Женщины Флетчера - Линда Миллер

«Боже мой,– подумала добрая женщина.– Он любит эту девушку».

– Почему же вы, как дурак, сидите здесь, а не пытаетесь ее догнать? – выпалила Мэми, в волнении оправляя огромными натруженными руками передник и вспомнив, каким несчастным было лицо мисс Рэйчел, когда та забирала у нее оставленные матерью деньги.

Гриффин покачал головой, избегая взгляда Мэми:

– Лучше дать ей уехать, Мэми. Поверь мне.

– Осел,– буркнула Мэми, отвернувшись и с грохотом бросая в дуршлаг шишковатые картофелины. – Упрямый, твердолобый осел!

– Спасибо.

Мэми принялась яростно чистить картошку.

– Сколько раз, по-вашему, Гриффин Флетчер, вам будет ниспослана любовь?

Он отхлебнул кофе, и на лице его изобразилось нечто, весьма далекое от беспечности, к которой он, возможно, стремился.

– Если повезет, больше ни разу. – С этими словами он залпом выпил кофе и вышел.

За окнами было темно. Билли Брэйди не любил темноту: она была полна враждебности так же, как город полон враждебно настроенных людей. Он был рад, что в передней Филда Холлистера горит свет: не будь его, он, возможно, не решился бы постучать.

Филд отозвался быстро – так быстро, что Билли пришло в голову, уж не от Бога ли священник узнает о том, что должно произойти. Преподобный уже держал в руках пальто и произнес только одно слово:

– Гриффин? Билли кивнул:

– Мама просит: придите, пожалуйста, быстрее потому что мы не можем с ним справиться.

– Этого не может никто, – ответил Филд, вздыхая так же, как вздыхала мама Билли, когда у нее не поднималось тесто. Но потом священник все равно отправился с Билли – выполнять свою нелегкую миссию.

ГЛАВА 14

Ни скользкая палуба под ногами, ни белые крашеные поручни, за которые она держалась, ни красота заросших буйной зеленью берегов, проплывавших мимо, – ничто не интересовало Рэйчел, не имело для нее никакого значения.

Пароход сделал две остановки: одну в Кингстоне, другую на острове Бэйнбридж. Рэйчел не обратила внимания ни на сами порты, ни на людей, покидавших корабль или всходивших на борт.

Вместо этого девушка непрерывно смотрела на заснеженные, недоступные склоны гор Райньер. Та, подобно бастиону возвышалась на востоке в огненно-золотом сиянии заходящего напротив нее солнца. Ничто в мире, кроме этого великолепного пика с затерянной в облаках вершиной, не казалось Рэйчел огромнее и значительнее, чем боль и стыд, смешавшиеся в ее душе.

Ослепительная яркость послеполуденного солнца сменилась первыми признаками наступления сумерек, когда пароход, выпуская клубы дыма, вошел в залив Эллиот и уверенно взял курс на Сиэтл.

В Рэйчел снова проснулась любовь к этому молодому, шумному городу. Она, наконец, оторвала уставший взгляд от Райньера и стала смотреть на шумный город, который теперь станет ее домом.

Если не считать небольшого припортового района, Сиэтл был расположен на скате холма. Деревянные постройки, среди которых изредка попадались здания из кирпича, жались к склону, будто дети, играющие в «царя горы». На западной стороне побережья лепились лачуги и палатки – вместилища борделей и салунов Скид Роуд – которые тоже претендовали на то, чтобы считаться полноправной частью Сиэтла. Пронзительные голоса клиентов и обслуги уже неслись из этих заведений, минуя серые здания складов и скрипучие верфи.

Рэйчел закрыла глаза, пытаясь отогнать от себя воспоминания о том, как она пробиралась туда, на Скид Роуд, чтобы разыскать и привести домой отца. Неужели и сейчас он сидит где-нибудь там, накачиваясь виски и потчуя других лесорубов своими небылицами?

Рэйчел, глубоко вздохнув, втянула в себя запахи соли, водорослей и керосина, и решительно открыла глаза. Прежде всего она отправится к мисс Каннингем и, если удастся, оставит за собой комнату в женском пансионе. Она поест, какой бы отвратительной ни казалась ей сейчас мысль о пище, и спрячет толстую пачку денег, которую передала ей Мэми в Провиденсе. После этого она соберет все оставшиеся силы и прочешет все заведения Скид Роуд. Даже если отца там пет, вполне вероятно, что кто-нибудь в одном из тамошних злачных мест хоть что-то о нем слышал.

Когда «Стэйтхуд» мягко причалил к пристани и был привязан к сваям ловкими голосистыми матросами, Рэйчел внутренне приготовилась к новой жизни, ожидавшей ее здесь.

Других пассажиров встречали радостные родственники с повозками и экипажами, и, поднимаясь вверх по пристани, девушка испытала глубокое, тоскливое чувство одиночества. Ее чемодан был тяжелым, старые высокие ботинки на пуговицах больно жали в пальцах под подолом изящного дорожного костюма из серого льна. Уже не в первый раз Рэйчел стало любопытно, что за женщина, – несомненно, подруга Джонаса – носила этот наряд раньше?

В конце скрипучего деревянного причала необыкновенно уродливая индианка предложила Рэйчел предсказать судьбу с помощью раскрашенных раковин. Рэйчел отрицательно покачала головой и, горько усмехнувшись, ускорила шаг, пересекла широкую, покрытую дощатым настилом улицу и направилась вверх по склону горы, скромному жилому району, где мисс Флора Каннингем сдавала внаем комнаты.

За время своего отсутствия Рэйчел забыла городской шум Сиэтла – пронзительные пароходные свистки, доносившиеся со стороны гавани и лесопилок, звонкие колокольчики конок, хриплые звуки гульбы на Скид Роуд.

Отбросив свои недавние фантазии о приятной жизни в этом городе, Рэйчел остро затосковала по спокойному, неспешному быту Провиденса. Туда едва доносился отдаленный шум с лесопилок Джонаса Уилкса, а свистки проходящих мимо судов звучали удивительно мелодично. Вскинув голову, Рэйчел продолжала подниматься в гору, мечтая о том, чтобы острота ее душевной муки притупилась так же, как мучительная боль в ногах.

В Провиденсе она стала бы посмешищем, сурово напомнила Рэйчел себе, – дочь лесоруба, осмелившаяся претендовать на внимание таких господ, как Джонас Уилкс и Гриффин Флетчер. Как они, должно быть, потешались над ней – не только эти двое суетных мужчин, но и праздные женщины, разливающие чай в своих уютных гостиных и выращивающие нежные розы в садиках за заборами.

Глаза Рэйчел наполнились слезами. «Идиотка! – ругала она себя с жестокостью, на которую не была бы способна по отношению к любому другому живому существу.– Теперь ты знаешь, почему папа предостерегал тебя насчет мужчин,– теперь-то ты знаешь. То, что ты сделала, запятнало тебя на всю оставшуюся жизнь; теперь ты не нужна ни одному порядочному мужчине».

Но тело Рэйчел, под элегантным дорожным костюмом, помнило бесконечное наслаждение, которое дарили прикосновения Гриффина Флетчера, требовательные ласки его рта, впивающегося в ее отвердевшие соски. Призрак его страсти, смешавшейся с ее собственной, ожил и всколыхнул все ее существо до самых сокровенных глубин.