Родная душа (СИ) - Ом Виктория

Маркус, припарковав машину поодаль от входа, поспешил ко мне и молча последовал следом в просторный больничный холл. Здесь было тихо. Увидев указатель в какой стороне приемное отделение, я направилась туда. Через него планировала найти выход на территорию больницы, которая могла быть закрыта в такое время — улицы уже поглотил сумрак.

В приемной сидели люди с гудящим беспокойством, ожидая решения врачей. Несколько сотрудников скорой помощи, если верить логотипам на их куртках, повезли каталку с человеком дальше по коридору, я поспешила за ними. Они свернули за поворот, здесь небольшой коридорчик упирался в массивную металлическую дверь, которая и вела во внутренний двор.

Если Михаил попал в аварию, и он без сознания (почему-то другой вариант казался неправдоподобным), то он должен быть в реанимации.

Продолжая следовать за сотрудниками больницы, которые толкали каталку с закрепленным пациентом по утоптанному снегу, старательно запоминала обратную дорогу. Мне повезло — медики направлялись именно в корпус с реанимационным отделом, об этом гласила табличка на двери, в которую они закатили свою ношу.

Я прошла за ними и попала в небольшой холл со стульями и двумя торговыми автоматами с напитками и сладостями. Каталку увезли по отходящему влево коридору, там, скорее всего, находился лифт. Наверх из холла уходила лестница, рядом с которой в одном из кресел сидел охранник. Он окинул взглядом меня и зашедшего следом Маркуса, но ничего не сказал.

Я пошла к лестнице, не давая шанса своему волнению выйти за рамки дозволенного. Нельзя, чтобы из-за этой дурацкой эмоции меня остановили.

— Время для посещений уже закончилось, — подал голос охранник, не сводя взгляда с Маркуса.

— Он со мной, — заявила я, остановившись посреди пролета и обернувшись назад.

Охранник вскочил со своего места и ошарашенно уставился на меня, будто только сейчас заметил, что пропустил постороннего.

— Приходите завтра, — взяв себя в руки, сообщил он.

— Мне нужно сейчас, — возразила, стараясь дышать ровнее, чтобы не усилить поднимающееся в груди беспокойство.

Бросила взгляд на Маркуса и тот прочитал в нем просьбу о помощи. Он удивился такой перемене во мне, но вида не подал. Цербер не стал говорить с охранником и пытаться договориться, видимо, это было бесполезно. Он быстро сократил между собой и оппонентом расстояние. Мужчина хотел было что-то сказать, но Маркус действовал быстро: одной рукой обхватил охранника за шею, принуждая того нагнуться, а в следующий миг уже душил мужчину, зажав его голову у себя под мышкой.

Я испытала неподдельный шок. Не могла и шелохнуться после увиденного. Теперь я переживала за больничного охранника.

Маркус ослабил захват и опустил обмякшего противника на стул.

— Он в норме, — заверил цербер, увидев мои испуганные глаза. — Скоро оклемается.

Не стала терять больше ни минуты, все-таки помощь ему смогут предоставить быстро, в случае если Маркус переборщил.

Мы преодолели несколько пролетов, никого не встретив по пути. На каждую лестничную площадку выходили стеклянные двери, над которыми висели таблички с наименованием отдела. На третьем этаже, наконец-то, оказалась «Реанимация».

— Держись подальше, — постаралась попросить помягче, а получилось что-то среднее между извинением и сожалением.

Не хотелось бы повторять фокус с охранником на ком-то еще.

Маркус промолчал, а я решительно взялась за ручку двери и открыла её. Прошла по коридору в поисках поста медсестры. Там можно было узнать в какой палате Михаил, если его все же определили сюда.

— Простите, я ищу палату Михаила Нуво, — обратилась я к медсестре за стойкой ресепшен.

— Время посещения уже закончилось, — не отрывая глаз от журнала, в котором она что-то писала, сообщила женщина.

— Я его сестра, только узнала, что он попал в аварию, — старалась говорить как можно спокойней, чтобы не вызвать ненужной реакции. — Мне бы только убедиться, что он здесь.

