Тонкая нить - Наталья Арбузова

Мне семнадцать лет. Только что исполнилось. Повесила в интернете клевую фотографию с пирсингом живота. Текст такой: ребята, поздравьте меня с семнадцатилетьем, Тася. Парни помещают снимки отца-матери на фоне классных коттеджей. Прикольно. Ответ получила только один: «Ты зарезервирована для меня. Приду когда вздумаю. Больше никто на тебя не западет. Выбора нет. А чтоб ты не сомневалась, сейчас подожгу твое одеяло». И без подписи. Гляжу – одеяло дымится. Плеснула чай из кружки, погасло. На дисплее рядом уж высветилось: «Тася, не бойся. Открой дверь на звонок. Евгения Леонидовна». Над нами живет, я у ней училась. Звонят. Открываю. Она и Витька с пятого этажа. Бросились скорей за компьютер, чего-то там поделали. Евгения Леонидовна говорит: «Всё в порядке. Мы поставили блокировку, чтоб этот гад больше тебя не поджигал». Я ей: «Спасибо, только он не гад. Он всемогущий. Трудно быть богом…» Эти двое перемигнулись и сказали хором: «Психотропное воздействие… тут мы еще не всё умеем…» И скорей побежали учиться.

Не умеешь – не берись. Только послал Тасе свой адрес, а она уж под дверью. Вижу в глазок обалденные светящиеся волосы. Поставил щит против компьютерных врагов и впустил ее.

Родители меня достали – кто прожег одеяло? ты курить начала или кто другой у тебя на постели сидел курил? Я повернулась и пошла к Артему. Свет у него горел, но он мне не открыл. Постояла – и обратно через двор. Все волосы промокли. Не домой – к Евгении Леонидовне. Она мне: «Ты что, чокнулась? Он тебя вдвое старше, а ты ему ноги моешь и эту воду пьешь. Что у тебя, парней мало?» Я схватилась за пальто на вешалке. У вас, плачу, Евгения Леонидовна, никогда такого не было и не будет… чтоб до вас снизошел великий человек… изобретатель… подумаешь – пол ему помыть… тряпкой помахать… он ночами работает… Она вздохнула. Иди, говорит. Я взяла в охапку мокрое пальто и пошла сдаваться родителям.

Так она и ушла – мокрый воробышек. А я вызвала по локальной сети Витьку. Прискакал, увидал – у меня в прихожей весь пол забрызган. Ну что, говорит, разработаем электронный зонтик – щит от дождя? Нет, Витька, это потом – враг не дремлет. Сначала массированная обработка Таси. Кто следующий? Витька смеется: «Тасю мы на сегодняшний день уже можем отбить». Ладно, давай. Только помягче, без шоковой терапии. А то у ней такая сшибка будет – в дурдом попадет… Витька начал священнодействовать. Конец октября. Дождь как из ситечка. Накинула пуховый платок до пят, выглянула с балкона. Ветер не к нам. У Георгия Алексеича, как всегда, горит его выносной торшер. Прокричала ему привет, и скорей помогать Витьке. Малыш засылает Тасе в компьютер специальную программу против психотропного воздействия. Пусть девочка немного передохнет, а там посмотрим.

Поздно, темно, далеко до балкона на третьем этаже. Свет моей лампы так мало меняет в равнодушном мире. Мне не хватило слов привета, что прокричала Женя. Испытываю патологический дефицит общенья. Только Женя умеет подобно пчелке собирать ласковые слова со всего цветущего луга жизни. Благодаря ей наш дом скоро наполнится невесть откуда взявшимися хорошими людьми, помогающими друг другу. Звонит телефон – у меня съемная трубка на балконе. Сейчас Витька придет чинить мне компьютер.

Починил, о'кей, и по-тихому поставил противоартемную защиту. Мы с Евгенией Леонидовной думаем – не Артем ли на него нагоняет депрессию. У нас война в самом разгаре, только поспевай. Евгения Леонидовна боится – не проморгать бы старика. Он сдувается, как воздушный шарик. Тасе защитную программу послал через интернет с большими хитростями. А этому без спросу – чтоб не пугать – сбросил с диска. И сам дополнительно взял его на буксир. Позвать Евгению Леонидовну? Мигом. Ответила – сейчас будет.

Встать, суд идет. Сорок девятый дом против Артема Балабанова. Как я и думала, Тасе хватило Витькиной получасовой обработки – она прибежала. Видя ее в здравом уме, показала давнишнее посланье «кавалера с гантелями». Топчется в смущенье. Евгения Леонидовна, у меня в мозгах вирус… не на того запала… а вы с Витькой классные хакеры… взломали его код… прорвали блокаду… мне уже позвонил Рубен… вечером встречаемся… Вы что, уходите? Да нет, Тася, я во второй подъезд. Там у нас дружеская квартира. Надевай мою куртку, айда. Пришли. Георгий Алексеич старомодно поцеловал Тасину руку с ногтями, накрашенными разноцветным лаком через один. Она притихла и посерьезнела. Я заварила чай. Тут Витька несет с кухни пятую чашку. Витя, голубчик, нас четверо. Все за одного, один за всех. Нет, Евгения Леонидовна, пятерка лучше четверки. Я замялась. У нас тайна на тайне. А Георгий Алексеич, необачный, уж набирает номер Руслана. Тася, ласточка, поклянись, что из нашей избы сора не вынесешь. Чем будешь клясться? А вот крестом. Показывает крест. О Господи, Руслан звонит в дверь. По-ихнему опустил глаза, сложил ладони лодочкой. Очень трогательно. Потом встрепенулся и с места в карьер понес свою жаркую дичь, не дожидаясь приглашенья.

