Улеб Твердая Рука - Игорь Коваленко

Пары сменяли одна другую. Под неистощимые вопли толпы бойцы усердно тузили друг друга, как разъяренные петухи. Поверженных изгоняли с позором, причем особенно рьяно свистели и ревели те зрители, для которых их поражение оборачивалось денежными убытками. Победителей уносили на руках.

Вернувшись на арену, Анит прямиком направился к безучастно сидящему Твердой Руке.

— Эй, не узнаю задиру! — бодро обратился он к юноше, присаживаясь рядом на корточки. Видно, визит к кафизме оказался приятным или во всяком случае безопасным. — Выше голову, мальчик, не то подумают, что струсил мой хваленый боец перед Барсом.

Улеб невесело усмехнулся:

— Ты чему рад? Твои-то ложатся перед гостями, как сговорились.

— Не все, не все, мой мальчик, я видел оттуда.

— Не нравится мне лживое представление.

— Не беда, — оборвал его Анит, — Барс размахнется, понравится.

— Тем и тешусь.

— Там, внизу, помнится, было тебе не до шуток, — заметил Анит весьма благодушно, точно нравилась ему эта словесная перепалка, — теперь же, вижу, ты настроен шутливо, мальчик мой. Я не против. В круг нужно идти с легким сердцем. Могу порадовать еще. Сказали мне, что Барс из Икония готовился как никогда. Тебе не устоять, я знаю это лучше других. Отныне ты мне безразличен. Шути и смейся, все позволено обреченному. Глумись надо мной, не моргну даже. Я добрый, помолюсь за тебя, безбожника, Христом клянусь.

— Клянусь Сварогом, отплачу тебе когда-нибудь добром тоже.

— Повтори.

— Отплачу тебе добром за доброту.

— Благодарю, — рассмеялся Анит, — запомню. Сам же вспомни все, чему научен мною. Надеюсь, ты продержишься долго перед силачом Никифора Фоки, ибо богу в лице Романа угодно, чтобы боец доместика не блеснул слишком скорой своей победой. О чести же василевса снова позаботится сам Анит Непобедимый.

— Меня в круг кличут. — Улеб резко поднялся со скамьи и ринулся на голос зазывалы.

— Иди, мальчик мой… Прощай!

Ну и странный же был человек тот Анит, неровный характером, путаный в мыслях и поступках.

Твердая Рука уже стоял у кромки песчаного круга, истоптанного ногами предыдущих бойцов. Напротив также за пределами круга шириной в две маховые сажени стоял его грозный противник. По газону перед трибунами бегали служители в высоких пестрых колпаках и выкрикивали народу прозвища обоих, восхваляя их достоинства и прославляя тех, во имя кого они вышли на бой.

Согласно ритуалу два человека из свиты Никифора Фоки воздели руки своего Маленького Барса к небу. Двое чинов из Палатия проделали с Твердой Рукой то же самое. Зрители дружно откликнулись восторженными приветствиями.

Вот четверо посредников демонстративно ощупали воловьи шкурки на правых кулаках бойцов, дескать не припрятано ли под перевязями железо, и разом отбежали прочь, растопырив пальцы: все в порядке, мол, пара готова. Последовал привычный возглас глашатая:

— Да озарит мой свет всех вас, римляне! Пусть начинают!

Росич шагнул в круг. Левая рука, как должно, ладонью вперед, точно выставленный маленький щит, правая кулаком на бедре. Взгляд цепкий. Анит, наставник, учил в палестре по глазам врага угадывать его намерения.

Помнил юный и то, что перед схваткой полагались взаимные словесные угрозы. Умение предварительно оскорбить и охаять противника расценивалось как доказательство храбрости.

Приняв стойку подобно Твердой Руке, Маленький Барс разразился бранью под одобрительное гоготанье трибун:

— Эй, ничтожество, не вижу тебя! Где ты? Отзовись, жалкий скиф! Хоть пискни, не то наступлю ненароком, раздавлю пяткой! Вот беда, совсем затерялся среди песчинок!

Улеб молчал.

— Покажись! — куражился ромей, и зрители покатывались со смеху. — Ах, как это я упустил из виду, — он хлопнул себя по лбу, — ведь червяки безголосы! Так пошевелись, червь, чтобы я смог разглядеть тебя под ногами!

Анит, раскрасневшийся от досады, издали усиленно подавал ученику знаки, требуя, чтобы тот отвечал Барсу, даже подсказывал начальные слова витиеватых ругательств.

Улеб молчал. Зато соперник его не терял времени даром, потешался вовсю.

— Ну вот, почтенные граждане, что же мне делать? — Корча рожи, он оборачивался во все стороны, как бы ища совета. — Как теперь быть? Граждане! Христиане! Как быть мне? Слышу исходящее от скифа зловоние, но не вижу его самого!

Молчал Улеб, побелев лицом.

— Скажи наконец что-нибудь, несчастный! — раздался отчаянный крик Анита. — Ответь ему, пока не забросали объедками! Отвечай, не то изгонят!

— Трус! Безъязыкий раб! — ревела толпа. — Утопи его в плевке, Маленький Барс! Бей, круши варвара! У-у-у, гнуснейший трус!

И Улеб воскликнул внезапно и страшно:

— Быть убийству!

Эхом прокатились по притихшим рядам бесчисленных скамей амфитеатра слова юноши. Будто от страха спрятался краешек мутного солнца за куполом дворца Антиоха, и голуби пали всей стаей на кровли домов, и дико прозвучал визгливый хохот какого-то пьяницы где-то далеко наверху, на самых последних местах трибуны.

Только сейчас понял Улеб, почему его противнику дали такое прозвище.

Огромный Маленький Барс преобразился. Казавшийся поначалу неповоротливым и угловатым, он весь собрался в подвижный комок. Упругими кошачьими прыжками перемещался по кругу, рассчитывая ошеломить всех каскадом обманных телодвижений, показной неутомимостью и рычанием. Туловище его то сжималось пружиной, то изгибалось дугой. Он появлялся сразу со всех сторон. Однако Твердая Рука был внимателен, ловко уклонялся от ударов, отступая пока, чтобы скомкать первый натиск самонадеянного, хитрого и опытного силача.

Они кружили, вцепившись друг в друга взглядами, кружили до тех пор, пока Барсу не стало ясно, что росича не испугать наскоком, что тот не дрогнул, а умно выжидает, когда прекратится эта бесплодная пляска.

Настал черед азиату оценить соперника по достоинству. Сорокалетний мужчина перестал рычать зверем, прыгать козлом и молотить кулаками воздух впустую. Выровнял дыхание. Юноша оказался удивительно увертливым, и великан пошел на него массивной грудью без лишних выкрутасов, полагаясь теперь только на зрелую силу своих мускулов.

Когда они сошлись, Улеб не увидел тавра на плечах Барса. Правду сказал Анит: боец Фоки был свободным. Это озадачивало, ибо трудно понять, зачем свободный человек не посвятил свою врожденную мощь настоящему ратному делу, а топчет песок ипподрома ради прихоти и тщеславия других.

Словно угадав мысли Твердой Руки, Барс прохрипел:

— Позабавь меня, раб. Сдохни!

Пудовый кулак просвистел у самого виска, Улеб еле успел уклониться. Промахнувшись, Барс быстро наступил ногой на ногу согнувшегося юноши, не позволив тому отпрянуть, и вновь размахнулся.