Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2 - Борис Яковлевич Алексин

открытые площадки торфоразработок, там сейчас сухо, не только леса, даже кустов нет! Нет и спасительных болот, за которыми мы тоже научились отсиживаться. Вот уж не знаю, как мы там удержимся! Я об этом уже по телефону комдиву доложил. Решили, что я поеду в район 41-го полка и буду организовывать не наступление, а оборону. Опять оборону! Он с начальником штаба во взаимодействии с 55-й морской бригадой постарается как-то удержать достигнутые рубежи на правом фланге. Так что, я думаю, что тебе надо ехать не во второй эшелон медсанбата, а в район 41-го и 50-го полков, чтобы организовать бесперебойный вывоз раненых с передовой. Их сейчас, конечно, прибавится.

Наскоро сообщив Сангородскому и Картавцеву об изменении плана, Алёшкин выехал вместе с Марченко в расположение 41-го стрелкового полка. Уже по дороге на передовую чувствовалось, что обстановка переменилась.

Во-первых, артиллерийские и миномётные налёты на дороги и тылы полков заметно участились и усилились. Во-вторых, впереди была слышна более интенсивная пулемётная и ружейная стрельба. Шальные пули, со свистом сшибая ветки и листья деревьев, проносились и над машиной комиссара. Всё чаще стали попадаться грузовые машины с сидящими в них ранеными. Вскоре встретилась полностью загруженная машина Ряховского. От ехавшей в ней сестры Матросовой Алёшкин узнал, что передовые части 41-го полка, встретив сильное сопротивление противника, вынуждены были остановиться, использовав для обороны насыпь узкоколейки, идущую с юга на север сразу за рабочим посёлком № 7. Он сообщил об этом комиссару дивизии и тот, оставив Бориса в расположении ППМ 41-го полка, сам поехал дальше в штаб полка.

Сопротивление немцев возрастало с каждым часом. По-видимому, к ним действительно прибыло значительное подкрепление. Борис вскоре убедился в этом и на личном опыте. Количество раненых, поступающих в ППМ, увеличилось, и скоро не только пещерки, заблаговременно отрытые по распоряжению Кузнецова, были ими заполнены, но часть раненых уже размещалась во всех выемках и воронках высокого берега вдоль ручейка.

Правда, пока персонал ППМ со своими обязанностями справлялся: на всех поступавших заводили карточки передового района, всем нуждавшимся накладывали швы, повязки, жгуты. Грузовые машины, следовавшие в тыл, немедленно загружались ранеными, но кое-кто отправлялся и пешим порядком. Когда машина Ряховского вернулась из медсанбата, Борис послал с ней записку: срочно выделить в ППМ 41-го полка ещё две машины.

Время приближалось к обеду, когда Алёшкин, убедившись, что Кузнецов достаточно умело справляется с эвакуацией раненых и без него, решил пробраться в ППМ 50-го полка. Ему предстояло пересечь клин, образованный наступлением частей 65-й стрелковой дивизии, то есть проехать примерно 10–12 километров вдоль фронта на расстоянии 2–3 километра от передовой.

По дороге он решил заехать в наблюдательный пункт штаба дивизии. Для своего рейса он воспользовался машиной Ряховского, уже вернувшейся в полк.

Сангородский задержал две машины, прибывшие из второго эшелона медсанбата и, несмотря на протесты шофёров, направил их в расположение ППМ 41-го полка, как того требовал начсандив. Теперь эвакуация из этого полка была обеспечена.

Около двух часов дня в расположение ППМ подъехала полковая кухня. Начальник тыла полка, побуждаемый самыми благими намерениями, собирался накормить раненых перед эвакуацией горячим обедом. Для быстроты он решил не использовать термосы, как это делалось раньше, а направить туда одну из полковых кухонь. Естественно, что, когда кухня прибыла на противоположный берег ручья, все ходячие раненые и часть санитаров столпились около неё. Такое скопление людей заметили немецкие наблюдатели, последовал артиллерийский налёт. К счастью, он чуть-чуть запоздал.

Почти последними с котелками к кухне подошли Кузнецов, Полонская и Алёшкин. Полонская предложила пообедать тут же, на берегу ручейка, рядом с кухней. Но Кузнецов отказался. Он заявил, что его аппетит улучшится, когда над головой будет хотя бы пара метров земли. Он пригласил и её, и Бориса в свою «индивидуальную» пещерку.

К кухне продолжали подходить единичные раненые, надеясь получить добавку. В период наступления горячей пищей солдат не очень-то баловали, поэтому, дорвавшись до жирного борща и каши, все спешили насытиться до отвала. Некоторым это обошлось дорого.

Едва медицинское начальство полка и начсандив перебрались через ручей, как раздался свист снарядов, и сейчас же вслед за ним громкие разрывы, буквально в пятидесяти шагах от них. Все трое прижались к стенке ручья и насыпи и повернулись в сторону взрывов. Там, где только что стояла кухня с запряжёнными лошадьми, подымался столб чёрного дыма, а в воздух летели осколки каких-то предметов, видимо, того, что только что было кухней. Ни поваров, раздававших пищу минуту тому назад, ни группы раненых, находившихся около кухни, ни её самой, как только рассеялся дым, на месте не оказалось. Лишь в стороне лежала на боку, с вывалившимися внутренностями, бившая ногами и как-то особенно жалобно ржавшая, лошадь. Очевидно, в кухню попал тяжёлый снаряд.

В течение нескольких минут раздавались такие же мощные взрывы на полянке, в лесу и кустах поблизости. Затем всё стихло. Борис, Кузнецов, Полонская, выскочившие из пещер санитары и медсёстры бросились туда, где стояла кухня. На её месте зияла огромная, метров шесть в диаметре, воронка, а вокруг были разбросаны и остатки кухни, и части тел тех, кто около неё находился. Из всех, кто в этот момент там был, каким-то чудом уцелел всего один человек — раненый, получивший добавку одним из первых и успевший отойти от кухни к берегу ручья. Услышав свист падающего снаряда, он, не раздумывая, бросился плашмя на дно ручья, и это его спасло. Потом он рассказывал, что после взрыва слышал, как над его головой с визгом проносились осколки. Чудом эти осколки не попали в группу медиков.

Как потом рассказывал Кузнецов, очень много их врезалось в насыпь всего на 1–1,5 метра выше того места, где, присев на корточки и прижавшись к насыпи, сидели ни живы, ни мертвы в течение всего налёта трое врачей. Кузнецов, когда они вновь забрались в его нишу и принялись за еду, сказал Алёшкину:

— Наше счастье, что мы там около кухни не остались… Сейчас бы и наши останки собирали, как это делают санитары с теми несчастными.

Затем он помолчал немного и добавил:

— А к немцам, видно, мощное подкрепление подошло. Таких орудий в обыкновенных пехотных частях не бывает. Как там, товарищ начсандив, не слыхали, скоро нам помощь будет? С нашими силами мы, наверно, вперёд не пробьёмся. Я от раненых слышал, что наши уже остановились и окапываться начали. А где здесь окопаешься?

Борис не мог ответить Кузнецову на его вопрос, ведь то, что он узнал от комиссара дивизии, ему сообщили по-дружески, это не подлежало разглашению.