адонисом или Аполлоном. Он был высок, внушителен; черты его лица нельзя было назвать чеканными, но они явно свидетельствовали о силе характера. Он был очень богатым человеком, в нем ощущалась властность, и подумала, что эта черта, пожалуй, является существенным элементом мужской привлекательности. Да, этого в нем хватало.