НЧЧК. Теория Заговора - Людмила Астахова

– Кто-нибудь еще это видел? – Нет, я положительно перестала узнавать его голос! – Уилкин? Этот столичный полицейский?

– Брюс говорит, что не успел прочитать. – Мне нестерпимо захотелось вдруг взять его за руку и просто посидеть так. Молча. – Я предпочла ему поверить. Честно говоря, пристрелить Уилкина тоже не входило в мои планы. Ап-Айкалнар не читал точно. Я была первой, кто увидел эту страницу, а после – я никого к папке уже не подпустила. Пока не приехал Шрак с «безопасниками» и не избавил меня от этого… наследства. Так что вот. Есть над чем подумать, верно?

– Балрог, – прошипел Эрин в темноте. – Как оно могло там оказаться…

– Угу. – Я уже почти дотянулась до его руки, но передумала. – А так же… что еще там может внезапно обнаружиться? Хотя одной только этой копии хватило, чтобы дело и тело Маахова утащили наши. Уилкина теперь к нему и близко не подпустят, лейтенанта ап-Айкалнара – тоже. Само собой, и меня никто на экскурсию в недра отдела собственной безопасности не пригласит. Но ты слушай дальше, это же еще не все.

– Вот как, – непонятно отозвался Эрин. – И что же у нас дальше?

– А дальше у нас все чудесней и удивительней. – Я прикурила новую сигарету и попыталась собрать мысли в кучку. – Во-первых, Маахов, точнее, его тело. Брюс сводил нас в морг. Шесть ножевых у него, представляешь? Причем одно – снизу в затылок. В большое затылочное отверстие, я запомнила, как анатом это назвал. Характерный такой удар, согласен?

– Угу.

– Эрин, к сожалению, это не только я заметила. И Брюсу, и даже нашему Дивному Варно было совершенно очевидно, что такой удар нанес профессионал. Скорее всего, некто, имеющий отношение к определенного рода войскам. Спецназ. Или разведка. Верно?

– Ага.

– Я слишком много и беспорядочно говорю. – Я покаянно вздохнула. – Извини. Это все нервы. Я постараюсь почетче и покороче.

– Да ничего, все нормально. Продолжай.

– Ладно. – Я неровно выдохнула и потерла лоб той самой рукой, которая так и норовила ухватить возлюбленного хотя бы за рукав. – Продолжаю. Сами раны. Уилкин поначалу предположил, что били чем-то вроде штык-ножа. Или боевого ножа, такого, как «Рингил». Но потом мы посмотрели внимательно, картинки он еще показывал… Эрин, Маахова убили «Англахелом». Слишком уж узнаваемый след. Помнишь, как потерялся твой именной «Англахел»?

– Скоро найдется, – саркастически хмыкнул он.

– Наверняка, – я снова вздохнула и, от греха, сцепила пальцы в замок. – Любопытная картинка, правда? Продажный писака-иномирянин заколот весьма специфическим образом. Эльфийским боевым ножом. Именным. А в чемоданчике у того иномирянина – совершенно секретное досье на владельца того самого ножа. Мы там, помнится, автограф кровью хотели?

– Угу. Нестыковка, Нол. Почему этот «я» не забрал чемоданчик?

– А откуда ты знаешь, может, он у Маахова был не с собой, а в номере хранился? – Я хмыкнула. – Хотя у тебя есть алиби. Мы же в тот день раков ловили.

– Но они об это не знают, – хмуро заметил Эрин.

– Почему? – я вздернула брови. – Знают. Я сказала.

– Зачем?

– Затем, чтоб оградить тебя от дурацких подозрений. – Я ухмыльнулась. – И не надо так смотреть. Совершенно не понимаю, что предосудительного в том, чтоб выехать с сослуживцами на природу и половить там раков.

– И они поверили?

– А почему нет? – Я удивленно дернула плечом в ответ на скептический тон. Некая неведомая сила заставила меня расправить плечи и гордо выдвинуть вперед подбородок. – Какие еще доказательства нужны, кроме слова леди Анарилотиони? Даже ап-Айкалнар не посмел подвергнуть мое свидетельство сомнению… Что ты так смотришь? Хотя Уилкин – гоблин, ему это чуждо… Но, в конце концов, тебя видела не только я. Водитель автобуса, кассирша, кондуктор. Если понадобится, их найдут. И чемоданчик с досье. Тут твой неведомый доброжелатель совершил прокол…

– Или наоборот, сделал умный и грамотный ход, – возразил Эрин.

– Возможно. – Я в очередной раз вздохнула. – В любом случае, дело забрала собственная безопасность, и мы теперь вряд ли узнаем что-то новое. Ваниар наш расстроился, знаешь? Его же тоже не пустят в расследование, так что теперь парень из почти всесильного столичного проверяющего превратился в бесправного наблюдателя. Такая вот рокировочка. Он весьма разочарован.

