Клинок его Величества - Василий Горъ

У его «братьев» все происходило приблизительно так же — пироги продавались за считанные мгновения, а на обратном пути под ногами путались всякие там «доброжелатели» и «работники ножа и топора», как их потом презрительно обозвал сын Нардара. Ничем хорошим для «работников» это не заканчивалось. А «братьев» — злило. Причем не на шутку.

Убивать кого бы то ни было в городе было запрещено, поэтому в какой-то момент воины здорово озаботились будущим своего «торгового начинания». К счастью, сложившуюся ситуацию обсуждали в юрте Бородавки. Довольно громко, и не особо скрывая свое возмущение. И дообсуждались — «супруга» Касыма, как раз закончившая месить тесто, грозно нахмурилась, уперла руки в бока и… принялась вспоминать родственников и близких «тех безродных ублюдков, которые невесть почему вздумали мешать честным людям зарабатывать себе на кусок хлеба»…

Пока его «слабая половина» кляла конкурентов, шири думал о том, что в приказе не убивать горожан должны быть исключения. И что если к делу подойти с умом, то пропажи пары-тройки человек никто и не заметит. Поэтому не обратил внимания на то, о чем ему талдычит Бородавка.

Зато когда ее белая от муки рука вцепилась в его рубаху и рванула ее на себя, он, наконец, услышал. И расхохотался: женщина предлагала пожаловаться на «кастрированных отпрысков полудохлой барсучихи и шелудивого пса» любому из прикормленных ими десятников.

Услышав его смех, «жена» возмутилась. И, не особо выбирая выражения, предложила попробовать. А потом добавила, что если это не поможет, то она завтра же пройдет от Северных ворот и до Южных. Нагишом…

Несмотря на такую уверенность в собственной правоте, следовать ее совету Касым не собирался: им, лучшим воинам Степи, не пристало жаловаться мягкотелым лайши. Тем более тем, кто только и умеет, что прятаться за каменными стенами своих стойбищ…

Он не собирался. А Жалгыз взял и попробовал! Пожаловался первому же постоянному покупателю. И «доброжелатели» тут же куда-то пропали. Мало того, хозяин одной из пекарен, мимо которой он проходил, ему поклонился!

— А что тут странного, Жало? — удивилась Бородавка, переиначив имя вернувшегося домой «родственника». — Городские ворота — место прибыльное. И кого угодно туда не поставят. Те, кто почувствовал вкус денег — хотят еще…

— Причем тут деньги? — глядя на довольное лицо сына Ирраза, поинтересовался Касым. — Мы же им не платим…

— Большая часть стражников, несущих службу у городских ворот, тесно общается с купцами и с Серым кланом… — хохотнула баба. — Поэтому и имеет в день столько, сколько мне не заработать и за год! Много ли им надо, чтобы заработать лишнюю серебрушку? Не взять пошлину с лишнего воза зерна… Увидеть вместо телеги с тканями сено… Закрыть ворота чуть позже, чем полагается…

— Все равно не понял… — признался шири.

— Да что тут непонятного? Да вы их кормите почти забесплатно! Значит, вы — ИХ люди. Одно слово, сказанное кому надо — и того, кто попытается вас обидеть, найдут в канаве. С горлом, перерезанным от уха до уха. Поймите, они держат в руках чужие судьбы! Значит, почти всесильны…

…Чувствовать себя ИХ человеком было… смешно — воины, «державшие в руках чужие судьбы», не подозревали, что он, глуповатый торговец с дешевыми пирогами — Голос Аишки-нэй. И Правая Рука Хелмасты…

Глава 26. Граф Дартэн Ратский

Ближе к полуночи, когда выпитое начало туманить разум даже самым стойким в этом плане личностям, толпа в Большом Бальном Зале начала редеть. Нет, желающих покружиться в танце было еще предостаточно. Особенно среди молодежи, с ужасом думавшей о том, что следующий бал в королевском дворце будет только весной. Однако абсолютное большинство придворных, оттанцевав положенное и таким образом отдав «вассальный долг» королю, уже спешили заняться своими делами.

Самые любвеобильные уединялись в гостевых покоях и альковах. Благо таких в Западном крыле было предостаточно. Те, кто в своих ухаживаниях продвинулся не так далеко — отправлялись на прогулку в парк. А те, кто приехал на бал, чтобы заняться делом, спускались в гостевые винные погреба. Чтобы, заняв один из уютных кабинетов, за кубком хорошего вина обсудить с единомышленниками насущные проблемы.

