Семя зла(Сборник рассказов) - Бейли Баррингтон Дж.

— Я попробую, — пообещал я.

Из динамика донесся слабый вздох.

— Приведи ее сюда, и больше я тебя ни о чем не попрошу.

Я повернулся и вышел в некрашеную дверь, спустился по скрипучей лестнице, вернулся в сферу досягаемости звуков, света и ароматов парфюмерии жилых комнат и немногочисленных оставшихся гостей. На ходу я лениво прикидывал в уме стоимость нового путешествия к Селентенису.

Я дождался, пока уйдут все гости, и лишь после этого изложил Джанет свою идею. Она резким, недовольным жестом оправила на себе платье.

— Слишком дорого, — отрезала она. — Мы не можем бросаться такими деньгами.

— Но он мой брат.

Она раздраженно пригладила прическу.

— Ты не можешь найти… другого способа избавиться от этой каменюки? Выбросить ее в море или что-нибудь еще? Вообще говоря, я давненько уже подумываю ее выкинуть.

Она поднялась, поправила блузку и склонилась перед зеркалом, критически изучая макияж. Я в ужасе уставился на нее.

— Джанет, — начал я, увидев, как она проводит по брови влажным пальцем, — он хочет поговорить с тобой.

— Ты меня не одурачишь, я не поднимусь туда!

— Он просит совсем немногого, — взмолился я. — Это личность, Джанет, личность человека, с которым ты… была когда-то знакома. Разве для тебя он ничего не значит? Он хочет лишь попрощаться. Никаких неприятностей не будет.

Она развернулась на шпильках и вышла из комнаты. Сам не свой, я вскочил и кинулся за нею, упрашивая прислушаться. Не просите объяснить, что со мной было. Для меня в ту минуту не осталось в жизни более важных задач, нежели исполнить последнюю волю моего брата Джека. Я битый час говорил с Джанет у нас в спальне, не закрывая рта, и с каждой минутой упорство Джанет ослабевало.

Наконец я проговорил:

— Он все еще жив, разве ты не понимаешь?

Конечно же, именно этого она никогда и не понимала.

Вероятно, подумалось мне, людей она вообще живыми не считает.

— А я тут при чем? — возмутилась она, борясь со слезами.

Но потом сдалась, поднялась на ноги и поплелась вместе со мной в заднюю часть дома.

Я чувствовал, как ей страшно подниматься по чердачной лестнице, и придерживал ее за руку. Бедная девочка, промелькнуло у меня в голове. Я открыл дверь и провел ее за собой на чердак, где пахло плесенью и стоял неумолчный низкий гул.

Она озиралась, испуганная чужеродностью всего окружающего. Она была как рыба, выброшенная на берег.

— Джек, — произнес я, — Джанет здесь.

Последовала едва уловимая пауза, и из динамиков прозвучал хриплый голос, потрясший даже меня напором горечи и ненависти.

— Наконец-то приперлась, грязная шлюха! — сказал голос. — Как охеренно благородно с твоей стороны!

Бестелый голос на миг умолк, точно собираясь с силами, потом изверг парализующий поток ругательств и оскорблений. Сквозь эту брань просачивались подлинные чувства, которые Джек копил в себе так долго: разочарование и отвращение. Я осознал, что Джанет значила для него не меньше, чем для меня: она заполнила собой пустоту в его жизни, как случилось и с моей пустотой. Именно поэтому Джек настаивал на том, чтобы поговорить с Джанет.

Он никогда не сдается. Не мытьем, так катаньем добивается своего.

Джанет испустила слабый вопль ужаса, развернулась и убежала. Я услышал клацанье шпилек по лестнице.

— Ты зачем это сделал? — взорвался я.

— Ей не помешает парочка годных кошмаров, — сардонически ответствовал он. — Кстати, я хочу тебе кое в чем сознаться. Ты помнишь все, что я тебе понарассказывал про нас с Джанет, что я ее у тебя увел? Так вот, это была ложь!

Больше я от него ничего не добился. Я остался стоять как громом пораженный. Джанет я про ее измену никогда не расспрашивал: боялся показаться ревнивцем.

Когда Джек сознался, я вдруг сообразил, какая это была невероятная глупость — поверить, что Джанет закрутила с ним интрижку, что, если уж на то пошло, она вообще могла мне изменить. Она просто не такая.

И все же я поверил ему. Джек точно просчитал ход моих мыслей и даже многолетнее молчание. В этом извращенном смысле он был подлинным гением.

За те несколько секунд я осознал весь масштаб трагедии Джека. Зависть, вылившаяся в жестокую провокацию. Затем, после непредвиденного исхода, бесконечные раздумья. Бедный братишка: у него же явно крыша поехала.

Я метнулся вниз по лестнице, но Джанет уже покидала дом. Она не потрудилась даже забрать красивую одежду и дорогие ювелирные украшения. Упаковала небольшой чемодан, хлопнула входной дверью, не сказав ни слова, и была такова.

На следующий день я попросил профессора Жукера приехать. Не слишком задержавшись на Джанет, я рассказал ему про Джека.

Он задумчиво покивал, выбил пепел из трубки и отложил ее.

— Ты прав, — произнес он, — к тому же надеяться сохранять ему жизнь бесконечно мы не можем. Температура неминуемо вырастет, пускай и на долю малую, а ему не будет утешения в мысли, что основной ток продолжает странствовать по Селентенису. Спасти ему жизнь — веление обычной гуманности.

Жукер оплатил закупку дорогих картриджей, и я улетел. Что касается Джека, то я не стал даже спрашивать, по-прежнему ли он хочет вернуться. Я не собирался предоставлять ему выбора, поскольку понимал, что когда он исчезнет, я смогу вернуть Джанет себе.

Опустив корабль на Селентенис, я вышел, постоял немного у воздушного шлюза, взял рукой в перчатке зеленый обломок и зашвырнул его подальше.

Я даже не увидел, где он приземлился.

Прощай, братец Джек, и долгих тебе лет жизни! Темная туманность Монтгомери обширна и малоподвижна, так что годы твои, надо полагать, действительно будут долги. Ты проживешь до тех пор, пока не нагреется Селентенис, и, вероятно, все еще будешь здесь, когда исчезнет Земля.

Благодари окружающий тебя мрак. Когда сквозь него начнут мерцать звезды, твое долгое бдение окончится.

Что же до меня, то я счастливей в собственных плоти и крови. Какое-то время я буду радоваться Джанет, затем позволю своему телу тихо сгнить.

Порой я слышу в ночи ее всхлипы, но тянусь к ней, обнимаю и утешаю, и все приходит в порядок.

Семя зла

Бесконечное время.

Этернус[3], лишенный эмоционального восприятия, не мог даже ненавидеть Своих создателей; однако Ему было ведомо одиночество. Уникальный и единичный, Он страстно желал присутствия кого-нибудь другого, помимо Себя.

Его существование не имело ни конца, ни начала. Его окружала неустанная вселенская вибрация творения и распада, длившаяся без малейших пауз, пока галактики рождались и умирали, словно снежинки в крутящемся мираже вьюги. Созерцая нескончаемую активность, Этернус видел расы, империи, миры, наблюдал, как возносятся они и низвергаются обратно в ненасытную бездну; и Он завидовал мириадам существ, чьим жизням был дарован смысл уж одним тем, что жизни эти обязаны окончиться. Его же существование окончиться не могло, Ему были ведомы равно вечность и бесконечность, в коей исчезают все смыслы и структурные мотивы.

Этернус не имел вещественной структуры, а был запечатлен на ткани пространства и времени, так что воздействовать ни на какие материальные объекты не мог. Однако Свое внимание Он фокусировал по желанию где угодно, даже внутри атомов. И Он мог позвать: обратиться к душам без их ведома, склоняя их к общению с Собой.

Он выискивал некое сочетание событий, которое позволит извлечь кратковечное существо с вещественного плана бытия и переместить его в бестелесную вечность, единственным обитателем которой являлся сам Этернус. Лишь таким образом мог Он надеяться испытать чувство чужого присутствия, и лишь к этому Он стремился. Обозревая вещную юдоль, Он видел, что все доброе так или иначе разрушается, а зло переживает его. Поэтому внимание Этернуса сосредоточилось на определенной устойчивой последовательности, сотканной из алчности и страсти, и Его зов разнесся над волнами творения и распада. Призыв. Клич.