– Угу, – сумрачно и немного невпопад отозвался мой капитан. – Поздно уже. Иди спать.

– Да, сейчас. – Я кивнула и затушила сигарету. – В общем, я выложила все, что знала. Завтра подумаем, ага?

– Да, – все так же хмуро ответил возлюбленный. – Я подумаю.

Что-то не слишком это «я подумаю» походило на обещание подумать вместе. Ну да ладно. Он устал, я устала, да еще и эти шакалы под окнами… Запирая дверь, я с сожалением вспомнила, что так и не решилась хотя бы взять его за руку. Зря. Зря не решилась. А, может…

Я не стала додумывать эту мысль. Просто пошла спать.

Среди ночи за окном взвыло нечто, спросонья принятое мною за баньши, однако это оказались всего лишь дерущиеся кошки.

Целомудренно чмокнув на прощание Нолвэндэ в кончик носа, Эрин отправился к себе. Им обоим было не до нежностей. Слишком много событий произошло за три последних дня.

Но вместо здорового крепкого сна капитан ап-Телемнар достал из заначки полбутылки коньяка и оприходовал благородный напиток под сигареты пополам с невеселыми размышлениями. А чему радоваться, когда все признаки того, что твою жизнь хотят окончательно сломать, уже налицо? И тут разговор идет уже не о подозрениях. Все и так ясно. Отчет по операции «Браголлах» в папке у жмурика-иномирянина – не просто мелкая утечка информации. Это предательство и заговор. Взять отчет по «Браголлаху» мог только высокопоставленный офицер СИБ, чином не ниже полковника, и по личному распоряжению одного из заместителей Главного. А так как выносить документ из хранилища запрещено, то копия была сделана прямо на месте. Кто-то рисковал погонами и изрядным куском жизни ради того, чтобы расширить кругозор господина Маахова? Не смешите кисточки на моих острых ушах, господа-товарищи! Журналист, беря в руки папочку с отчетом по секретной операции, сам себе подписывал смертный приговор, только он этого не знал, естественно. Его в известность никто не ставил. А зачем? Мнением пешек никто не интересуется.

Отсюда делаем довольно утешительный вывод: свет клином на опальном капитане ап-Телемнаре не сошелся, он тоже всего лишь разменная фигурка в Большой Игре.

Паранойя, уязвленное самолюбие и эльфийское упрямство пустились в пляс, обнявшись и повизгивая. Наконец-то! Наш Господин и Повелитель соизволил вернуться к любимому занятию – подозревать. Всех и каждого.

Неприятное это чувство – когда почва внезапно уходит из под ног, и под тобой разверзается пылающая бездна, как в прямом, так и в переносном смысле. История повторяется, только не средь пиндостанских каменных джунглей, а в сердце горячо любимой Родины. И грязное предательство кого-то из самой верхушки СИБ – это тебе не пуля 50 калибра, разнесшая в клочья башку гоблину Стал Керу, отрядному боевому магу, и поставившая акцию на грань провала. Тогда в наихудшем случае ап-Телемнар мог всего лишь сгнить в Ново-Амстердамском концлагере, а война продлилась бы еще полгода. А теперь… Если сверхсекретный доклад отдали попадальцу, то почему бы не толкнуть коды доступа во дворец Владычицы пиндостанскому резиденту?

Все одно к одному. Ытхан Нахырович, пусть и не без борьбы, но своего подчиненного намерен сдать с потрохами. Во имя более важных задач и целей, разумеется. Журналисты только и ждут, когда им дадут отмашку начать новую травлю. Прогрессивная общественность готова реабилитировать преступников, мздоимцев и предателей. Государственными секретами уже торгуют вразнос, оптом и в розницу.

По-хорошему надо либо все бросать и ехать в Столицу, а там отправляться по следам Элеммира. Попытаться довести его расследование до конца. Либо же писать рапорт об увольнении и подаваться в Кельтский Легион, причем надолго, а лучше – навсегда. В первом случае, нераскрытое дело держит почище якоря, и пока оно не будет раскрыто, никто и никуда не поедет. Податься же в бега означает публично признать себя трусом без совести и чести.

Эрин через плечо посмотрел в распахнутое настежь окно и скрипнул зубами от злости. «Затаились, злые бестии. Принюхиваются, присматриваются, слюни пускают»

Стая борзописцев на противоположной стороне улицы устраивалась на ночлег. Точь-в-точь куры, выгнанные из курятника, с родных обгаженных насестов. Ближе к ночи духота отступила, измученные жарой и бездеятельностью рыцари пера разлеглись прямо на травке и негромко шушукались, время от времени наводя на окна опального энчечекиста камеры с инфракрасным видоискателем. И видели только голую спину Эрина, сидевшего на подоконнике, его взлохмаченный затылок и красную точечку тлеющей сигареты. А что такого? Он в собственном доме, хочет в одних шортах ходить – никто не запретит.