Область трансцендентности - Игорь Байкалов

– Алексей Васильевич… – обратился я.

– Да?

– Вы действительно хотели… – я не договорил, не зная, как сказать дальше.

– Нет, не хотел, но и цацкаться с ним я не собираюсь.

На душе сразу полегчало. Я сел за стол, рядом с капитаном.

– А можно вопрос?

– Да.

– А что, Руслан… он всегда такой мрачный? – задал я вопрос, который уже давно меня мучил, ещё с первого полёта.

– Да, всегда. Он жил на Проксиме-2, вёл хозяйство, фермерствовал. Окончил службу, искал уединения. Война началась, когда он поехал в город, каргонцы разбомбили его дом. Все родные погибли, потому он и записался на флот. Руслан может показаться вспыльчивым, даже опасным, но он надёжный человек. Можешь мне поверить. О прошлом он предпочитает не говорить. И мы тоже. Это всё, что я знаю.

Теперь понятно, почему Руслан ушёл, как только заговорили про каргонцев. В глубине души я их тоже ненавидел за жертвы людей, оказавшихся в самом пекле войны. Раньше я пребывал в наивном неведении, думал, может, всё обойдётся, и ребята вернутся домой. Как наивно! Бой у Белой-2 развеял все иллюзии: теперь и я почувствовал на себе её бремя. Потерял друга. От осознания этой мысли сделалось невыносимо горько, и хоть я знал его чуть больше месяца, это ничего не меняло. Раньше я грузил себя работой, чтобы не думать об этом, гнал все мысли, а с Мирославом мы этой темы не касались, но теперь нахльшуло.

Я посмотрел на Северина, и по его взгляду понял, что он заметил смену моего настроения. Это было нетрудно, я и сам видел, как сжались мои кулаки. Он, молча, встал и, проходя мимо, похлопал меня по плечу.

Дверь открылась. Бернар лежал на неком подобии койки и даже не отреагировал на моё появление. Думаю, этим он выразил свой протест. Я понимал, что Проговский должен меня ненавидеть, ведь в его глазах все мы являлись рабами системы, а значит, его врагами.

– Я поесть принёс, – почему-то эти слова прозвучали как извинение.

Проговский ничего не ответил. Я поставил поднос с едой на стоящий рядом столик и уже направился к выходу, когда он, наконец, ответил:

– Как видишь, все мы пришли к одному, верно?

– Не понял.

Бернар безразлично посмотрел вверх.

– Ну, как же, как мы ни крутились, оказались в одной небольшой лодке. Что там будет дальше, неизвестно. Погибнем – так вместе, и все наши противоречия уже будут не важны, – ответил он и повторил. – Ни для кого они уже не важны.

– Они важны для нас.

– Верно, нашими поступками мы оставляем следы в реальности. Если их нет, то нас словно бы и не существовало.

– Иногда это шрамы, – заметил я.

– Не самое худшее решение, – он посмотрел на меня, ожидая ответа. Чего он хотел этим добиться?

– Но и не самое лучшее, – сказал я и поспешил выйти из импровизированной камеры.

Подходил к концу второй день нашего вынужденного путешествия. Мы все, кроме Мирослава, находящегося на посту, собрались в небольшой кают-компании поужинать. Несмотря на голод, еда не лезла в глотку. Мрачноватое настроение преобладало за нашим малым столом. Пожалуй, только Белоусов ел с аппетитом.

После ужина я вернулся к работе, но никак не мог сосредоточиться, на душе по-прежнему скребли кошки. Всё-таки совесть весьма странная штука: карает за то, что ты не со всеми в эти страшные минуты. Наверное, богу или кому-то ещё было угодно, чтобы у нас имелся этот механизм добра и самопожертвования. Сделал не так – получи муки совести. Не знаю, может быть, я уже начинаю ударяться в мистику. Порою набегали приступы, в моменты которых мне чудилось, будто Димка с укоризной смотрит на меня, говоря: «Да-а… не ожидал я такого от тебя… не ожидал, а я то тебя за человека считал, доверял!» Тогда мои кулаки сжимались до хруста. Несмотря на все попытки проконтролировать себя, я даже сломал ручку. Мирослав весьма выразительно посмотрел на меня, но ничего не сказал…

И всё-таки уже глубокой ночью по корабельному времени я закончил и готовился запустить Ястреба, о чём сообщил Северину. Алексей Васильевич в это время сменил на посту Мирослава и ожидал этого момента с нетерпением. Разведчик, наконец, мог обрести новый разум.

Старт базовых программ прошёл без ошибок, скрипты отработали, как следует. Я следил за их работой через планшетный ПК.

– Вижу попытки подключения, – сообщил Северин. Действительно, Ястреб проверял периферийные устройства, в том числе и мой наручный коммуникатор. Всё остальное для него было пока недоступно. Сначала следовало убедиться в адекватности моего «воспитанника». Я положил планшетный компьютер и спросил:

– Ястреб, ты меня слышишь?

– Согласно гносеологическому принципу непричастности трехзначной логики к конвекционным потокам информации и принимая во внимание принципиальную необратимость многозначной эвристики, можно осмыслить сущность немодального согласия, – прозвучал ответ.

Лицо капитана вытянулось в удивлении, а я застыл, пытаясь понять причины произошедшего сбоя: «Неужели рассыпались логические и семантические связи?!» Это катастрофа! Мне в жизнь не починить его!

– По-моему, связь работает, – заключил Ястреб. – Когда я получу доступ к основным ресурсам?

Мы с капитаном многозначительно переглянулись.

– Никогда так больше не делай! – прокричал я и рухнул в кресло.

– Я связь проверял. Что происходит? Насколько я понимаю, моя индивидуальность тебя не устраивает, тогда зачем ты скопировал всю информацию?

– Всё в порядке, искин, – ответил за меня Северин. – У всех нервы на пределе. Можешь принять контроль над кораблём?

– Да, но отчеты самодиагностики корабля показывают неполную работоспособность систем.

– Да, нас слегка задело, потеряли несколько сенсоров. Мелочи, ещё легко отделались…

Они продолжили разговор, а я старался успокоиться. Не выходило! Наверное, мне следовало поспать, но работа ещё не завершена. Я подобрал многострадальный планшетный компьютер и вернулся к выполнению своих рутинных обязанностей: давал доступ Ястребу к новым устройствам и проверял, как работают интерфейсы. Все они были стандартными, но, как у нас говорится, неисповедимы пути электронов. По мне лучше перестраховаться, ведь перенос для меня осуществлялся впервые, и хотелось убедиться, что Ястреб с блеском сыграет отведённую ему роль.

Через час в кабину зашёл Мирослав и поинтересовался, как дела. Пока они с Севериным обсуждали преимущества нового искина и его шуточку при запуске, я посмотрел на часы и удивился: вскоре наступало «утро», а значит, прошли уже сутки с тех пор, как я на ногах. Осознание этого факта сил не прибавило, скорее наоборот, я почувствовал, что моя чугунная голова скоро станет переспелой арбузной. Всё, на сегодня хватит. Утро вечера мудренее, но не когда проводишь сутки за монитором.