Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса - Артур Конан Дойль

– Вон эта тварь! – воскликнул Грант Манро. – Вы сами видите, что там кто-то есть. Теперь следуйте за мной, и мы незамедлительно узнаем все.

Мы направились к двери, но внезапно из тьмы возникла женщина и застыла в золотистой полосе света, отбрасываемого лампой. В темноте я не разглядел ее лица, но она моляще простирала к нам руки.

– Ради Бога, Джек, не надо! – вскричала она. – У меня было предчувствие, что ты придешь сегодня. Передумай, милый! Доверься мне еще раз, и у тебя не будет повода пожалеть об этом.

– Я слишком долго доверял тебе, Эффи! – сурово крикнул он. – Пропусти меня! Я должен войти. Мои друзья и я разберемся с этим делом раз и навсегда! – Он оттолкнул ее в сторону. Мы следовали за ним по пятам. Когда он распахнул дверь, наперерез ему бросилась пожилая женщина и попыталась остановить его, но он ее отшвырнул, и секунду спустя мы трое уже взбегали по лестнице. Грант Манро ворвался в освещенную комнату наверху, а следом за ним и мы.

Комната была уютной, хорошо обставленной, на столе горели две свечи и две – на каминной полке. В углу, горбясь над письменным столиком, сидела… словно бы маленькая девочка. Сидела она спиной к нам, но мы увидели красное платьице и длинные белые перчатки на ее руках. Она стремительно обернулась к нам, и я ахнул от изумления и ужаса. Обращенное к нам лицо было немыслимого желчного цвета, а черты поражали полным отсутствием какого-либо выражения. Мгновение спустя тайна разъяснилась. Холмс со смехом провел рукой за ухом девочки, с ее личика соскользнула маска, и угольно-черная негритяночка блеснула всеми белоснежными зубками, рассмешенная нашей полной растерянностью. Я расхохотался, зараженный ее веселостью, но Грант Манро смотрел на нее вытаращенными глазами, схватившись за горло.

– Мой Бог! – вскричал он. – Что это значит?

– Я объясню тебе! – воскликнула его супруга, величественно входя в комнату. На ее лице были написаны гордость и решимость. – Ты против воли вынудил меня на это объяснение, и теперь нам обоим остается надеяться на лучшее. Мой муж умер в Атланте. Моя дочь выздоровела.

– Твоя дочь!

Она вынула из корсажа большой серебряный медальон.

– Ты ни разу не видел его открытым.

– Но мне казалось, что он вообще не открывается.

Она нажала на пружинку, и крышка откинулась. Внутри оказался портрет мужчины поразительной красоты и ума, но, несомненно, африканского происхождения.

– Это Джон Хеброн, уроженец Атланты, – сказала она. – И благороднее человека мир не видел. Чтобы выйти за него замуж, я расторгла связь со своей расой, но пока он был жив, ни секунды не жалела об этом. На нашу беду, наш единственный ребенок унаследовал черты не моих предков, а его. В подобных браках такое встречается часто, и кожа малютки Люси даже чернее, чем была у ее отца. Но черная или белая, она – моя любимая деточка, радость и гордость своей матери.

При этих словах малютка подбежала к матери и спряталась в складках ее юбки.

– В Америке, – продолжала миссис Манро, – я оставила ее только потому, что после болезни она очень ослабела и перемена климата могла оказаться вредной для нее. Я поручила Люси заботам верной шотландки, нашей бывшей служанки. У меня и в мыслях не было отречься от нее. Но когда судьба свела меня с тобой, Джек, и я тебя полюбила, то побоялась рассказать тебе о моей дочке. Да простит меня Бог, я страшилась, что потеряю тебя, и у меня не хватало смелости сказать тебе. Мне пришлось выбирать между вами, и я слабовольно отвернулась от моей дочурки. Три года я скрывала от тебя ее существование, но няня писала мне, и я знала, что с ней все обстоит хорошо. Однако мной овладело непреодолимое желание еще раз увидеть мое дитя. Я боролась с ним, но тщетно. Я понимала всю опасность, но решила вызвать девочку в Англию, хотя бы на несколько недель. Я послала няне сто фунтов и инструкции касательно коттеджа, чтобы она поселилась по соседству так, словно ко мне это не имело никакого отношения. Принимая все меры предосторожности, я даже распорядилась, чтобы днем она девочку из дома не выпускала и замаскировала бы ее личико и ручки на случай, если ее увидят в окне. Таким образом я надеялась помешать слухам о черном ребенке в коттедже. Будь я не так напугана, то, наверное, поступила бы разумнее, но я совсем обезумела от страха, что ты можешь узнать правду.

