Бестия. Том 2 - Джеки Коллинз

— Нет! — упорствовал Уоррис. — Правила затем и существуют, чтобы их нарушали.

— Только не в этом казино, сэр, — невозмутимо парировал служащий.

— Сволочи! — упорствовал Уоррис. — Правила затем и существуют, чтобы их нарушали.

Француз сделал знак швейцару, и тот вместе с вышибалой крепко взяли Уорриса под руки. Это разъярило его, и он разразился гнусными ругательствами.

— Прекрати! — Лаки выразительно округлила глаза и повернулась к подруге. — С кем ты связалась!

Та высокомерно тряхнула длинными светлыми волосами.

В это время из подъехавшего белого «роллс-ройса» выскочила жгучая брюнетка в самом сексуальном, самом обтягивающем платье, какое Лаки доводилось видеть, и, оторвавшись от своего спутника, высокого седовласого мужчины, ринулась к ним.

— Уоррис! — вопила она, как безумная. — Ах ты, подлец! Мерзавец! Где тебя носило?

Уоррис мигом прекратил сопротивление, стряхнул с себя вышибал и поправил одежду.

— Пиппа, — засуетился он, — я как раз собирался тебе звонить.

— Конечно, — саркастически отозвалась она. — А президент обкакался на площади Вашингтона!

Олимпия поспешила на выручку любимому. Заслонила собой потрясенного Уорриса и тоном собственницы спросила:

— Кто эта женщина, дорогой?

Пиппа уничтожила ее взглядом.

— Вот не знала, что ты путаешься с несовершеннолетними. В чем дело? Все просто упадут, когда узнают, что ты — растлитель малолеток!

— Пиппа, — в голосе Уорриса появились жесткие нотки, — познакомься с Олимпией Станислопулос, дочерью того самого Станислопулоса.

— О!

— Олимпия, радость моя, познакомься с моей коллегой, Пиппой Санчес.

«А я кто — свиная отбивная?» — подумала Лаки. Но вообще этот эпизод доставил ей огромное удовольствие. Полный кайф — видеть, как Уоррис барахтается в дерьме.

— Вот как? — обрадовался подошедший кавалер Пиппы. — Дорогая, так это твои друзья? Почему бы нам не пойти и не отметить радостную встречу?

Они пошли в «Старую голубятню» — большой, похожий на пещеру, ресторан на берегу, где всегда вживую играл джаз и хватало места для танцулек. Лаки пришла в восторг. Пора уже и ей повеселиться! Судя по здешним мальчикам, это должен быть ЕЕ вечер! Пока Олимпия с Уоррисом трахались до потери сознания, она даже не могла заниматься «почти». Пришло время наверстывать упущенное!

Пиппа с Уоррисом о чем-то деловито беседовали. Олимпия строила глазки боливийцу — приятелю Пиппы. Лаки прогулялась через запыленный зал до дамского туалета, а когда вышла, к ней тотчас прицепился симпатичный парень в тесных джинсах.

— Американка? — осклабился он.

Она усмехнулась в ответ и кивнула.

— Пошли, потанцуем? — он показал взглядом на площадку, где извивались парочки.

— С удовольствием!

Пиппу что-то беспокоило. Ведя серьезный разговор с Уоррисом о своем драгоценном сценарии, она то и дело хмурилась, словно в мозгу что-то сверлило.

— Дай только мне добраться до ее предка, — захлебывался Уоррис. — Представляешь, сколько у него денег?

— А кто другая девушка? — поинтересовалась Пиппа. — Брюнетка, подруга Олимпии?

— Не обращай внимания. Жуткая зануда.

— Кто она?

— А, просто шпана. Кажется, они вместе учились в школе. Или что-то в этом роде. А что?

Пиппа покачала головой.

— Сама не пойму. Вроде бы я ее где-то видела.

— А, все эти битники на одно лицо.

Пиппа нехотя кивнула.

— Когда ты думаешь встретиться с отцом Олимпии?

— Как можно скорее. В то же время нельзя слишком натягивать поводья.

Пиппа слушала и продолжала наблюдать за черноволосой девушкой на танцевальном пятачке. Чем она привлекла ее внимание?

— Ты трахаешься с Олимпией? — спросила она Уорриса. Ее собственные отношения с ним носили чисто деловой характер, если не считать одну пьяную ночь, когда они посчитали сделку состоявшейся. Траханье вышло ничего себе, а вот сделка не удалась. Оба сочли повторение нецелесообразным.

— Нет, — дурашливым тоном ответил Уоррис, — я просто ухаживаю у нее на вилле за комнатными цветами. Естественно, трахаюсь!

— Она несовершеннолетняя. Почему ты так уверен, что ее отец одобрит твои намерения?

— К моменту нашей встречи у него не будет выбора. Может, я на ней женюсь. Что ты об этом думаешь?

Пиппа улыбнулась.

— Ш-ш-ш!

К столику подходила Олимпия — после небольшой прогулки с боливийским ювелиром.

— Где Лаки? — осведомилась она, обмахиваясь тыльной стороной руки.

— Кто? — насторожилась Пиппа.

— Лаки. Моя подруга.

Ну да! Конечно же! То-то ее лицо показалось Пиппе знакомым — лицо Джино Сантанджело! Джино! Эта соплячка наверняка его дочь! Много ли в мире девушек с именем Лаки? Пиппа вспомнила набор золотых расчесок и щеточек, который Бой купил в подарок новорожденной и на которых велел выгравировать «Лаки Сантанджело». Пятнадцать лет прошло! Господи! А этот идиот Уоррис стелется перед девчонкой Станислопулос. Много он понимает!

Пиппа Санчес просияла.

— Уоррис. Это нужно отметить. Закажи шампанское. Кажется, этот вечер станет поворотным. Для каждого из нас.

Джино, 1966

Его дочь отсутствовала уже четыре дня, и Джино кипел от ярости. Он побывал в пансионе, откуда она удрала. Познакомился с обеими записками, пригрозил директрисе и, возвратившись в Нью-Йорк, стал ждать развития событий.

В доме на Бель Эр надеялись, что Лаки вот-вот появится. Когда стало ясно, что она не вернется, Джино предпринял собственное расследование. Он вместе с Костой вновь посетил пансион и хорошенько расспросил девушек из класса — безрезультатно. Директриса была в гневе и ледяным тоном заявила, что настаивает на обращении в полицию. Косте пришлось два часа уламывать ее: это не сулит ничего хорошего. Самым убедительным доводом стала дополнительная субсидия в фонд школы.

Джино удалось разыскать мать лучшей подруги Лаки, Олимпии Станислопулос: та заверила его, что ее дочь прилежно изучает русский язык в Париже и ничего не знает о местопребывании Лаки.

Он позвонил Дарио — может, тому что-нибудь известно? Пустой номер.

После разговора с отцом Дарио положил трубку и обдумал сногсшибательную новость. Как это ему самому не пришло в голову пуститься в бега? Он страстно ненавидел школу, дела с каждым днем становились хуже. Знал бы он, где скрывается Лаки, с удовольствием присоединился бы к ней. Но, к сожалению, он не имел ни малейшего понятия. Дарио помрачнел и вернулся в класс.