Чемпион - Валерий Гуров

шагом по прогулочной тропинке, всерьёз намереваясь выполнить суточную норму по количеству пройденных шагов. Дыхание контролировал, руки держал у груди.

И чувствовал как тает грамм за граммом лишний вес. Молодое тело само хотело избавиться от лишних килограммов.

Приятное такое ощущение, подбадривает.

Благодаря удачной локации парка и близости к клубу «Боевые перчатки», вокруг водоёма частенько наматывали круги ребята боксеры из зала. Это сейчас бегать в городе — затея так себе, загазованность и мрак, задолбаешься выковыривать из носа чёрные шмотки пыли. А в 1991 на улице практически не было машин и воздух сохранял свою природную девственность и чистоту. Грех не воспользоваться. Потому Саня ничуть не удивился, когда увидел, что тренер вывел молодых на пробежку.

Та самая группа и тот самый тренер, к которому Пельмень заглядывал в зал.

Колона спортсменов приблизилась со спины, обогнула Саню на повороте. А завидев Пельменя начали в голос ржать — узнали.

— Мухаммада Али! — заорал Глиста, этот паршивец бежал среди первых.

Саня не нашёл ничего лучше, как помахать боксерам рукой. Здоров пацаны. Ага. Вы вот бегаете, а мы вот ходим.

Колону замыкал тренер, который в свои пятьдесят тренировался вместе с ребятами.

При виде Пельменя Пал Саныч улыбнулся. Окинул несостоявшегося ученика взглядом.

— Взялся за себя, пацан?

— Месяц тренер… — бросил Саня убегающему мужику в спину.

Ну а потом боксеры скрылись за поворотом.

Ну а Саня продолжил свою ходьбу.

Через двадцать минут он стоял у входа в больничку. Весь мокрый, но впервые чувствуя легкость после физической нагрузки.

БСМП оказалась самая что ни на есть советская и когда-то была большим советским начинанием — по задумке администрации здесь строился огромный комплекс на несколько зданий.

Правда союз приказал долго жить и комплекс так и не достроили — 5 зданий из 7 зияли жуткими пустыми окнами и голыми конструкциями железобетона. Обгорелого местами. На районе хорошо знали, что сие места давно облюбовали местные торчки и бомжики. Вот они, помимо того, что заброшку активно засирали и засыкали, также активно устраивали там пожары.

Зато самое здание больницы успели достроить — двенадцать этажей, все возможные отделения и сотни сотрудников спецов ещё советской закалки. Ах да, вторым достроенным зданием оказался двухэтажный морг… ходили слухи, что дельцы из БСМП смывали в речушку использованный формалин. И эти слухи, судя по цвету воды в водохранилище, мягко скажем смахивали на правду. Что, впрочем, не мешало купаться на «пляже» местным жителям… бывшему владельцу тела — тоже.

Саня поёжился при этой мысли и зашёл в тамбур.

Скрипнула дверь.

Пахнуло нафталинном. И смесью кучи лекарств.

На «ресепшене», коим оказался небольшой ободранный стол, сидела бабуля в желтоватом халате (белом по умолчании, но не выдержавшем 100500 стирок хозяйственным мылом). Бабулька разложила на столешнице газетёнку, большую кружку с чаем и горку семечек.

Вещал радиоприёмник, установленный рядом с телефоном.

Передавали, что прошли первые всенародные выборы главы государства в России и Борис Ельцин избран Президентом РСФСР.

Охренеть себе новости с утра пораньше.

— Ой-ой-ой… — запричитали бабка. — Алкаша во власть пустили. Теперь страну такую пропьёт.

Саня уже собирался пройти мимо, но бабулька завидела Пельменя, высыпала семечки на газетку, отряхнула руки.

— Куда? Стоять, молодой человек! У нас не проходной двор.

Пельмень остановился, думал ответить. А потом понял — хрен его знает куда. Он то понятия не имеет, где пацанёнок лежит.

— К другану, бабуль, Сёма звать, — сказал Пельмень. — Мелкий такой, тощий. С травмой поступил — под замес попал… Фамилия Тимофеев. Где то в вашей больничке отдыхает.

Бабулька прищурилась — понятное дело че за Сёма не припомнила, поди таких целых 12 этажей молодцев. И каждый второй под замес попал. Время такое началось — неспокойное.

— Сегодня не приемный день. В понедельник приходи.

— Мне бы пройти бабуль, можно же исключения сделать? Договоримся.

— Исключения… — бабуля фыркнула. — Этому исключение сделай, тому. А кто ж будет без исключений жить?

— Я ж хрен его знает, бабуль, — ответил Пельмень. — Много без исключений не наживешь.

— Вон доделались исключений, что алкаш теперь управляет страной. Ему бы вместо красной кнопки рюмку… эх! — она махнула рукой: пропади оно все пропадом. Союз развалили. — Пятьдесят копеек давай.

— Чего? — приподнял бровь Саня.

— Пятьдесят копеек и зайдёшь. Без записи, — бабулька подломала ладонью по журналу, куда видать записывала посетителей в приемные дни. — Ну или приходи в понедельник к своему Тимофееву.

— Ясно, — Саня пожал плечами.

Похлопал по карманам — свезло, что соседка сдачу после похода на базар отсыпала. Там чуть меньше рубля как раз осталось.

Достал горстку мелочи, отсчитал 50 копеек, сунул бабке. Интересные, конечно, у старой суждения — про исключения в смысле. Делать их не надо, а бабки все равно давай. Ну ну.

Бабуля — раз и денюжку себе в карман медицинского халата смела за милу душу.

— Как там твоего сорванца зовут? Напомни.

— Сёма Тимофеев. С сотрясом.

— Понятно, невралгия.

Бабка сняла трубку с телефонного аппарата, поднесла к уху, взглянула на лежащий на столе под стеклом списочек с номерами телефонов отделений. И набрала короткий внутренний номер.

— Аркадий Степаныч!

Говорила бабка с такой важностью, как будто звонила как минимум заведующему, а то и главврачу.

— У тебя лежит некий молодой человек Семён Тимофеев, на днях с сотрясением поступил?

Выслушала, что ей ответят. Положила трубку.

— Идите, молодой человек, вас ждут — двенадцатый этаж, как я и сказала он в невралгии, — с важным видом и чувством собственной значимости сказала она.

Глава 16

«На победу Перестройки

Горби массы собирает.

Между массами и Горби

гордо реет Боря вестник,

черной мельнице подобный.

То в мешке с моста бросаясь,

то стрелой летя на Запад,

он мычит…И массы

слышат радость в смелом рыке Бори.

В этом рыке — жажда власти.

Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе

слышат массы в рыке-мыке Бори…».

Песня о Боре Вестнике.

Пельмень думал подняться по лестнице — че нет то? Калории надо сжигать в большом количестве, а за такой подъем уйдёт сотня калорий как минимум. Но потом смекнул, что Аркадий Степаныч не станет его ждать. Ну и поехал на лифте.

Зашёл в небольшой закуток, где располагались два лифта, оба грузовых. Вызвал.

Оба сразу — какой первым приедет.

Лифты в больничке, что понятно были старого советского образца — с обитыми деревом кабинами. Пожжеными и истертыми кнопками.

Пельмень зашёл в кабину, повернувшись боком, нажал двенадцатый этаж и дверцы затарахтели, закрываясь. Там, в будущем, таких вот лифтов почти не осталось — после тридцатилетнего срока эксплуатации