Естественно, и те, и другие и третьи интересовали графа Ратского по-разному. Лица из первой категории — меньше всего, так как о большинстве их интрижек ему было известно уже давно. За представителями второй категории следили чуть более внимательно: начинающиеся отношения между представителями различных родов обычно давали достаточно пищи для размышлений. И, конечно же, данные для последующего использования в придворных интригах. Зато с лиц, дегустирующих королевские вина, глаз не спускали не на минуту — каждая фраза, сказанная в тесной компании, могла принести или очень большие проблемы, или такую же большую выгоду.

Кстати, некоторые особо интересные беседы граф Дартэн старался слушать сам. Ибо знал, что никакой, даже самый подробный отчет не может передать тех мелочей, которые делали разговор. Интонации, жесты, выражения лиц и даже паузы могли вывернуть смысл разговора наизнанку. И частенько несли в себе больше информации, чем то, о чем говорилось вслух.

Естественно, слушать приходилось инкогнито. Оставаясь невидимым и неслышимым. Однако с этим проблем не возникало — в стенах каждого из кабинетов было достаточно глазков и слуховых отверстий не для одного, а для двух-трех слухачей. Но сегодня графу Ратскому было не до разговоров — последние два часа он неспешно прогуливался по Залу, улыбался молоденьким красавицам, еще краснеющим от взглядов всесильного главы Тайной канцелярии, и терпеливо ждал. Ждал приезда Гайоса Ранмарка. Ибо сегодняшнее явление командира Золотой тысячи ко двору должно было стать самым важным событием уходящего года.

И кто-кто, а Ратский знал это лучше всех: после нескольких недель беспробудного пьянства безутешный отец, потерявший единственного наследника, не мог не думать ни о чем, кроме мести.

Увы, его надежды на то, что посланные в Свейрен воины возьмут кровь за кровь, превратились в дым: сегодня утром он узнал о том, что головы его людей выставлены на всеобщее обозрение на Лобной площади столицы Делирии. Естественно, весь день граф пребывал в состоянии неконтролируемого бешенства. И мог думать только о мести.

Кстати, сотник Виллар Зейн, сообщивший ему эту новость, мимоходом оборонил еще одну фразу. О том, что статус командира отборного подразделения армии Онгарона и действия против Иаруса Молниеносного не совместимы. Объяснять, почему не совместимы, не было никакой необходимости: граф Ранмарк прекрасно понимал, что не имел права действовать против главы другого государства без разрешения верховного сюзерена. А верховный сюзерен, как известно, такие действия не одобрял.

Конечно же, можно было поступить и по-другому. Намекнуть графу, что вассальная клятва, данная им его величеству, накладывает ответственность не только на вассала, но и на короля. Но Ранмарк знал, что война — это тысячи жертв. И ни за что не стал бы тешить себя надеждами, что Бадинет Ленивец, выполняя свой долг перед вассалом, возьмет и объявит войну Иарусу Рендарру.

В общем, мысль о том, что, уйдя в отставку, он сможет посвятить все свое время мести за убитого сына, отравила его душу так же быстро, как яд веретенки или отвар четырехлистника. И он должен был вот-вот появиться во дворце, чтобы повидаться с королем…

…Услышав зычный глас церемониймейстера, объявившего о появлении начальника Золотой тысячи, Ратский неторопливо поставил на поднос пробегавшего мимо слуги кубок с вином, тщательно вытер губы, а уже потом повернулся к Гостевым Дверям.

Взгляд на возникшего на пороге мужчину — и начальник Тайной канцелярии, как и все присутствующие, «искренне удивился». Кстати, чтобы изобразить эту эмоцию, не пришлось прикладывать никаких усилий, ибо граф Ранмарк явился на бал в совершенно непотребном виде: седые спутанные волосы, слипшаяся борода, винные пятна на несвежем камзоле, взгляд, полный безумия. Да что там взгляд — на поясе командира Золотых не было ни меча, ни кинжала!

…Оглядев зал мутными от затаенной боли глазами, Ранмарк остановил взгляд на пустующем малом королевском троне и недоуменно свел брови к переносице: короля не было. Значит…

«Вот он… слева!» — подсказал ему Ратский. Естественно, про себя. — «Общается с принцем Гарридом…»

Словно услышав подсказку, командир Золотых набычился, сжал кулаки и попер к монарху напрямик. Не замечая танцующие пары…

Забавно, но желающих высказать недоумение таким неслыханным поведением в зале не оказалось! Даже те, кто отлетал в стороны от толчков его могучего плеча, делали вид, что потеряли равновесие сами. Ибо понимали, что в том состоянии, в котором граф Гайос находился сейчас, он опаснее разъяренного кабана…