Остров Крым (авторская редакция) - Василий Аксёнов

Однажды поймал на себе скрещивающиеся взгляды — старого зама и самого молодого пома — и вдруг понял, что и он сам под тем же подозрением — исхалтурился, мол, Сергеев, размяк в Москве.

Между прочим, и верно, самокритично думал он о себе, за десять лет заграничного подполья привык к капитализму, отвык от родины, весело, энергично шуровали, бывало, и за ширмами и под полом, и вот сейчас вхожу волей-неволей в колею, восстанавливаю связи по продовольственным заказам, по каналам дефицита, билеты в модные театры, книги, прочая мура… ловишь себя все время на подлом отечественном афоризме — «работа не волк…» А ведь работа-то почти саперная: раз ошибся — разнесет, яйца не поймаешь!

Все эти дни оперативные группы сектора прочесывали Москву но всем лучниковским возможным явкам, подключались к телефонам, под машины подсовывали подслушивающие «сардины», вели и прямое наблюдение за рядом лиц. Все безрезультатно. Попутно выяснилось, что функционирует только половина «сардин». Причина — явное воровство: мальчишки из секретной лаборатории растаскивают дорогостоящие импортные узлы.

Короче говоря, положение было критическое. Генерал, шеф отдела, почти уже «отпадал» в панике, но наверх пока нс сообщал. Там, однако, что-то уже почувствовали, какую-то странную активность «лучниковского» сектора, позвонил напрямую референт и поинтересовался — нее ли ОК с объектом ОК? Сергееву удалось тогда запудрить референту мозги подробным рассказом о плодотворной встрече с Луниной, но вот сейчас, после второй бессонной ночи, пия отвратительный из термоса кофий, щупая свое несвежее лицо и с отвращением озирая лица сотрудников, стены кабинета и даже портреты па стенах, он понимал, что приближается еще один звонок референта и на этот раз придется уже выкладывать всю правду — проглядели, потеряли в своей собственной столице редактора крупнейшей международной газеты, неустойчивого либерала, ненадежного друга, историческую личность, попросту говоря, неплохого человека.

Произошло, однако, еще более страшное, чем звонок референта. Как раз в тот час, когда Гангута и Лучникова отвязали от стульев и повели на допрос к начальнику штаба комсомольских дружин, в этот именно момент к Сергееву позвонил не референт какой-нибудь, позвонили через площадь, из самого большого дома. Позвонил не кто иной, как сам Марлен Михайлович Кузенков, поинтересовался, где пребывает в данный момент Андрей Арсениевич Лучников. Оказалось, что вечером этого дня Кузенкову вместе с Лучниковым назначено строго приватное свидание в одной из самых тайных саун, с персоной, которая и названа-то быть не может. Все. Пиздец. Фулл краш, товарищ Сергеев.

При обыске у одного из двух провокаторов, пытавшихся сорвать народное волеизъявление, был отобран пропуск на киностудию «Мосфильм» и одиннадцать рублей денег. У второго в бумажнике была обнаружена огромная сумма иностранной валюты в долларах и тичах, визитки иностранных журналистов и записная книжка с телефонами Симферополя, Нью-Йорка, Парижа и другого зарубежья. Потрясенный такой находкой начальник штаба выскочил из кабинета то ли для того, чтобы с кем-нибудь посоветоваться, то ли просто чтобы дух перевести.

Руки у «провокаторов» были сейчас развязаны, в метре от них на столе стоял телефон, в дверях дежурил всего один комсомолец.

— Ну, позвони своему Марлену, — сказал хмуро Гангут. — Хватит уж…

— Да ни за что на свете не буду звонить, — сказал Лучников.

— Хватит выебываться, — перекосившись, сказал Гангут. — Сейчас нас в ГБ поволокут, а мне это совсем некстати.

— Я никому не буду звонить, — сказал Лучников.

— Ты мне все меньше правишься, Андрей, — вдруг сказал Гангут.

— Это неизбежно, — пробурчал Лучников.

— Тогда я позвоню, — Гангут снял телефонную трубку.

— Положите трубку! — рявкнул дежурный бэкадешник.

Да, рвение у добровольных карателей было большое, но вот умения еще не хватало. Лучникову не пришлось особенно трудиться, чтобы дать возможность Гангуту позвонить какому-то Дмитрию Валентиновичу и в двух словах описать тому ситуацию.

Физически униженный юный атлет, еще секунду назад казавшийся себе суперсолдатом будущих космических войн за торжество социализма, скорчившись, сидел на полу, когда прибежал запыхавшийся начальник штаба. За ним ввалилась целая толпа студенческой молодежи МИМО.

— Нс трогать! — заорал на них начальник, когда у юношей обнаружилось естественное желание вступиться за физическую честь товарища.