О том, что в коттедже кто-то поселился, первым мне сказал ты. Мне следовало бы дождаться утра, но от волнения я не могла уснуть и, наконец, тихонько ушла, зная, как трудно тебя разбудить. Но ты увидел, как я уходила, и с этого начались мои беды. На следующий день ты уже мог бы узнать мою тайну, но благородно отказался воспользоваться своим преимуществом. Однако три дня спустя няня еле-еле успела убежать с девочкой через заднюю дверь, когда ты ворвался через парадную. И вот сегодня вечером ты наконец узнал все, и я спрашиваю тебя: что будет с нами, моим ребенком и со мной?

Стиснув руки, она ждала его ответа.

Прошли долгие две минуты, прежде чем Грант Манро нарушил молчание, а затем последовал ответ, о котором я всегда вспоминаю с теплотой в сердце. Он взял малютку на руки, поцеловал ее и, удерживая ее одной рукой, другую протянул жене и повернулся к двери.

– Нам будет удобнее обсудить все это дома, – сказал он. – Я не очень хороший человек, Эффи, но думаю, что я все-таки лучше, чем опасалась ты.

Мы с Холмсом пошли за ними по проселку, но когда свернули на дорогу, мой друг придержал меня за рукав.

– Думаю, – сказал он, – в Лондоне от нас будет больше пользы, чем в Норбери.

И больше он и словом не обмолвился об этом деле до самой поздней ночи, когда взял зажженную свечу, направляясь к себе в спальню.

– Ватсон, – сказал он, – если вам когда-нибудь покажется, что я слишком уж самоуверенно полагаюсь на свои способности или уделяю делу меньше стараний, чем оно того заслуживает, будьте так добры, шепните мне на ухо «Норбери», и я буду вам крайне благодарен.

Приключение с клерком биржевого маклера

Вскоре после моей женитьбы я приобрел практику в Паддингтоне. Старый мистер Фаркар, у которого я ее купил, был в свое время преуспевающим врачом, но возраст и недуг, сходный с пляской святого Витта, привели к захирению его практики. Люди, и это вполне естественно, придерживаются принципа «врачу, исцелися сам» и не полагаются на целительную силу человека, если собственные лекарства ему не помогают. И по мере того, как силы моего предшественника слабели, число его пациентов все время шло на убыль, и когда я купил его практику, она вместо прежних тысячи двухсот фунтов в год приносила менее трехсот. Однако я положился на свою молодость и энергию, твердо уповая, что через год-другой она вновь станет процветающей.

В течение первых трех месяцев я с головой ушел в работу и почти не виделся с моим другом Шерлоком Холмсом, ибо у меня не хватало времени посещать Бейкер-стрит, он же редко покидал дом, если того не требовали его профессиональные обязанности. И потому я был очень удивлен, когда как-то июньским утром, сидя после завтрака с «Британским медицинским вестником», я услышал звонок в дверь, а затем высокий, несколько скрипучий голос моего старого товарища.

– Мой дорогой Ватсон, – сказал он, широким шагом входя в комнату. – Крайне рад видеть вас. Надеюсь, миссис Ватсон полностью оправилась после небольших треволнений, связанных с нашим приключением «Знак четырех»?

– Благодарю вас, мы с ней чувствуем себя прекрасно, – ответил я, горячо пожимая его руку.

– И еще я надеюсь, – продолжал он, опустившись в кресло-качалку, – что заботы медицинской практики не до конца угасили ваш интерес к нашим маленьким дедуктивным задачкам.

– Напротив, – ответил я, – не далее как вчера вечером я просматривал мои старые записи и анализировал некоторые результаты, полученные нами в прошлом.

– Надеюсь, вы не считаете ваш архив завершенным?

– Отнюдь. Я был бы более чем счастлив поучаствовать в чем-либо подобном.

– Например, сегодня?

– Да. И сегодня, если вы хотите.

– И даже так далеко, как в Бирмингеме?

– Разумеется, если вам это нужно.

– А как же практика?

– Я подменяю моего соседа, когда ему требуется уехать. И он всегда готов отплатить мне тем же.

– Ха! Преотлично! – сказал Холмс, откидываясь в качалке и вглядываясь в меня из-под полуопущенных век. – Как вижу, вы недавно прихворнули. Летние простуды всегда особенно неприятны.

– Три дня на прошлой неделе я пролежал с высокой температурой, но мне казалось, простуда не оставила никаких следов.

– Совершенно верно. Вы просто пышете здоровьем.

– Так как же вы узнали?

– Мой дорогой, вам же известны мои методы.

– Помогла дедукция?

– Разумеется.

– Так что же вам подсказало?

– Ваша обувь.

Я взглянул вниз на мои новые лакированные туфли.

– Но каким образом… – начал я, однако Холмс уже отвечал на мой вопрос, прежде чем он был задан.