Начисто - Юлия Резник

же меня раскатывает невыносимой, смертельной тоской. Мы не виделись (бросаю взгляд на часы) каких-то восемь часов. А я уже не могу… Мне дышать нечем. Будто пригодный для этого воздух остался там. С ним.

– Вам больше встать негде? Ни пройти, ни проехать! – бурчит красномордый мужик, нарочно задевая меня плечом. Я толкаю его в ответ и ощериваюсь. Че пялишься? Думаешь, я в слезах убегу? Не на ту напал, мудило. Как я и думала, мужик сдувается, стоит ему получить отпор, и трусливо сбегает.

– Пойдем уже, борзота! Ты когда-нибудь нарвешься, Яська, я серьезно.

Это я слышу не в первый раз. Ну и ладно.

– Значит, так тому и быть.

Родной город встречает меня отвратительной погодой. Улетала из золотой осени, а вернулась в серо-белое безвременье. С неба – то ли дождь, то ли снег. Ветер с остервенением вычёсывает деревья, и те клонятся, как головки девчонок, которым мамки в школу заплетают тугие косы.

– С собой ты, что ли, снег привезла, а? Пойдем. Я во-о-он там машину поставила.

Переходим на другую сторону к огромной парковке. Усаживаемся. Салон успел остыть. Я снова ежусь. Сжимаюсь в комок, обхватив себя руками покрепче.

– Ну, что с тобой, Ясь? Давай. Рассказывай.

Дёргаю головой, мол, нет. Отстань. Закрываю глаза и прислоняюсь гудящей головой к прохладному стеклу, но тут вспоминаю, что не отчиталась Климу о благополучном возвращении.

«Я на месте. Долетела нормально».

«Я в курсе. Следил за твоим самолетом».

Лед внутри трескается. Талая соль подступает к глазам. Он правда всю ночь следил за гребаным самолетом? Нет, я знаю, что бывают такие программы, я ж не пещерный человек, но…

– Яся! Девочка моя, что-то случилось? Что-то плохое, да?

– Нет. Он за мной следил.

– Следил?

– Да. За моим самолетом.

«Это так ми-и-ило», – не очень-то убедительно протягивает стерва во мне.

«Сарказм на двоечку. Куда делось твое красноречие?» – парирует нежная девочка.

– Так ты из-за этого, что ли, ревешь? – вылупляется на меня Валюха.

– Отстань.

– Господи, ты правда влюбилась. Он хоть ничего? Ну, в смысле – симпатичный?

– Он самый лучший. А у меня даже фотки нету-у-у-у, – реву белугой, сама не узнавая себя. Мой эмоциональный фон настолько изменился, что если бы с нашего последнего секса с Дымом прошло чуть больше времени, я бы подумала, что беременна. Тем более что последние несколько раз мы трахались без резинки – Клима все-таки удалось уболтать на прерванный акт. И даже не спрашивайте, почему мне так его по-живому хотелось. Все равно у меня нет ответа, но одно очевидно совершенно точно – я была бы не против, чтобы он в меня и кончил. Может, во мне взыграли животные инстинкты. В конце концов, быть отмеченной своим самцом – вполне оправданное с точки зрения науки желание… Как и родить от него.

– Ну-ну, что ты. Ясь, успокойся. Возьми салфетки в перчатнице.

– Ты даже не представляешь, сколько он всего для меня сделал, Валь. Это он Светку спас. И цветы, и…

– Воу-воу. В смысле – он?

– Его отец. Профессор – отец Клима.

– Охереть.

Валюха, как всегда, коротко, но емко. Смеюсь сквозь слезы.

«Чего не сразу отписалась?» – тренькает телефон. Не дождавшись от меня ответа, Клим решил о себе напомнить.

«Меня Валюха сбила с толку. Примчалась встречать. Теперь вот пытает, насколько ты хорош».

«И насколько же?»

«Настолько, что мне никому о тебе не хочется рассказывать».

«Вот и не рассказывай. Не надо дразнить всяких нехороших дядей».

Это он про Молотова, что ли?

«Эй! Я вообще-то намекала на тёть».

Но он прав. Игорю не стоит знать. И мне с ним продолжать взаимодействовать не стоит тоже. Удивительно, как быстро сместились мои приоритеты. Еще недавно я бы зубами вцепилась в возможность стать партнером в той фирме, которую вместе с Молотовым поднимала. А теперь я хочу поскорее отделаться от всего, что с ним связано, лишь бы обрести полную свободу действий. Кажется, я и забыла, что это такое – ни от кого не зависеть. Ни в чем. И теперь меня пьянит предвкушение.

«Я тебя люблю».

«Я тебя тоже. У меня просьба»…

«Ты издеваешься?!»

«Почему?»

«Тебе нужно было уехать, чтобы это сказать?»

Я закусываю губу, глядя в залитое дождем окно. Мимо проносится город, ставший в одночасье чужим и неприветливым. Чем я жила здесь? Почему это было так важно?

«И что за просьба? Как будто я теперь откажу тебе хоть в чем-то».

Улыбаюсь. Я уже поняла, что когда Клим волнуется, мне достаточно просто молчать. Он сам все скажет. Или напишет.

«Пришли мне свою фотографию. Хотя бы одну».

Дурость. Но на свидание нам не разрешили взять с собой средства связи. И даже Климов контрабандный телефон ему пришлось оставить в камере.

«Я не умею делать селфи».

«Так попроси кого-нибудь тебя сфотографировать».

«Смеешься?»

«Че, пацаны не поймут?»

«Ага».

«Тогда учись делать селфи». Смайлик.

«Даже не знаю, что хуже».

Дым далеко. Но мне кажется, я слышу его ворчливый голос. Теперь каждое сообщение окрашено для меня самими разными интонациями. И это так невероятно, и в то же время так страшно. А вдруг я успею забыть?

«Пойдет?» И фотография следом. Веду пальцами по экрану. Красивый. Но такой недовольный, будто и впрямь я его о чем-то стремном попросила.

«Люблю тебя».

«Это подводка к еще одной просьбе?» Смайлик. В онлайн-переписке значение смайликов сложно переоценить.

«Вообще-то нет. Это просто. Но обещай мне иногда звонить. Или хотя бы отправлять голосяшки».

«Голосяшки? Какое смешное слово. А зачем?»

«Чтобы я не забыла твой голос».

«Ладно. По возможности буду. А пока ухожу на зарядку».

Нежная девочка шлет сто миллионов сердечек в ответ. Непривычно молчаливая стерва закатывает глаза. Похер. Сохраняю фото Дыма, а заодно присваиваю контакту. Ну и Валюхе показываю, чего уж, стоит только ей притормозить на светофоре.

– Вот мой…

Нравится мне так про него говорить. Мой. И все. А ведь раньше не понимала женщин, которые говорили: «вчера с моим съездили на дачу», или «а мой-то че, девочки, учудил». Хотелось спросить, дескать, а имя-то у твоего есть? И вот. Туда же.

– Хорош, Ясь. Я даже не сомневалась.

– И все? – возмущаюсь, – Да ты просто его не знаешь!

– А ты?

– А