Земля Жар-птицы. Краса былой России - Сюзанна Масси

Вполне на современный лад, Екатерина II считала популяризацию собственной персоны одним из основных рычагов управления страной, и она проявила незаурядный талант в умении показать всему миру достоинства российской императрицы и результаты ее деятельности. Прежде всего Екатерина распорядилась, чтобы ее речи переводились на иностранные языки и распространялись за границей, но вскоре она поняла, что будет еще лучше, если другие голоса разнесут ее славу по миру. Она приобрела таких глашатаев, вступив в регулярную переписку с самыми великими и влиятельными людьми своего времени. Императрица написала сотни писем Дидро, Вольтеру, Даламберу, принцу де Линю, прусскому королю Фридриху Великому и австрийскому императору Иосифу II. (По инициативе Екатерины, которая пыталась в течение многих лет составить универсальный словарь всех языков мира, генерал Лафайет обратился с просьбой к генералу Вашингтону подобрать несколько слов племени Чиппева и других индейских племен.) Основной корреспондент российской Императрицы — человек, которого можно было бы назвать агентом по печати восемнадцатого века, Фридрих Мельхиор Гримм, немец по национальности, проживавший в Париже. Гримм издавал газету под названием «Литературная, философская и критическая корреспонденция», которую за довольно значительную плату получали привилегированные и влиятельные подписчики. Екатерина была одним из самых главных клиентов и сотрудников Гримма. Корреспонденты очень высоко ценили возможность переписки с Екатериной не только за содержащиеся в письмах остроты Императрицы, но и за более весомые знаки льстящего их самолюбию восхищения: дорогие меховые шубы и уникальные драгоценные табакерки. Неудивительно, что они откликались с энтузиазмом, и хор голосов, воспевавших достоинства Екатерины и называвших ее «Семирамидой Севера» и «Минервой», разнесся по всей Европе.

Не многие из этих джентльменов на самом деле были лично знакомы со своей корреспонденткой. Дидро приезжал однажды в Россию, но визит его успехом не увенчался. Он сидел рядом с Екатериной и, называя ее «моя добрая фея», обсуждал с ней революционные идеи, которые были ей абсолютно чужды. Когда Вольтер, мучимый ревностью, также захотел совершить путешествие в Россию, Екатерина заметила, что ему не стоит приезжать: «Cateau[22] лучше видеть издали».»

На подмостках Европы, а также и Америки, восемнадцатый век разыгрывал спектакль, в котором соседствовали потрясающая роскошь и жалкая нищета. Это было время поразительных контрастов между идеями свободы и реальной жизнью. Людей жестоко преследовали в Европе за религиозные убеждения, кровавые казни были публичным зрелищем на площадях Лондона и Парижа. Самые несметные богатства одних сосуществовали со страшной бедностью других. В Англии герцог Бедфордский содержал в Вубернском аббатстве четыреста слуг. Шесть крепких мужчин на службе у французского короля не имели других обязанностей, кроме как наливать по утрам какао в чашку и помешивать его. На огромной, в семьдесят тысяч акров плантации Мидлтонов в Южной Каролине, принадлежавшей Генри Мидлтону, одному из тех, кто впоследствии подписал Декларацию о независимости, десятками лет работали сотни рабов, чтобы вырастить аллеи из тысяч камелий. Английские парламентарии старались не замечать, что Англия активно ведет торговлю рабами. Идеи рабства и крепостничества даже среди умных и просвещенных людей рассматривались как допустимые с точки зрения права и казались естественным положением дел. Томас Джефферсон также никогда серьезно не задавался вопросом о допустимости рабства. В восемнадцатом веке Россия была страной подобных парадоксов. Крепостное право, возникшее в семнадцатом столетии, на первых порах должно было лишь удерживать крестьян от передвижения по стране. Постепенно оно переродилось в жесточайшую крепостную зависимость. Крепостной, в принципе, не был рабом. Помещик не владел им лично, его собственностью была только земля, на которой работал крестьянин. Ко второй половине восемнадцатого века это различие полностью исчезло.

Во времена Екатерины русские дворяне содержали целые армии слуг. Самые богатые имели в штате от 300 до 800 человек; число домашних слуг от 100 до 150 воспринималось как очень скромное. Знать проводила большую часть своего времени в поместьях, находившихся друг от друга на значительном расстоянии и похожих на небольшие городки в сельской местности. Богатый аристократ держал собственных крепостных: портных, сапожников, седельников, плотников, конюхов, молочниц и лекарей, не говоря уж о посудомойках, прачках, лакеях, дворецких, резчиках, горничных, подающих кофе, и мальчиках на побегушках. Считалось вполне нормальным, вдобавок ко всем перечисленным, иметь целые оркестры из крепостных, своих актеров и актрис, поэтов, архитекторов и художников.

