Соколиная книга - Сергей Соколкин

И тогда приходит Она. Женщина.

Любовь для Соколкина – это весенний дурман, сладостно-мутный морок, наваждение, меряченье…

…где бросаются чувства на шею,словно волны,почти без труда.

(«Море что-то бормочет влюбленно…»)

И с Женщиной – ничего не понять. Героиня лирики Соколкина – не кузнецовская «змея», вечная соперница мужчины (поэта, добра молодца), его мучительница – и одновременно – его жертва. Но какова она, эта героиня?

Ты злая, ты холодная, ты снежная.Ты маленькая, добрая и нежная.Все врет метель! Ты добрая. Ты злая.Ты равнодушная.А впрочем, я не знаю.

(«Зимние метаморфозы»)

Как же любить такую? Непонятно. И вообще, что есть любовь?

И то, что в себе мы зовем любовью,Мы жестокостью в других зовем.

(«Сегодня я понял, что тебя я люблю…»)

Может, лучше отбросить это неясное, туманное, обольстительное, самовыворачивающееся понятие «любовь», отдавшись надежному мужскому плотскому влечению?

Любовь пытать – жестоко,лучше телоотдать на растерзанье палачу.Ты слишком глубоко во мне засела.Но я мужики я тебя хочу.Честнее так…А жалости мне малок тем нам, что до сегодня не дошли.Хочу, чтоб ты – сейчас – моею стала.Но лишь ценой всех призраков любви!

(«Все еще любимой»)

Но тогда любовь явится сама – притом в ту минуту, когда она абсолютно недоступна. Например, к узнику в тюрьму…

Сделаю отступление: да, было дело. В 1993 году Сергей Соколкин месяц отсидел в Бутырке – «за хранение и ношение оружия» (на самом деле он вел журналистское расследование о поступлении оружия в Москву – и, судя по всему, перешел дорогу оружейной мафии).

О чем грезит узник в заточении? О любви. О той самой любви, в которой он сомневался, пребывая на воле…

Протяни мне —в прощанье застывшие – руки.Я вернусь! Я тебя никому не отдам!

Я ворвусь к тебе ночью,как воин ликуя,упаду пред тобою в священном бреду.И губами, забывшими вкус поцелуя,как к колодцу, к любимым устам припаду.

(«Дорогая, как там ты за мукой-разлукой…»)

И снова этот вектор – напролом, сквозь стены и решетки, сквозь железо и камень. За словом Сергея Соколкина я вижу жест – нет, я вижу удары окровавленных и истерзанных дланей Святогора – о проклятую дубовую крышку. Я слышу хриплый стон Святогора.

Сейчас сочиняется чересчур много бестрепетно-професси ональных, хладно-неуязвимых стихотворений. Поэзию Сергея Соколкина я никак не могу назвать «неуязвимой»; каждая строка Соколкина останавливает, обращает на себя внимание, ранит, саднит, обескураживает, раздражает или влюбляет. Поэзия Сергея Соколкина – небестрепетна. Она – живая. Подлинная. Настоящая.

Кирилл Анкудинов, критик(Предисловие к книге «Я жду вас потом», М., «Русский Гулливер», 2009)

Неноющий поэт

Мне не хотелось бы давать оценки поэзии Сергея Соколкина, вписывать его в сложившуюся поэтическую иерархию, которая абсолютно фиктивна, произносить какие-то ритуальные фразы, призванные набить цену поэту. Соколкин – тот человек, который в этом не нуждается.

После окончания Литинститута Сергей работал заведующим отдела поэзии газеты «День» («Завтра»). Но в 1997 году практически ушел из литературы и начал писать песни. Сегодня они входят в репертуар более чем пятидесяти отечественных исполнителей. Тому, кто представляет, какая гиперконкуренция (подчас недобросовестная) царит в шоу-бизнесе, это скажет о многом. Можно вспомнить об огромном количестве профессиональных поэтов, потерпевших неудачу на песенном поприще.

Книга, которую вы держите в руках, – седьмая книга поэта и третья, вышедшая в этом году. Таким образом, возвращение получилось энергичным, амбициозным, хотя время сейчас не располагает к чрезмерным ожиданиям в области поэзии.

Задумаемся, что такое успех и при каких условиях он возможен? Социолог Борис Дубин дал такое определение: «Категория успеха фиксирует особое сверхнормативное достижение в той или иной общественно важной сфере. Понятно, что это достижение должно быть некоторым достаточно общепринятым и широко понятым способом признано теми или иными авторитетными в данном социуме институциями, группами, репрезентативными фигурами, санкционировано ими и символически (в смысле – условно) вознаграждено как генерализованный, до стойный общего внимания и подражания образец» (НЛО, 1997, № 25).

