Наваждение - Елена Ласкарева

Недаром на символическом изображении две рыбки. Одна плывет вверх, одна вниз. Одна — к свету, одна — во тьму.

И меня разрывает пополам, словно одна часть меня стремится к духовности и совершенству, а другая…»

Брат Кирилл наклонился над журнальным столиком, на котором Катя разложила крупные необычные карты — колоду Таро.

— Ну, что тут у тебя? О, смерть?! Выход за круг бытия… Это интересно…

— Не понимаю, что это означает, — вздохнула Катя.

— Я ведь тебе объяснял.

— Но я не виновата, что не понимаю…

— Виновата, — нахмурился Кирилл. — Знания надо впитывать как губка, не подвергая сомнениям, и принимать сердцем, а не разумом.

— Я так и делаю… Я стараюсь…

Катя смешала карты и машинально перетасовала колоду.

Чего он от нее хочет? Ведь трудно найти более послушную ученицу…

Она и так совершенно подчинилась ему. Читает только то, что он ей дает, учит то, что он считает нужным, надевает то, что он покупает…

Да кто он для нее, в конце концов?! Бог или злой гений?

Руки дрогнули, и одна карта выпала из колоды и спланировала на пол. Катя нагнулась, чтобы поднять ее.

Первый аркан. «Маг». Перевернутый символ.

Маг. Учитель. Воля… Но если перевернут, значит, надо трактовать наоборот?

Лжеучитель? Шарлатан-фокусник? Безволие?

— Ты поедешь сегодня домой? — спросил ее Кирилл.

— А можно?

Он усмехнулся:

— Послушай, милая, надо иногда проявлять хоть маленькую самостоятельность. Если я скажу тебе утопиться, ты разве выполнишь беспрекословно? Не поинтересуешься зачем, для чего?

— Тебе лучше знать… — прошептала Катя, засовывая выпавшую карту в колоду вверх «рубашкой».

Когда Кирилл находился с ней рядом, он словно парализовывал ее волю, отнимал разум. Он ликвидировал ее как личность.

Это для паствы она была Светлой сестрой, доносящей молитвы до Пречистой. А для Кирилла стала глупой, нудной размазней, которая не может сказать ни слова, не имеет собственного мнения и на все спрашивает позволения, точно малое дитя.

— Одевайся, — велел Кирилл.

Послушница Аглая принесла Кате простое длинное пальто с белым искусственным воротником. Горностаевая шуба была убрана в большой шкаф Кирилловой гардеробной до нового торжественного случая.

— Петя отвезет тебя. И оставь его ночевать в комнате Агриппины. С утра приедете прямо в молельный дом, — распорядился Кирилл.

Катя кивнула.

— Кстати, как поживает твой мальчик? Чем он занят? Не воет со скуки? Или уже завел себе новую подружку? — усмехнулся Кирилл.

Катя возмущенно вскинула на него глаза. Щеки вспыхнули.

— Мы любим друг друга! Как ты можешь так говорить?! Ты все умеешь опошлить!

— Ах… Это любовь… Ну извини, сестра… — насмешливо протянул Кирилл. — Это неземная любовь… Такая возвышенная, что мне просто не постичь… — Он рывком сдернул с Кати пальто и швырнул его Аглае. — Унеси. Я передумал. Ты остаешься.

Ему нравилось терзать ее, мучить, целовать до синяков, кусать до боли. И Катя терпеливо сносила это, привычно прикусив губы, чтобы не крикнуть.

— А это любовь земная, — бурчал Кирилл, переворачивая ее на живот. — Это низменная страсть, это животная похоть… Ты презираешь это, Светлая моя сестра? Но тогда почему ты здесь, со мной, а не со своим возлюбленным? Отвечай!

Катя всхлипнула и покачала головой.

— Не знаешь? А я знаю! Потому что тебе хочется этого! Да! Я доставляю тебе такое удовольствие, какое твой молокосос не в состоянии тебе доставить.

Господи, какое удовольствие? Она едва терпит эту боль…

А Кирилл продолжал, распаляя сам себя. Ее покорное молчание только подстегивало его.

— Я знаю тебя всю! Каждый сантиметр тела, каждое движение души. Я читаю тебя, как книгу. Ты мазохистка, моя дорогая. Вот так тебе станет совсем хорошо! Ну!

Катя застонала.

— Ага! — обрадовался Кирилл. — Что я говорил?! А теперь опусти руки на пол. Упрись. Сделай стойку. Сейчас от наслаждения ты позабудешь, где земля, а где небо…

Он самодовольно усмехнулся и крепко схватил Катю за щиколотки, поднимая вверх ногами. Она дернулась и уткнулась лицом в его ступни.

— Целуй… — прохрипел он. — Больше страсти… Не забывай, неблагодарная, кто сделал тебя Светлой сестрой, кто тебя кормит, поит и платит за все… Ну, кто?

— Ты… брат мой… — сквозь слезы выдавила Катя и коснулась губами его ноги.

«Одна рыбка плывет вниз, а вторая вверх…

Одна плывет вниз… Вот так… вниз головой… в омут… в темную, засасывающую трясину…

И он прав… Мне это нравится… Мне приятно… И я кричу уже не от боли, не от страха, а от острого, ни на что не похожего наслаждения…

Наслаждение… Наваждение…

Мое тело болтается в воздухе, он крутит его, как хочет… Оно стало совсем невесомым… Ну да ведь в воде вес совсем не ощущается…

Спальня заполнена мутной тяжелой водой, и я захлебываюсь в ней, барахтаюсь, но все равно стремлюсь все ниже и ниже. Вопреки всем законам самосохранения не вверх, к свету, а на самое дно…

Еще… еще… еще…

Я теряю контроль, мысли путаются и исчезают, остается только этот телесный восторг…

Глубже… ниже… Этот вечный искус — окончательнее пасть…

Брат мой… Мой наставник… Мой любовник…»

— Тебе понравилось, — хрипло сказал Кирилл, зашвырнув безвольное тело Кати на кровать.

Она упала ничком, не в силах даже перевернуться. Все силы ушли на это утомительно-упоительное священнодействие…

Мысли путались в смятении: если это грязь и порок, то почему от этого так хорошо не только телу, но и душе? Если это низменная страсть, то почему усталость принесла восторг?

Раньше она знала только Димочку и только с ним испытывала телесные удовольствия.

Да даже телесное не было главным — ей было просто упоительно хорошо оттого, что любимый с ней рядом, что они занимаются любовью… От одной мысли об этом душа воспаряла к облакам…

А Кирилл показал ей, на что способно ее тело…

О! Катя со стыдом подумала, что оно еще на очень многое способно… Что сегодня она узнала о себе далеко не все…

Кирилл отвел в сторону ее закинутую на него руку и с довольной усмешкой сказал:

— Нет, продолжения не будет… Ты меня вымотала… Надо восстановить силы.

Он перекатился на спину и захрапел утомленно, по-хозяйски положив ладонь на Катину ягодицу.

И от этого прикосновения внутри нее вновь начал разливаться уже знакомый жар… Кожа в том месте, где лежала его рука, зазудела…

И Катя поймала себя на мысли, что хотела бы сейчас, как Аглая, получить хороший удар плеткой по нежной розовой коже, чтобы острая боль смешалась с неземным наслаждением…