Одновременно зазвонили два телефона на столе под портретом Дзержинского. Рухнуло, задетое чьей-то рукой, тяжелое бархатное знамя. Началось то, что в российском нынешнем обиходе называется ЧП, в ходе которого судьба наших героев то и дело менялась с лихорадочной поспешностью. То их тащили в какую-то мрачную, пропитанную хлоркой кутузку и швыряли на осклизлый пол, то вдруг просили перейти в другое помещение, усаживали в мягкие кресла, приносили кофе и газеты. То вдруг появлялся какой-нибудь неврастеник с дергающимися губами и начинался грубый допрос. То вдруг его сменял приятный какой-нибудь спортсмен-путешественник, угощал их сигаретами «Мальборо», издалека заводил разговор о возможных путях миграции древних племен, о папирусных лодках, о плотах из пальмовых деревьев, о пришельцах.

Вдруг явилась уголовная бригада и начала их фотографировать со вспышками в профиль и анфас. Потом вдруг девушки с невероятно пушистыми, разбросанными по плечам волосами, принесли дурно пахнущие котлеты и полдюжины чешского пива. Все время где-то в глубине здания гремела музыка, то патриотическая, то развлекательная — выборы в Верховный Совет шли свои чередом.

Наконец, вошел здоровенный мужлан в кожаном френче, физиономия украшена висящими усами и длинными тонкими бакенбардами, глазищи свирепые, но и нс без хитрецы. Он протянул обе руки Гангуту и, не получив в ответ ни одной, обнял того за плечи.

— Ну, вот видишь, Виталий, птаха-то наша не подвела, все улажено, — ласково заурчал он. — Все в порядке, незадачливый мой дружина, пошли, пошли…

«Хорошие „дружины“ появились у Гангута», — подумал Лучников. Усмешка не осталась незамеченной и явно не поправилась спасителю.

— Олег Степанов, — сказал он и протянул Лучникову руку, внимательно рассматривая его, даже, возможно, сравнивая с какими-то стандартами.

— Андрей Лучников, — звук оказался приятным для спасителя. Он улыбнулся и пригласил обоих недавних «провокаторов» следовать за собой. Начальник штаба дружины поспешал рядом, бубнил что-то о недоразумении, извиняясь за горячие свойства молодежи и за тупость стариков-энтузиастов. Он явно нс вполне понимал, что происходит.

В машине, а их ждала черпая машина с антенной на крыше, Олег Степанов еще раз внимательно оглядел Лучникова и сказал:

— Имя ваше звучит хорошо для русского уха.

— Что особенно хорошего слышит в моем имени русское ухо? — любезно поинтересовался Лучников.

Гангут насупленно молчал, ему, кажется, было стыдно.

— Позвольте, Лучниковы — старый русский род, гвардейцы, участники многих войн за Отечество, — глаза Степанова сузились, впиваясь.

— В том числе Гражданской войны, — усмехнулся Лучников.

— Да-да, в том числе и Гражданской… — очень уважительно произнес Степанов. — Что ж, это естественно, куда пошло войско, туда пошли и они. А вы, случайно, не родственник тем, островным Лучниковым? Этот род там процветает — один, кажется, «думец», другой — владелец газеты… Да вы не подумайте, что вас за язык тянут. Виталий меня знает, я нс из тех… Лично я только бы гордился таким родством.

Лучников и Гангут переглянулись.

Степанов сидел впереди, повернувшись всем липом к ним, внимательно их наблюдая, покровительственно и дружественно улыбаясь — два больших желтых зуба виднелись из-под усов. Шофер совершенно неопределенной внешности и телефон В машине неопределенного назначения. «Вот так славянофилишки», — подумал Гангут.

— Андрей как раз и есть тот самый владелец газеты с Острова, — проговорил он.

Тренированный шофер только головой дернул, зато у Олега Степанова глаза выкатились и лицо стало заливаться выражением такого неподдельного счастья, какое, наверное, у крошки Аладдина появилось при входе в пещеру.

С этого момента ЧП стало принимать все более волнующие формы. Вначале они прибыли туда, куда ехали, на завтрак в квартиру, где ждали «русского режиссера» Гангута. Однако через минуту в квартире, где был завтрак этот накрыт, воцарилась немыслимая суматоха — масштабы менялись, завтрак теперь готовился уже в честь огромной персоны Лучникова, творца Идеи Общей Судьбы, о которой московская националистическая среда была, естественно, весьма наслышана. Тут уже попахивало, братцы мои, историей, её дыханием, зернистой икрой попахивало, товарищи. Завтрак теперь оказался нс основным событием, а как бы промежуточным, да и участники завтрака, в том числе и сама всемогущая «птаха» Дмитрий Валентинович, плюгавенький типчик, почему-то со значком журнала «Крокодил» в петлице, тоже оказались как бы промежуточными, о чем весьма убедительными интонациями давал понять почетному гостю Олег Степанов.