Возможен ли сегодня общественный успех в области серьезной поэзии? Нет. Потому что литературные институции сегодня дискредитированы, репрезентативные фигуры условны, экспертное сообщество коррумпировано (если можно считать экспертами самозванцев), группы замкнуты на обслуживание самих себя.

Выход поэтической книги для общества сегодня – это не событие, а просто выход еще одной книги. Поэтому современный поэт должен быть готов к тому, чтобы существовать в невесомости, в удивительной изоляции от читателя, в условиях почти полного отсутствия отклика.

Вы спросите: а как же бум клубной поэзии, происходящий на наших глазах?! Что ж, природу этого явления нетрудно вскрыть. Один клубный поэт как-то пошутил: «Есть поэты нового образца. Они догадываются, что кончился век, кончилось тысячелетие и т. д. Их всего человек двадцать. Все знакомы. Поэтому вечера ни одного из них не пустуют (на каждом сидят все двадцать человек). Каждый сам, являясь поэтом, является и критиком, и читателем, и слушателем для остальных девятнадцати. В результате они имеют полноценную литературную жизнь» («НГ-Ex libris» от 5 марта 2009 г.).

Каждый поэт сегодня фактически отправляет свои книги в пустоту. Для большинства из них это служит источником вечной неудовлетворенности, неизбывной фрустрации, постоянного нытья. Только и слышишь, что плач Ярославны: где мой читатель? Честно говоря, я избегаю подобных поэтов. Но Сергей Соколкин – неноющий поэт. У него очень много стихов, которые можно отнести к любовной и патриотической лирике.

Ну, первое понятно. Если бы было иначе, Соколкин не пробился бы в шоу-бизнесе как поэт. Понимание души женщины, порывов человека, охваченного страстью, любовным томлением, горечью разлуки и т. д. – условие sine qua non для успеха в этой области.

Патриотическая лирика – также специфическая область поэзии. В ней главную роль играет содержание, а не форма. В отношении этой области верны слова Джона Рескина, сказанные им о живописи прерафаэлитов: «Мне кажется, что грубая картина действует часто сильнее, чем тонко исполненная, и что вообще картины вызывают тем меньше любопытства и почтения, чем они совершеннее в техническом отношении… Значение живописца или писателя в конце концов определяется содержанием их произведений, а не формою».

Сергей Соколкин – это один из «прерафаэлитов» современной русской поэзии. Неслучайно литературный критик Кирилл Анкудинов сравнивает поэта «с самым странным, самым таинственным насельником древнерусских былин – с богатырем Святогором».

Святогор – это воплощение «русской хтони», реликтовой, доисторической, косматой, хаотичной, дионисической стихии, замурованной в подсознании любого русского человека.

Русский человек пластичен и податлив до некоторых пределов. Но если внешнее воздействие доходит до самой глубины, то в его душе происходит непостижимый взрыв архаичной энергии – это внутренний Святогор проламывает крышку гроба.

Если пытаться найти «формулу» поэзии Соколкина – то это борьба русского хтонического начала с мелодичным песенным началом. Хтонь – это глухие подземные толчки, шевеление раскаленной магмы, перекатывание неподъемных валунов. А песни – гармоничное струение, ладное журчание, аполлоническое укрощение природных стихий.

Анкудинов каталогизирует прорывы хтони в стихах Соколкина. Процитируем некоторые его находки: «А по Руси шакалов диких свора…», «Сжигают когти дьяволы и бесы…», «Обняв холодный труп, сидит солдат…», «Мертвецы поползут из гробов…», «И дерева, вытягиваясь к Богу, корнями землю, как собаки, рвут…», «И лишь деревья по земле незрячей, как высохшие ящеры, ползут…», «А тело серебрится вечным трупом и в колокол судьбы ногами бьет…», «Запинаясь о собственный труп, я иду на Царьград…», «И плотию своей – остуженной и синей – я земляных червей досыта накормлю».

Хтонь бурлит и разверзается в стихах Соколкина, но аполлоническое начало почти всегда берет верх, не позволяет поэту погрузиться слишком глубоко во мрак, в Черную Бездну, в Кромешный Ад.

Интересно, что зло в стихах Соколкина всегда воспринимается отчужденно. Оно словно бы обтекает поэта по сторонам, не проникая внутрь, встречая бешеный отпор. Оттого мир во многих стихах Соколкина предстает в тревожной черно-белой палитре, как место решительной битвы между Добром и Злом – битвы за счастье, страну, народ и человеческую душу. Причем Добро и Зло, особенно в ранних стихах, выступают едва ли не в химически чистом виде: