Послушай мое сердце - Бьянка Питцорно

— Ты права. Со школьными трудностями нужно справляться самой, — сказал дядя Леопольдо.

— Но если только эта ведьма осмелится поднять на тебя руку… да что я говорю «поднять руку»? Если она осмелится хоть пальцем тебя тронуть, скажи мне, — повторил дядя Казимиро.

Успокоенная этим обещанием, Элиза пересказала его подругам, и они решили сообща вернуться к старому плану, который они забросили в тот день, когда выгнали Иоланду.

— Но слово «ср…ть» я больше не буду говорить, — заявила Элиза, — оно слишком грубое, и я стесняюсь.

— Хорошо. Мы придумаем что-нибудь новенькое.

Приска и Розальба чувствовали себя немного виноватыми, потому что они-то по плану оставались за кулисами и суфлировали, и одна только Элиза открыто бросала вызов учительнице.

Впрочем, вряд ли кто-нибудь из взрослых — случись учительнице поднять руку на одну из них — вмешался бы и потребовал отмщения. Отец Приски сказал бы только: «Сама выкручивайся». Мама Розальбы ограничилась бы сетованиями, что телесные наказания — это жуть как некрасиво, а отец поручил бы разобраться во всем синьору Пирасу, который недостоин перечить учительнице; все Розальбу после такого просто на смех бы подняли.

Так что их жертва оказалось бы бесполезной.

— Просто глупо подставлять себя под удары, если за этим не последует кровавая месть, — успокаивала их Элиза.

Глава вторая,

в которой Элиза выступает соло

У Приски было паршивое настроение, потому что она никак не могла найти Динозавру. Она искала ее повсюду, но черепаха как сквозь землю провалилась.

— Ты уверена, что Филиппо не вышвырнул ее в окно? — с тревогой спрашивала она у Инес. Жили они на пятом этаже.

— Я не разрешаю ему подходить к окну, не беспокойся, — успокаивала ее няня. — К тому же твоя черепаха и без Филиппо постоянно куда-нибудь карабкается.

— Габриеле! Это ты! Ты утащил ее на чердак для своих экспериментов!

— Я против вивисекции, — возмущенно возражал Габриеле.

— Она вернется, вот увидишь! — говорила Антония. — И опять будет вертеться у меня под ногами.

— Но откуда она вернется? Куда она могла деться?

Несмотря на отчаяние, в которое ее повергла пропажа Динозавры, Приска умудрилась посвятить полчаса «Плану кровавой мести» и сочинить песенку, которую Элиза в два счета выучила наизусть (она здорово настропалилась со всеми этими билетами!).

На следующий день на последнем этапе больших маневров Марчелла, которую подослали шпионом к Подлизам, шепнула Звеве — она после исчезновения Аделаиде опять возглавляла строй рядом с ней:

— Послушай, что поет Элиза Маффеи! По-моему, это не те слова.

Звева послушала, и злорадная улыбка осветила ее лицо. Назавтра на перемене она дождалась, когда Приска, Элиза и Розальба уйдут вместе в туалет (они нарочно это сделали: это было частью Плана), и приказала всему классу:

— Чтоб никто сегодня не пел «Вот и кончился день тяжелый» целиком, ясно? Только первые два-три слова. Потом все разом замолчим. Вот увидите, какой получится фокус.

Кролики зароптали, мол, учительница их накажет.

— Если она кого и накажет, то точно не кого-то из нас, зуб даю. А вот если вы не послушаетесь меня, то пары затрещин вам не миновать.

И вот, когда настал черед песни, весь класс завел: «Вот и кончился день тяжелый» и умолк. По двору разнесся высокий чистый голос Элизы, которая звонко пела:

Вот и кончился день тяжелый,Вы ужасны, как ад, синьора.Вы страшны, как свинья из лужи,Нет вас гаже, противней, ху-уже!

Те, что стояли поближе, смеялись все: и стар, и млад, а одноклассницы с ужасом уставились на Элизу. У нее что, помутился рассудок? Но если Звева заметила это еще накануне, значит Элиза пела эти оскорбительные строки не первый день. Что скажет синьора Сфорца?

Учительница остолбенела. Она не могла произнести следующие команды: «Поклон!» и «Равняйсь! Вперед, марш.»

Единственное, что она смогла выговорить через не сколько секунд дрожащим голосом, показывая пальцем на Элизу, было:

— Маффеи!

И Элиза — по правилам поднятый палец означал, надо запевать песню, — начала с начала:

Вот и кончился день тяжелый,Вы ужасны, как ад, синьора…

— Хватит! Замолчи! — пыталась остановить ее учительница, но Элиза уже завелась и допела куплет до конца, к большому удовольствию вторых и третьих классов.

Поднялся страшный шум. Все заговорили одновременно. Кто-то хохотал, какой-то Кролик пищал:

— Ты что, хочешь, чтоб она тебя убила?