Когда дворяне переезжали из одного поместья в другое или из города в деревню, они брали с собой свои театры и оркестры. У одного состоятельного помещика, остановившегося в пути на ночлег, оказалось двадцать больших экипажей с сопровождавшими его музыкантами и актерами. Аристократы, с традиционной для русских щедростью и гостеприимством, старались не уступать в расточительстве самой Екатерине.

В начале своего правления Екатерина много говорила и писала о «свободе» и пробудила в дворянском сословии идею предоставления воли крестьянам. В последние годы восемнадцатого века в России, как и по всей Европе, все громче стали звучать призывы к упразднению подневольного труда. Некоторые представители просвещенной знати начали освобождать своих крепостных.

Но Екатерина не желала об этом и слышать. С возрастом она становилась все более консервативной. Она называла Вашингтона «бунтовщиком», наложила цензуру на сочинения Вольтера и даже, доходя до абсурда, критиковала некоторые идеи, высказанные прежде ею самой.

Достижения времени правления Екатерины Великой в области искусства опирались в гораздо большей степени, чем ей хотелось в этом признаться, на начинания Императрицы Елизаветы. Еще супруга Петра I, скромная Екатерина, в 1727 году возвела рисовальную школу основанную Петром, в ранг гравировальной палаты Академии наук, а граф Иван Шувалов, фаворит Елизаветы, в последние годы правления своей покровительницы создал первую в России Академию художеств.

Граф Шувалов был блестяще образованным и культурным человеком, много путешествовавшим по странам Европы. Он говорил на нескольких иностранных языках, переписывался с Вольтером и французскими философами-просветителями. В 1755 году Шувалов при содействии своего друга, ученого Михаила Ломоносова, основал Московский университет. За несколько лет до смерти Императрицы Елизаветы Шувалов подал в Сенат докладную записку с представлением об учреждении Академии художеств и предложил построить для нее специальное здание. В одну из своих поездок за границу он пригласил французского архитектора Жана Батиста Валлен-Деламота в Петербург преподавать в Академии. Валлен-Деламот вместе с русским архитектором Кокориновым спроектировал величественное здание Академии художеств, строительство которого было завершено в 1789 году.

Эта работа архитекторов произвела большое впечатление на Екатерину, и она вскоре поручила Валлен-Деламоту выполнить проект Эрмитажа рядом с Зимним дворцом. Екатерине хотелось иметь более интимную городскую резиденцию, напоминавшую частные европейские дома, где она могла бы находиться в уединении поблизости от огромного Зимнего дворца. В Эрмитаже она предполагала также разместить свои разраставшиеся собрания художественных произведений и книг. В то время Императрица уволила Шувалова с поста президента Академии художеств, придала этому учреждению статус государственного и назначила директором своего человека, графа Ивана Бецкого. Бецкой был изрядным педантом и не обладал такой богатой фантазией, как граф Шувалов. Перед Академией в первые годы ее существования ставилась цель воспитания плеяды российских художников. При Екатерине в этом учреждении перестали поощрять индивидуальность художника и требовали, чтобы он следовал канонам официального искусства. Устав Академии был заимствован в Европе, но в отличие от Франции, рисунок, скульптура и прикладное искусство преподавались в Петербурге под одной крышей.

Со времени основания Академии Шуваловым, лучших воспитанников этого учреждения за счет казны посылали за границу группами по двенадцать человек. Там они проводили от двух до четырех лет, обучаясь во французской Академии и в мастерских художников Парижа, Италии и Германии. Выдающийся скульптор Федот Шубин, сын рыбака с Белого моря, поступил в Академию в 1761 году, в год смерти Императрицы Елизаветы. Он учился у Никола Франсуа Жилле, возглавлявшего класс скульптуры, и как победитель одного из конкурсов был награжден пенсионерской поездкой в Париж, где продолжал образование в течение шести лет. Возвратившись в Россию, Шубин создал целый ряд замечательных бюстов видных деятелей екатерининского времени. Его работы были столь совершенны и правдивы, что по сей день они считаются одними из лучших в области русского скульптурного портрета.