Я заговорил, не дожидаясь приглашенья. Ваша страна произвела столько оружья, что оно пошло войной против вашей же военной техники, и ничто не может его удержать. Мы стреляем в советские танки из советских гранатометов. Думаю – Аллах подал мне знак окончить мщенье, увидев вас, достойных людей из чужого народа. Мы поклоняемся одному Богу, только разными обрядами. Нет Бога кроме Бога. Если вы примете мои искупительные подарки, я стану вам братом. Если потребуете, чтоб ушел из жизни жертвой за тех, кого убил – согласен.

Мы не потребовали. Двое старших взяли его дары. Я получила серебряный браслет, Георгий Алексеич резные четки. О Тасе наш Гарун аль Рашид не знал, идя к нам. Витьке мог бы подарить хотя бы перочинный нож, но почему-то не пожелал. Вообще, мы приняли эти сокровища от имени целого народа, с которым абрек в одностороннем порядке прекратил войну. Про Витькины компьютерные манипуляции с его сознаньем я догадалась. Малыш под моим нажимом уже раскололся. Вдвоем мы и храним тайну. Если всплывет – ненависть неуловимого мстителя вспыхнет с новой силой.

Нет, это моя ненависть вспыхнула с новой силой. Сорок девятый дом непокорен. Ну, погоди! уж я расшурую ваш муравейник. Сейчас натравлю программу на другие квартиры. Устрою вам гражданскую войну. Разделяй и властвуй.

Зима 2004—2005

Разделенные властью, мы жили в этом доме кто чем. Я, зависший на балконе, пытался работать на вечность. Руслан, склоненный над заваленным деталями столом – на смерть. Женщины искали любви, хоть из-под земли. Мальчик рос, как травинка, пробившаяся меж бетонными плитами. Долгими вечерами глядели мы через темный двор на светлые окна сорок седьмого дома. Потом сдавались, включали телевизор и наглатывались его отравы. Активное излученье пришло от одного из неразличимых окон, на которые я подолгу смотрел. Стряхнуло нас с наших орбит. Я помолодел на двадцать лет. Мне есть кому звонить, есть о чем беспокоиться. Если светлоглазый киборг нас взорвет, взлетим все вместе в зимнее небо, к теплой рождественской звезде. Станем новым созвездьем – круг Евгении.

Я, киборг, положил свой светлый глаз на Евгению. Ужо погоняю ее, как фигуру по шахматной доске. Задействую снова того субъекта, которого год назад переместил от Евгении в шестьдесят девятую квартиру. Оттуда он был отправлен в корзину. Восстановим. Но до четвертого подъезда не дойдет, свернет к Евгении. Вот уж звонит в дверь, видит всю честную компанию. Зацепился взглядом за абрека, сказал что-то незначащее и свалил в четвертый подъезд. У той девчонки отец мент. Дело будет.

Во всякой повести есть начало и конец. Я всегда чувствую, когда пора поставить точку на бумаге. В жизни не так. Она вьется, как река по лугу. Реченька, реченька, что же ты кружишься, то пропадешь в лесу, то обнаружишься? Есть узор на коре, есть узор на ковре, есть со старинных пор и у меня узор. Что происходит? беспокойные люди, вторгшиеся в мою жизнь, играют событьями? или я, Георгий Еремеев, пишу все это на листах, разметаемых сквозняком? Иной раз ветер уносит их во двор и я, неприбранный, выхожу подбирать. Гляжу, куда ветер дует. Иду вослед и нахожу на снегу свои бредни. Не отношусь к тем, кто не бросает слов на ветер. Унесенные ветром, мои слова прорастут где-то вдали, но я не увижу всходов.

Я – Светлана, мне девятнадцать. Мой отец мент, Игорь Жаныч Раздолбаев. Только попробуйте улыбнуться, он вас по стенке размажет. Сильный, черт. Мне тоже попадает. Живем в четвертом подъезде. Мать торгует цветами. Я работаю в «Макдональдсе». Зарабатываю неплохо, и родители в мою комнату нос не суют. В том году встретила Евгению Леонидовну, она у нас в школе преподавала. Идет домой с каким-то. Я давай гнать: ложусь спать – каждое слово ваше слышу. Он – да ну? Назавтра пришел проверить, как там от Евгении Леонидовны музыку – слышно или нет? Только все это было недолго. Пропал на год. А тут вдруг вернулся.