Она подняла на меня свои бледно-голубые глаза, придирчиво разглядывая и решая, как ей поступить. Я видела её сомнение, легкое и расплывчатое. Но что-то всё же заставило пойти мне навстречу и спросить:

— Как его зовут?

— Нуво, Михаил.

Она достала журнал из ящика стола и пролистала до нужного ей места, пробежалась глазами по закорючкам. Я на это время, пока женщина старательно искала необходимую информацию, задержала дыхание. Боялась, что спугну тень надежды любым неосторожным движением или звуком.

Все же медсестра нашла:

— Триста сорок первая. Но только пять минут, — строго предупредила она, подсказав напоследок направление: — Дальше по коридору.

— Да, конечно. Спасибо.

Я направилась в указанном направлении, разглядывая таблички с номерами палат. Волнение усиливалось с каждым ударом сердца, которое усиленно подгоняло меня. При этом я была рада, что не ошиблась, что он действительно здесь. И что его, не знаю каким образом, записали под известным мне именем. Может документы при нем нашли? А может кто-то все же позаботился о нем? А может он был в сознании или приходил в себя? Не узнаю, пока кто-нибудь не расскажет. Нет, к медработникам приставать с расспросами не буду, точно выгонят взашей.

«Триста сорок один», — гласила табличка на двери.

У меня все внутри сжалось. Выдохнула, пытаясь избавиться от сдавливающего волнения, взялась за ручку двери, чувствуя как сильно вспотела ладонь, и толкнула её, заходя в небольшую комнату. Рассчитана она была на одного пациента, значит, платная.

Я прошла вглубь по маленькому коридорчику, образованному из-за наличия персонального санузла. Кровать, на которой лежал пациент, располагалась с правой стороны, окруженная медицинской аппаратурой.

Подошла ближе, чтобы лучше разглядеть лежащего. Я не так много раз видела Михаила, чтобы как следует запомнить его черты, — память у меня на такие вещи совсем не цепкая, — но даже трубка дыхательного аппарата не помешала понять, что это он. Пробежалась глазами по кровати, пытаясь оценить его состояние. Он был накрыт тонким шерстяным одеялом, поверх простыни, по грудь, на которой были закреплены датчики для отслеживания сердцебиения. Руки были на виду, без видимых повреждений — гипса или простых повязок не наблюдалось.

Было больно видеть его в таком состоянии. Чувства вины, сожаления и беспомощности звенели, словно встревоженный талисман "музыки ветра". Слышала эту какофонию и не могла понять: вот чем я могу ему помочь?

Потянулась к его ладони и осторожно сжала её. Просто захотелось коснуться. Слышала, что такой контакт оказывает положительное психологическое воздействие на подсознание, даже у человека в коме. Видимо, это всё, что я могу сделать.

— Отошла от него, — услышала гневный тон со стороны окна и вздрогнула от неожиданности.

Тот парень, что забегал, точнее залетал к Михаилу, когда я была на его кухне, и тот, что выдернул меня из теплого помещения на хрен пойми какую высоту, и скинул!

— С какой стати, — огрызнулась в ответ, и не думая делать, как велит этот…

— Он здесь по твоей вине, — прошипел парень.

— Моей?.. — осеклась, испугавшись истерической нотки в собственном голосе. Шумно втянула носом воздух и заговорила сдержанным тоном: — Ни я нападала на него, ни я нанесла удары, которые привели к его падению.

Мои слова заставили крылатого побледнеть и нервно прикусить нижнюю губу. Я смотрела на этого парня исподлобья, не желая, чтобы он воспринял меня, как никчемного человека, от которого можно так просто избавиться.

— Что? Нечего сказать? Правда глаза колет? — И не удержалась от ехидного замечания: — Считаешь, что ты ему друг?

— Ты понятия не имеешь кто он и что вообще происходит.

— Мне достаточно того, что я вижу. Он на грани жизни и смерти, а ты весь чистенький и не при делах.

Парень не стал мне отвечать, а двинулся в мою сторону, обходя кровать и не сводя с меня своего яростного взгляда. Он схватил меня за локоть и сжал со всей силы, заставляя выпустить ладонь Михаила, а затем потянул к выходу. И правильно, нет слов, пускай в ход руки, раз на твоей стороне физическая сила.