Море в облаках - Татьяна Алхимова

торопилась домой, больше всего ей хотелось сейчас увидеть отца и оказаться в своей комнате. Как давно она там не была! Как же её родной дом без маленькой хозяйки?

Отец сидел в гостиной, читал книгу. Офелия осторожно подкралась к нему и обняла.

– О! – Мартин в изумлении повернулся и, увидев дочь, воскликнул, – ты приехала? Почему не сообщила?

– Хотела устроить тебе сюрприз! – она ловко обошла диван и плюхнулась рядом.

– Как я рад, что ты приехала! Офелия! На фотографиях ты совсем не такая взрослая, как вживую! Неужели ты моя дочь? – Мартин улыбался.

– Конечно, твоя! Самая настоящая. Ух, как же хорошо дома… Папа, я пригласила Лили на ужин! Хочу, чтобы мы собрались все вместе, как семья. А бабушки приедут на Рождество?

– Сколько информации, Офелия, я не успеваю за тобой, – Мартин рассмеялся. – Отлично, что зайдет Лили, но тогда мне придется сейчас же заняться готовкой. Все обязательно приедут, а раз ты тоже тут, то даже раньше Рождества! Я позвоню им.

– Вот и славно. Я пойду к себе, ужасно соскучилась по своей кровати и книгам!

Она поднялась на второй этаж и с некоторой тревогой открыла дверь комнаты. Здесь всё было так, словно не прошло почти полгода с момента отъезда. Вещи лежали на своих местах, игрушки сидели на полках, даже карандаши так же стояли в стаканчиках на столе. Здесь прошло её детство, здесь она мечтала, читала, играла, рисовала, плакала в подушку и смотрела в окно ночами. Всё – здесь. Фундамент большой жизни в этой крошечной комнате, с небольшим старым шкафом, смешным лоскутным покрывалом и обоями в цветочек. Странно, но раньше Офелия не обращала внимания не эти мелочи. А сейчас они вызывали в её душе трепет. Она подошла к окну и провела рукой по подоконнику. Гладкий, белый, как бумага. Письма!

Забыв обо всём, Офелия бросилась к шкафу. На верхней полке по-прежнему стояла коробка. Бережно поставив её на подоконник, девушка открыла крышку. Сверху лежал незнакомый конверт, его никто не вскрывал, а на лицевой стороне было выведено её имя хорошо знакомым почерком. Как? Откуда оно? Почему никто ничего не сообщил ей? Вне себя от обиды, Офелия бегом спустилась в кухню, где гремел посудой отец:

– Папа! Почему ты мне не сообщил? – она раскраснелась и сунула письмо чуть ли не в лицо Мартину.

– Офелия… Я думал, что это не так важно для тебя, раз ты не забрала коробку и…

– Она осталась здесь потому, что тут – мой дом! Тут безопасно! Папа! Когда пришло письмо?! – Офелия опустилась на стул, разочарованно глядя вокруг. Она чувствовала зияющую пустоту внутри.

– Давно. В конце лета, – сухо прошептал Мартин. – Прости.

– Ну, папа! Как ты мог?!

– Офелия…

– Не говори ничего. Не хочу слышать оправданий. Вы, взрослые, странные. Не все, конечно. Почему ты думаешь, что я такая же, как и ты? Что я готова отказаться даже от мыслей о прошлом? Какими бы они ни были? Даже если Жан не существует, я не хочу его забывать! Эти письма – единственное, что связывает меня с ним и с детством, с моими мечтами, – Офелия выдохнула и уже спокойнее сказала, – я пойду, погуляю. Вернусь к ужину.

С этими словами она сунула письмо в карман, накинула куртку и вышла из дома. Ноги сами несли её от дома номер десять вверх по Садовой улице. Конечно, зимой не было здесь того тепла и уюта, как летом. Но Офелии было всё равно. Она – дома, остальное не важно. Пусть нет теплого летнего ветра, запаха моря, пусть с неба сыпятся стеснительные мелкие снежинки. Пусть. Она должна пройти сквозь пустой фруктовый сад, через лесок, на свой холм. А там… Там она откроет конверт и обязательно прочтет строки, которые должна была прочитать давно, перед раскрытым окном.

Вершина холма встретила Офелию пронизывающим ветром и знакомым видом. Только крыши домов внизу укрыла легкая снежная дымка, как и волосы девушки, – она забыла и про шапку, и про капюшон. Ей не было холодно, и здесь – не одиноко. Она достала помятый конверт и осторожно открыла его. Руки слегка дрожали, когда Офелия разворачивала небольшой листок привычной желтоватой бумаги. Легкая шероховатость приятно ощущалась кожей. «Как персик», – внезапно подумала она. Внутри листка бумаги оказалась плоская засушенная роза. И больше ничего. Никаких слов. Пустой лист. Только цветок. Большой и красивый, как в саду у бабушки Томы. Самый лучший, наверняка.

Офелия смотрела на розу и никак не могла понять, что это значит. Какое-то нехорошее предчувствие бередило душу. Она подняла глаза к серому небу, пытаясь найти там ответы. Но искать нужно летом, когда светят яркие звезды или когда плывут облака, набираясь силы над морем и унося память о нем в далекие дали.

– Только не надо прощаться, – прошептала Офелия.

– Значит, не будем, – раздался тихий голос из-за спины, словно из другого мира, далекого и нереального.

Офелия оглянулась и увидела Жана. Он стоял чуть поодаль, накинув капюшон на голову. Ещё выше, чем раньше, серьезный, совсем не похожий на восемнадцатилетнего юношу.

– Жан, – шепнула девушка и шагнула в его сторону. Но он жестом остановил её.

– Привет, Офелия… – Жан медленно подходил, загребая ногами снег и чуть опустив голову.

– Но как?

– Знал, что ты будешь здесь. Последнее время я часто прихожу сюда. Ты же помнишь, что это не только твоё любимое место? – он остановился рядом, в паре шагов от Офелии, и тоже посмотрел на город.

– Я только сегодня получила твоё письмо. Отец ничего не сказал мне о нём.

– Но ты и сама не спросила, правда?

– Ты обиделся? – Офелия с трудом выговаривала слова, неожиданно ей стало холодно так, что задрожали губы.

– Нет, с чего бы? Большой мир, он такой… Заставляет забывать. Ничего нет в этом страшного.

– Я никогда не забывала! Всегда помнила. Просто… Ох, Жан. Я сама не знаю, что со мной произошло.

– А мы потеряли Дину, – неожиданно тихо, почти неразличимо произнес юноша. И у Офелии упало сердце.

– Что? – она повернулась к другу и попыталась разглядеть на его лице ответ.

– Так бывает с такими, как она. Эту розу Дина просила передать тебе. Чтобы ты помнила о том, как прекрасна, как чудесна жизнь. И что всё в мире слишком быстротечно, – Жан легко озвучивал эти слова, но они тяжелыми, серыми камнями падали на белый снег, и Офелия чувствовала всю боль, которую сейчас испытывал этот обычно веселый и беззаботный парень.

– Я не верю, – Офелии захотелось сесть. Ноги отказывались держать её.

– Никто не верит,