Учительница стояла неподвижно, белая как мел. Сторож усадил ее на стул и принес стакан воды.

— Давайте, все по домам! Расходитесь, расходитесь! Мне надо закрыть ворота! — кричал синьор Пиу, оттесняя любопытных.

Розальба взяла Элизу за руку и потащила сквозь толпу к выходу:

— Ну, теперь посмотрим, что будет дальше.

На этот раз Элиза была уверена, что назавтра ее побьют. Конечно, она чуть-чуть волновалась, но главное — ей было страшно интересно, ведь ни один взрослый никогда в жизни не поднимал на нее руку, и она не знала, как это бывает. С виду это было не особо приятно. Но Приске чуть ли не каждый день доставалось от матери, да и Аделаиде, в конце концов, как-то пережила все это. Чем Элиза хуже других, неужели не выдержит это испытание?

Но вместо этого после обеда, когда бабушка Мариучча была на кладбище, учительница позвонила по телефону. К счастью, дядей тоже не было дома, так что трубку взяла няня.

— Вы член семьи? — спросила синьора Сфорца, представившись.

— Конечно! — ответила няня.

— Тогда я бы вам посоветовала показать девочку врачу. Возможно, неврологу. Сегодня в школе она вела себя очень странно, лепетала какой-то вздор. Она выставила себя на посмешище перед всей школой. Может быть, у нее тепловой удар. Или она переутомилась от занятий. Мне кажется, у нее слабые нервы. Она говорила гадости и про меня. Но не в этом суть. Покажите ее врачу, иначе нам самим придется об этом позаботиться. Будет очень неприятно, если с ней опять случится приступ и нам придется вызывать школьного доктора, тогда все узнают, что ваша внучка нуждается в психиатрической помощи.

Няня слушала, вытаращив глаза.

— Не волнуйтесь, синьора. Мы примем меры, — произнесла она наконец. Она повесила трубку и медленно обернулась к Элизе, которая стояла рядом, пытаясь разобрать что-нибудь из разговора. — Послушай, эта учительница сказала, что ты сошла с ума. Что ты натворила?

Это уж слишком! Ну и хитрющая же эта учительница… Бедная повредившаяся в уме девочка может говорить все, что угодно, и ее слова ничего не будут значить. Учительница и пальцем ее не тронет, но, прикрываясь заботой о ней, убедит всех упечь ее в психушку. А что скажет дядя Леопольдо, когда узнает, что своим поведением она завоевала себе славу, от которой так сложно потом отделаться? В детективах, если кто-нибудь притворяется сумасшедшим (обычно какая-нибудь придурковатая жена, которая не знала, что ее муж преступник), ему потом приходится годами доказывать, что он нормальный.

Надо во что бы то ни стало сделать так, чтобы никто из домашних не узнал об этом звонке.

— Ну? Что ты натворила?

— Да ничего такого! Она услышала, как я пою одну смешную песенку… Ну, знаешь, такую бессмысленную белиберду…

— В школе не поют, — строго сказала няня.

Элиза притворилась, что ей очень стыдно:

— Я больше так не буду. Обещаю. Умоляю, няня, не рассказывай бабушке. Она будет только понапрасну волноваться: ты же знаешь, какая она мнительная! И дядям не рассказывай…

— Хорошо. На этот раз прощаю. Но ты отныне веди себя хорошо. Я не хочу больше слышать ничего подобного, ясно?

Приска и Розальба, которых Элиза вызвала на срочное совещание, согласились с ней — план не работает.

Если синьора Сфорца из-за каждого нового преступления Элизы, вместо того, чтобы бить ее, будет звонить бабушке или дядям, в конце концов кровавая расправа совершится не в школе, а в доме Маффеи.

— Нужно придумать что-нибудь новенькое, — вздохнула Приска. — Такое серьезное преступление, чтобы у нее сдали нервы и она мгновенно среагировала. А отвесив тебе оплеуху, она уже не сможет всем рассказывать, что ты сошла с ума…

Это предприятие теперь казалось куда сложнее, чем виделось вначале. Учительница готова была пойти на любую хитрость, чтобы избежать лобового столкновения.

Глава третья,

в которой учительница нервничает

— Ты какая-то беспокойная, — сказала Ундина Приске. — Не слушаешь, делаешь ошибки во всех задачках и вертишься на стуле, как уж на сковородке… Можно узнать, что с тобой такое?

Но несмотря на всю любовь и доверие, которые Приска к ней питала, синьорина Мундула все же принадлежала к миру взрослых. К тому же она сама учительница. Невозможно посвятить ее в План кровавой расправы. Наверняка она выдаст их дяде Казимиро, и все сорвется. Так что она объясняла собственное беспокойство пропажей Динозавры (это не был только предлог, она действительно не могла с этим смириться) и новой манией учительницы, которая портила жизнь всему классу.