Бывшие. Я до сих пор люблю тебя - Даша Черничная

— Я беременна от тебя! — лезет в сумку и достает оттуда тесты на беременность, кидает в меня.

Уворачиваюсь, поднимаю парочку с пола — везде две полоски.

— Теперь веришь мне? — спрашивает, гордо задрав подбородок.

— Как это доказывает наличие беременности или то, что ребенок мой?

— А как мне еще доказать?

— Думаю, поход к врачу все расставит по местам.

— Отлично! — резко вскакивает на ноги.

— Выход там. Водитель отвезет тебя.

— Ну и сволочь же ты, Титов! — разворачивается и уходит, а я кричу ей вслед:

— Даже если этот ребенок мой, я все равно не вернусь к тебе!

— Это мы еще посмотрим! — и вот от заплаканной лани не остается и следа.

Едва за Инессой закрывается дверь, я достаю телефон, чтобы позвонить Тамиле и сказать, что вся эта хрень с беременностью — фантастика. Я больше чем уверен в этом. Но вместо длинных гудков меня встречает лишь тишина, а после «Абонент находится вне зоны доступа».

Глава 40. Правильно разыгранная партия

Тамила

— Вот, держи. Выпей, — Володя протягивает мне открытую бутылку с водой.

Я благодарна ему. И за то, что увел меня с выставки, и за то, что повез на набережную, а не к себе или ко мне домой. И за эту воду — как маленький знак искренней заботы.

— Спасибо.

Выпиваю половину бутылки. В горле пересохло от невысказанных слов. А их накопилось ой как много.

— Брось, Тамил, — Вова лишь отмахивается. — Ну что ты.

Сажусь на лавочку и ставлю локти на колени, роняю голову.

— Если честно, я вообще не понимаю, как ты можешь сейчас сидеть со мной и вот так спокойно общаться.

— А как мне надо с тобой общаться? — спрашивает устало.

— Не знаю. Ты должен ненавидеть меня. А ты помогаешь, продолжаешь заботиться, хотя я, по сути, предала тебя.

Володя вздыхает. Я слышу шорох, и следом мне на плечи ложится его легкая куртка. Я совсем забыла взять свою, когда покидала стены галереи. Как-то не до этого было.

Я придерживаю куртку и выпрямляюсь, сажусь полубоком, так, чтобы можно было взглянуть на мужчину.

— Вот. Я об этом, — показываю рукой на его куртку. — Вместо того чтобы обматерить меня, ты отдаешь мне свою одежду, чтобы я не замерзла.

Вова дергает плечами, но взгляд опускает, не выдерживает моего.

— Я пытался, Тамила. Пытался ненавидеть тебя, но потом понял — не за что.

— Я изменила тебе. Давай называть вещи своими именами.

— Тами… — он поднимает глаза к звездному небу. — Мне не за что ненавидеть тебя, потому что я сам виноват в этом. С женщиной нельзя так. Я забивал на тебя сколько раз? Бесчисленное множество. Между работой и тобой я даже не сомневаясь всегда выбирал первое. Сколько у нас было сорванных свиданий? Сколько важных для тебя мероприятий я пропустил? Черт, я даже не поздравил тебя с Восьмым марта! А ты терпела все, ни разу не вынесла мне мозг и ни в чем не упрекнула. Я ведь даже во время секса однажды чуть не уснул! Чем больше ты относилась с пониманием к моей загруженности, тем больше я садился тебе на шею. Мне не в чем тебя винить, Тамила. И я не держу на тебя зла. Даже наоборот, корю себя за самонадеянность. Все думал, что успею откупиться и восполнить недостаток общения с тобой.

Вова замолкает, а я смотрю на него распахнув рот. Я и правда не ожидала, что он покажет мне ситуацию с этой стороны.

— Оба виноваты, Вов, — в конечном итоге я соглашаюсь с ним.

— Что делать дальше будешь, Тамила? — спрашивает он аккуратно.

— Черт его знает, — трясу головой, пытаясь сбросить напряжение. — Для начала неплохо было бы вообще разобраться, действительно ли беременна Инесса. Мало ли, может, она решилась на обман? Мне показалось, что они с Германом не совсем легко расстались.

— Сколько они были вместе? Четыре года? Конечно, она планировала жить с Германом «долго и счастливо», а получила чемодан в руки и билет на вокзал, — подытоживает Вова.

— Если ребенок все-таки есть, то… то… ч-черт, я не знаю.

— Есть и есть, — неожиданно со злостью говорит он, — чем он мешает быть вам с Германом вместе?

— Послушай, ты когда-нибудь воспитывал ребенка в одиночку?

— Ну… нет.

— Это сложно. Очень. Потом дети вырастают, и им далеко не просто принять тот факт, что у всех родители — это семья, а у него одного родители — чужие друг другу люди. Знаешь, сколько всякого разного я прошла с Эмилией? Когда она, например, плакала и просила меня разрешить папе пожить с нами. А папа уже живет с другой тетей. Все это безумно сложная материя. Если ребенок есть, я считаю, что хотя бы ради него стоит попробовать построить семью. Тем более Гера с Инессой прекрасно прожили вместе четыре года.

Я жду комментария от Вовы, но он молчит, буравит меня взглядом, а потом неожиданно выдает:

— Значит, Инесса правильно разыграла эту партию, — слова звучат очень холодно, даже зло.

— Что? — хмурюсь.

— Она пошла к тебе, потому что в отношениях с Германом ты слабое звено, которым можно манипулировать с помощью ребенка, Тамила. С Германом эта манипуляция не прокатит. Не поддавайся на нее.

— Не ожидала от тебя такого… цинизма.

Это правда было очень неожиданно.

— Я просто смотрю на все со стороны. И вижу то, чего не видите вы под влиянием эмоций, хотя я уверен, что Герман знает Инессу и просчитал ее. Готов дать руку на отсечение, что даже если ребенок есть, он никогда не женится на Инессе. Будет поддерживать ребенка, но не более.

— В любом случае, это не твое дело. Прости… Мы сами разберемся, — поднимаюсь с лавочки.

— Ты только горячку не пори, Тамила. Ты женщина рассудительная, но как только дело касается Германа, что-то в твоей голове необъяснимое происходит.

— Любовь — страшная сила, — бормочу, глядя в пустоту. — Отвези меня домой, пожалуйста.

Едем в тишине. В этой же тишине Вова провожает меня до квартиры, мы коротко прощаемся. Я падаю на кровать без сил, нет желания даже раздеться.

Утром, едва рассвет забрезжил на горизонте, просыпаюсь. Сон всю ночь был беспокойный, я чувствую себя разбитой. Встаю с постели и поднимаю с пола сумочку.

Ночью я совсем забыла написать или позвонить Герману, а сейчас понимаю, что мой телефон выключен. Ставлю его на зарядку и тут же получаю несколько сообщений о пропущенных вызовах: Герман, мама, Ирма.

От Германа висит непрочитанное сообщение. Открывать его боюсь,