Сначала было похищение... (СИ) - Има Вирина

к нужной мне остановке я расстроилась ещё больше, осознав, что такая долгожданная поездка на новом транспорте не произвела на меня никакого впечатления из-за собственной дурости. Трамваи запустили пару месяцев назад лишь в столице, чтобы разгрузить улицы, которые наводнили экипажи. До этого дня у меня не было возможности оценить прелести общественного транспорта. Не получилось и сегодня.

Из вагона я выходила совершенно раздавленной, с диким желанием разрыдаться. Мне было ужасно жаль себя. За то, что всё понимая я не могу справиться с собственными низменными эмоциями. Что в коем-то веке мне попался замечательный парень, который знает обо мне и моих жизненных трудностях почти всё, но не бежит наутёк, а хочет быть со мной, а я не испытываю к нему ничего кроме тёплых, братских чувств.

Дав себе зарок при первой же возможности вдоволь порыдать, я постаралась сосредоточиться на цели своего визита на рынок. А когда представила, что рыдать я буду не минутку-две в тихом уголке, а дома, скорее всего сегодня вечером, когда Лифисса будет крепко спать, а я выпью бокальчик сладкого вина и наконец-то отпущу сковавшую меня внутри пружину, мне авансом полегчало.

Столичный привоз это не то место, где можно неспешно погулять между рядами со снедью. Огромная площадь, куча грязных и опасных закутков. Воздух, смердящий протухшими товарами, куда не проникает осенняя свежесть. Этот рынок считается одним из опаснейших мест в столице. Сюда неминуемо ведут дорожки дельцов и деляг всех возможных мастей и степени жуликоватости.

К сожалению, об этом я вспомнила лишь ступив на эту землю. Поправив корзину и стараясь не обращать внимания на гнилостный запах, пропитавший, кажется и моё пальто, я бодрым шагом направилась вглубь рядов. У окраинных торгашей цены ничем не отличались от цен в соседней с моим домом лавке.

Сладкие яблоки и груши, немного южных апельсинов и любимых Фиссой бананов. По чуть-чуть абрикосов и инжира. По одному гранату и ананасу. Так. Остались ягоды. В корзинке уже почти нет места, буквально для пары гроздьев винограда и жменьки клубники.

Уложив ягоды поверх фруктов, поставила корзину на землю, накрывая её холстиной. До моего слуха привычно доносился рыночный гвалт, когда ухо само сосредоточилось на голосе, раздающемуся совсем рядом.

— … Линд прямо взбесился. Сказал, что ты за дурака его держишь, что сама помнишь, что еще в прошлом месяце он поднял мзду.

Я бы узнала этот голос из тысячи. Ужас и омерзение, пережитых минут на складе всё ещё преследовали меня. Руки мелко затрясло. Пора было вставать, но ноги не хотели разгибаться. Я теребила тряпицу, тянув время, в надежде, что мой несостоявшийся насильник сейчас уйдёт.

— И торговля у тебя, гляди как идёт. Поэтому отваливай быстренько деи и я пошёл. А то и мне попадёт за тебя. — Потом через паузу. — А красавице нужна помощь? Дык такой крале я всегда за радость. Даже денег не возьму. Только натурой.

И сам заржал над своей шуткой.

Я же поняла, что он уже точно никуда не уйдёт. Остаётся молиться, чтобы мерзавец меня не узнал и отбиться от него.

Собравшись с силами я поднялась, поправила юбку, глядя в пол, пробубнила, что в помощи не нуждаюсь, поняла, что либо он уже меня узнал, либо не узнает вовсе и не удержавшись посмотрела на него.

Он узнал. Любитель некрофилии оказался подростком, лет на десять младше меня. Тот самый, отирающийся на вокзале около булочницы-лоточницы. Одетый в кожуху с чужого плеча, но в щегольски начищенные сапоги. Спутанные, беспорядочно откромсанные светло-рыжие волосы, бледный, с яркими пятнами веснушек по всему лицу. Он был отталкивающе, вызывающе некрасивым. Но хуже всего были глаза. Блекло-голубые, очень светлые. Меня всегда пугали люди с голубыми глазами, но в этих просто плескалось равнодушное безумие. Это глаза убийцы. Не человека, которому пришлось отнять чужую жизнь, а того, кто мучает ради наслаждения. Никогда такого не видела, но мне стало очень страшно. Я безумно испугалась этого почти ребёнка, и он это увидел.

— Ба! Знакомые всё лица. — Рыжий обнажил жёлтые зубы, улыбаясь. — Деньги быстро сюда. Я тут не шутки шучу. Иначе возьму сам. Сколько захочу. А ты стой! Больше не убежишь!

Откашлявшись, я произнесла как можно громче.

— Я прошу Вас оставить меня в покое. В противном случае, я буду вынуждена звать на помощь!

— Да? Думаешь понадобится? Ну позови. И кого краля здесь собралась звать в подмогу? — Так же громко ответил он мне. А потом ещё громче. — Чап, Тер! Подсобите? Краля думает, что меня одного ей мало будет. — На его зов подошли ещё двое парней, старше его. — Порезвимся?

С этими словами он достал из кармана небольшой нож. Я не сомневалась, что он использует его по назначению.

— На помощь! Пожалуйста помогите! — Заорала я во всё горло.

Краем глаза заметила, как дёрнулся детина за прилавком с картофелем, но остался стоять на месте. Обвела взглядом толпу и увидела лишь несколько сочувственных взглядов, другие же и вовсе отводили взгляд. Лишь бандит-недоросток мерзко ухмылялся, смотря на меня.

Мне здесь никто не поможет. Каждый из этих людей бережёт свою жизнь и жизнь своей семьи. Никто не станет рисковать ради пришлой.

Времени переживать не было катастрофически. Опять придётся спасать себя самой. Конечно, на всех красавчиков-графов в роли спасителей не хватает. Поэтому невинным девам — герои-офицеры, а девам старым, — собственные силы.

Покрепче сжав корзинку в руке я соткала три иллюзорных огненных шара. От настоящих не отличишь, старалась я на пределе своих возможностей. Шары материализовались прямо у лиц каждого бандита.

— Я ухожу отсюда. Вы стоите и не шевелитесь. Как только я уйду я отзову огонь. Только движение, и шар отреагирует перебросившись на объект.

Произносила я это уже пятясь. Смотря в глаза рыжему, в глазах у которого бесилась паника.

— Магичка! — Потом тише. — Пусть уходит. Пропустите.

Я пятилась ещё несколько шагов, потом развернувшись заторопилась на выход, периодически оглядываясь через плечо, а после припустила бежать со всех ног, вплоть до стоянки кебов.

Задышала я кажется, только когда экипаж тронулся.

Даже в мастерской, когда рынок с его происшествиями уже был далеко, случившееся не отпускало меня.