Прятки с тенью - Наталья Николаевна Александрова

шелковый шарф. Но самым заметным, самым важным в его облике были глаза – темные, выразительные, завораживающие. Я почувствовала, что эти глаза затягивают меня, как два бездонных колодца… у меня больше не было своей воли, своих мыслей – я готова была делать все, что он прикажет мне.

Пожилой человек отвел глаза, и ко мне снова вернулась способность рассуждать.

Во-первых, я вспомнила, где видела этого человека: мы встречались в доме-музее писателя Скабичевского…

Затем я удивленно перевела взгляд на своих мучителей.

Круглолицый стоял спиной к пожилому незнакомцу и еще не видел его, но Ахмет… Ахмет стоял к нему лицом, но ничего не делал, ничего не говорил. Он застыл, как каменное изваяние, на его лице было странное выражение растерянности и удивления.

– Ахмет, шприц! – приказал круглолицый.

Ахмет не шелохнулся.

Шеф удивленно повернулся к нему и тут заметил, что в комнате появился пожилой незнакомец.

– А это еще кто? – он потянулся к пистолету, но загадочный человек погрозил ему пальцем и негромким, густым, завораживающим голосом проговорил:

– Раз-два, раз-два, тяжелеет голова… три-четыре, три-четыре, веки стали словно гири…

– Что за черт… – протянул круглолицый вялым, полусонным голосом. – Кто ты такой…

В руке у старика возникли золотые часы на цепочке. Часы медленно, ритмично раскачивались, и круглолицый человек послушно следил за ними взглядом.

– Пять-шесть, пять-шесть, лучше будет вам присесть… – продолжил старик свою считалку, и круглолицый послушно опустился на пол, привалившись спиной к ножке стола.

На лице его проступило выражение глубокого покоя и умиротворения, глаза закрылись, и он безмятежно заснул.

Ахмет, который все еще стоял, как изваяние, сделал несколько шагов вперед, словно заводная кукла, и сел рядом со своим шефом. Его мрачное агрессивное лицо разгладилось, стало по-детски беззащитным и мягким, губы тронула улыбка. Как ребенок, он засунул в рот большой палец левой руки, пару раз чмокнул и тоже заснул.

Убедившись, что оба тюремщика спят, таинственный старик подошел к Эльзе и проговорил:

– Надеюсь, ты ничего лишнего им не сказала?

Лицо Эльзы на какое-то мгновение стало осмысленным, она едва слышно прошептала:

– Учитель… ты пришел… я знала… – но тут же рот снова безвольно приоткрылся, по подбородку побежала слюна, а глаза стали пустыми и бессмысленными.

– Жаль, кажется, я опоздал… – проговорил он, ни к кому не обращаясь. – Они вкололи ей скополамин…

– Она ничего им не сказала, – ответила я на его вопрос вместо Эльзы. – Потом они сделали ей инъекцию «сыворотки правды»…

– Вижу. – Старик достал из кармана складной нож, перерезал ремни, крепившие Эльзу к креслу, затем повернулся ко мне.

– Надеюсь, вы не оставите меня здесь? – спросила я, испуганно глядя то на старика, то на спящих мучителей.

– Нет, конечно, не оставлю, – ответил он каким-то странным тоном и разрезал мои путы. – Но нам нужно скорее уходить отсюда.

Он помог Эльзе подняться из кресла. Она двигалась послушно, как марионетка, но глаза ее по-прежнему были пустыми, а лицо – лишенным всякого выражения.

Старик подошел к той неприметной двери, через которую появился несколько минут назад, выглянул в нее и сделал мне знак идти вперед. Эльза стояла неподвижно, ему пришлось подтолкнуть ее в нужном направлении, тогда она послушно зашагала, как автомат.

Мы оказались в длинном, ярко освещенном коридоре. По обеим его сторонам были запертые двери, над некоторыми из них горели тревожным огнем красные лампочки. Наш пожилой спаситель уверенно шел вперед. Наконец мы остановились перед лифтом. Старик нажал кнопку, потом вставил в прорезь пластиковую карту. Раздалось негромкое гудение, и перед нами раскрылись дверцы кабины.

Кабина была большая, в углу ее на стуле сидел человек в черной униформе без знаков различия. Он крепко спал, откинув голову на спинку стула.

Я почувствовала себя так, как будто оказалась в царстве Спящей красавицы. Мне хотелось что-то спросить у своего спасителя, но мысли путались, как будто голова была наполнена какой-то вязкой субстанцией. Так бывает перед сном, когда явь путается с зарождающимся сновидением и граница между ними незаметно пропадает. Казалось, еще немного – и я тоже засну, как все эти люди.

– Что это… что это за место? – проговорила я сонным голосом, едва ворочая языком.

– К чему вам это знать? – проговорил старик, и я тотчас поняла, что он совершенно прав.

Он нажал на кнопку с цифрой «0», и кабина лифта стремительно заскользила, причем не вниз, как я ожидала, а вверх. Выходит, мы были под землей.

Вскоре кабина остановилась, дверцы разъехались, и мы оказались в просторном холле.

Мы прошли мимо охранника, который сладко спал на полу, причмокивая во сне губами, как младенец. Эльза все время отставала. Вид у нее был настолько жуткий, что я боялась оставлять ее позади. Она глядела вперед остановившимися глазами и переставляла ноги механически, как кукла, причем ясно было, что ничего она не видит. Изредка она открывала рот, как рыба, но вместо членораздельной речи вырывалось какое-то мычание.

Старик остановился у большого зеркала, которое находилось в конце коридора. Мы отразились в нем все – пожилой, старомодно одетый, но по-своему элегантный мужчина с глубокими темными глазами, я – всклокоченная, с потекшей тушью, в куртке, измазанной краской и рваных джинсах (наверно, в сундуке зацепилась за что-то), а также Эльза – с пустыми глазами, в грязном, криво застегнутом белом халате. Из полуоткрытого рта стекала ниточка слюны. Очевидно, на старика тоже повлияло это зрелище, потому что он снял с Эльзы белый халат и попытался пригладить ей волосы.

– Возьмите ее за руку! – приказал он, не поворачиваясь.

Все мое существо противилось этому, но ослушаться я не могла, так как уже видела, что может сделать этот старик. Он провел руками по зеркалу, и в нем открылась маленькая дверца. Я взяла Эльзу за руку. Было такое чувство, как будто я схватила большую дохлую лягушку.

За дверцей была небольшая лестница, всего несколько ступенек. Пройдя их, мы вышли, но не на улицу.

Помещение, в котором мы оказались, напоминало цветочный магазин, именно им он и оказался. Повсюду стояли букеты в жутких керамических вазонах, напоминающих крематорий или зал ритуальных услуг при кладбище. Розы, гвоздики, хризантемы, твердые, будто неживые, каллы, какие-то мелкие голубые цветочки в окружении зеленого кружевного аспарагуса. В дальнем углу, между азалией в ярком цветочном горшке и фиалками, спала продавщица – крепкая женщина лет сорока, как видно, удивительный старикан и тут уже успел воздействовать. Продавщица была усыпана тюльпанами и мелкими розочками, что тоже навевало похоронные ассоциации.

Эльза споткнулась о валявшийся букет лилий и встала на месте. Я тянула ее за руку, но безуспешно. Старик подошел, вгляделся в ее лицо и