Рай: правила выживания - Елена Рома

– Хорошо. Примерную схему я разработал, до высадки еще понаблюдаю, если что – откорректируешь сама.

– Юджин, у тебя нет бумаги?

– Чего? Слушай, иди отсюда, не морочь мне голову, я и так от этой парочки ненормальных скоро сам свихнусь!

Он от парочки. За неполные сутки. А у меня их – четырнадцать голов, ну, если уж окончательно переходить на аграрные термины. И стандартный месяц на чужой планете. Ладно, где наша не пропадала…

А пока… Мне нужна бумага! Я вернулась в пассажирский отсек и начала методичные расспросы. Юлька постучала пальцем по моему… Машиному лбу и с сомнением обещала спросить у Двинятина. Таня посмотрела с удивлением и стала выяснять, правда ли Комаровски упал и сломал челюсть. Впрочем, все остальные задавали мне тот же вопрос, едва я открывала дверь. Правда, ребят-музыкантов больше волновало, что на какое-то время их гитарист выпадает из творческого процесса. Солнце, Ю и Тхао сразу забыли о моем присутствии, у них решался вопрос… о каком-то там проигрыше… Надеюсь, не в тотализаторе.

Дегри распирало любопытство иного рода. Он сразу сообразил, что сломать челюсть можно только с чьей-то посильной помощью, а так как в центре всех последних событий была я, то и Владис выбыл из строя из-за меня.

– Это твой парень, Мари?

– Надеюсь, ты ни с кем не успел поделиться своими выводами? А то смотри, присоединишься в медотсеке к Комаровски, – предупредила я.

Но на самом деле с гордостью ответила бы «да», вот только он не парень. Он мой муж. И я должна ему, по меньшей мере… Одно признание.

Поиски продолжались, но пока были тщетными… Климов презрительно процедил:

– Бу-ма-га? Маш, ты какая-то… странная.

Анастази и Лайза, мне кажется, вообще не поняли, о чем речь.

И я пошла приставать к Двинятину.

– Мария, не знаю, чем помочь, – развел руками он. – В экспедицию мы точно ничего похожего не брали…

Оставалось только одно – опять идти на поклон к Кейсту. И не факт, что у него эта самая бумага найдется… Я слегка приуныла. К тому же хотелось есть и спать… Словом, отвлеклась на нужды тела, ничем иным я не могу объяснить то, что едва не налетела в пустом коннекторе на Сетмауэра.

– Маша, я слышал, тебе нужна бумага? Вот, возьми… Я записываю на ней… Неважно, возьми.

Я с недоверием уставилась на парня, протягивающего мне белый лист формата стандартного визора:

– Может, у тебя и ручка есть?

– Есть. Ты же ее вернешь?

– Сразу же!

Я схватила у него ручку, чистый белый лист и заорала на весь отсек:

– Кир! Ты лучший, я тебя обожаю!

Получилось немного хрипло… Все же вчера меня душили, сегодня я… А впрочем, кому какое дело? На радостях я еще и чмокнула его в щеку, развернулась и на крейсерской скорости ворвалась в каюту. Куда только делись голод и усталость?

И что, казалось бы, сложного в том, чтобы написать собственному мужу пару теплых строк? Так нет же… Я вся извелась, помня о том, что стереть надпись на бумаге невозможно. Это вам не стандартный носитель… А лист у меня был только один… Я даже посочувствовала всем подследственным, дающим признательные показания… Ну, почти всем. Некоторые говорили просто: «Ты опер, ты и пиши».

Можно начать… с каких-то общих воспоминаний, например: «Андерсен, помнишь, когда мы познакомились, ты был…». Нет, не то! Испортила лист, пришлось отрезать верхнюю часть. Может быть, просто: «Андрей, я тебя люблю»? И что он подумает, получив такую записку из рук Маши Петровой? Что девчонка в него влюбилась, это ясно. Подписаться Мария Афонасьева? Не поверит.

Надо как-то… Ей-ё, я же не могу сказать мужу, как Киру – «Ты лучший», в свете недавних событий поймет совершенно однозначно.

Никак не предполагала, насколько это трудно… Тут еще ИИ объявил о начале обеда, пришлось все прятать – о тотальном контроле я не забыла – и идти. Наскоро похватав из окна раздачи все, что сегодня давали, я бы с удовольствием вернулась в каюту… Но такими привилегиями обладали только члены экипажа. Так что пришлось лицезреть нескольких студентов – к счастью, не одноклассников – и Юльку с Двинятиным. Они пока еще старательно шифровались, садясь в разных концах стола.

– Маш, что случилось? – сразу спросила Юлька, устраиваясь с тарелками рядом.

– Что? – неужели я опять прокололась?

– Ты второй день подряд ходишь в комбезе! Это же ненормально, – обличающее ткнула пальцем она. – Рассказывай, что произошло.

Пришлось наскоро врать, что, мол, тренирую волю, потому как на Мьенге для всех форма одежды одна – ассей.

– Ты права, – ненадолго погрустнела Юлька. – Но это же, наоборот, повод почаще менять наряды! Чтобы к ужину надела самое красивое платье!

Пришлось обещать, иначе не отвяжется. А меня ждало недописанное письмо, и, чуть не столкнувшись с Таней и Климовым, я выскочила из столовой.

На сытый желудок думалось плохо. Совсем не думалось, зато так спалось… Юлька едва растолкала меня перед ужином. Вот гадство! Переодеваться я отказалась наотрез, лучше поскорей поесть и вернуться к письму, ведь это последняя ночь перед высадкой!

Ни Кейста, ни мужа на ужине не было, с напутственной речью к нам обратился Бен.

– В час двадцать по бортовому времени корабль встает на орбиту АстразетаРай. В четыре сорок всем пассажирам собраться у переходного шлюза. Обо всем остальном наш ИИ оповестит вас дополнительно. Приятного окончания полета.

– Спасибо, – задорно ответил Солнце, – а мы, в благодарность, приглашаем всех членов экипажа послушать наш концерт – сегодня сразу после ужина! Ребята, всех приглашаем!

Я улыбнулась. Корабль готовится к переходу на орбиту – ну какие могут быть концерты? Но Беня вежливо поблагодарил, пообещав, что не занятые в этот вечер обязательно придут.

– Маша, Юля, мы ждем и вас тоже, – сказал Кирилл. – И вас, Илья.

– Ну… Я не знаю, – замялась Юлька.

Очевидно, у них с Двинятиным были очень конкретные планы.

– Маш, ну ты-то будешь? – бесцеремонно встрял Солнце.

– Может быть… – обтекаемо ответила я. – Хотелось бы выспаться перед высадкой…

– Да мы не долго, – обрадовал он. – Пришлось многое выкинуть из-за травмы Влада.

Вам скоро придется и самого Влада выкинуть, и я бы посоветовала начинать поиски замены прямо сейчас.

Но для меня важнее совсем, совсем другое… Торопливо доев последний ужин на «СЗ-32/7», я едва ли не бегом вернулась в каюту. Достала заветный лист бумаги и вывела на нем слова, показавшиеся в тот момент самыми правильными.

«Андерсен, твоя жена тебя любит».

Свернула лист, плотно и несколько раз подогнув края, еще раз подумала и надписала сверху: «Вскрой, если я не вернусь». Вот теперь все.