Повелитель баталий - Сергей Самаров

Шли они быстро. Так, во всяком случае, казалось полковнику Костатидосу, который скоро начал задыхаться. Он не привык к преодолению постоянных спусков и подъемов. Сам майор и его люди не слишком утомились. Чеченцы вообще, казалось, не чувствовали ни малейшей усталости.

Группа преодолела уже пятую часть пути, когда майор Хортия, идущий первым, заметил человека, бегущего им навстречу. Тот мчался зигзагами, словно боялся, что в спину ему будут стрелять, хотя выписывать кренделя между двух склонов было неудобно. Этому спортсмену приходилось забегать то на один, то на другой откос. Хортия дал знак своей группе остановиться и первым подготовил карабин, поскольку бегущий человек был вооружен.

Только на последнем прямом участке, когда дистанция сократилась до полусотни метров, майор Хортия узнал данного субъекта. Это был один из дагестанцев, ушедших с грузом. Он бежал быстро, задохнулся, поэтому не сразу сумел сказать, что случилось, почему и от кого ему пришлось удирать. Дагестанец размахивал руками, в бешенстве вращал глазами, но не мог произнести ни единого слова.

Старшим в группе шел, естественно, полковник Костатидос, но дагестанец подступил к майору Хортия. Наверное, потому, что знал его понаслышке, да и шагал Хортия первым в группе. Складывалось такое впечатление, что этот беглец готов напасть на майора.

– Что ему нужно? Пусть остановится, переведет дыхание и скажет, что случилось, – проговорил Хортия и глянул на своего бойца, который до этого продемонстрировал знание аварского языка.

Тот перевел слова командира.

Дагестанец наконец-то понял, что так ничего не добьется, и сказал по-русски:

– Помогите. Скорее. Мне нужен антидот.

– Какой антидот? – спокойно спросил Хортия. – Что случилось?

Дагестанец опять замахал руками и едва сумел выкрикнуть в жутком волнении:

– Что вы нам подсунули? Почему это взрывается?

– Что взрывается? – Майор начал подозревать, что произошло.

– Контейнер!.. – Лишь теперь дагестанец понял, что размахивание руками только мешает ему говорить, и опустил их.

Но его тут же обступили чеченцы, несущие совсем другие контейнеры. Они горячились, держались агрессивно, даже не разобравшись, в чем дело, и не желая понять, что случилось с первой группой дагестанцев. Свои рюкзаки чеченцы тут же сняли и достаточно неосторожно бросили на землю.

– Может и взорваться, если так швырять, – холодно сказал Хортия, повернулся к дагестанцу и спросил: – Взорвался контейнер, полученный от нас? Этого быть не может, если его не бросали на камни. В контейнере боеголовка для гранаты. Мы предупреждали, что с ней надо обращаться осторожно. Она взорвалась?

– Да. Мы шли цепочкой. У ведущего рюкзак взорвался. Все отравились. Я один успел отбежать. Дайте антидот.

– Что еще было в рюкзаке? Что там могло взорваться?

– Откуда я знаю. Дайте антидот.

– Откуда у меня антидот? Я не врач и не ученый, а военный. Я знаю только, что при отравлении обычно делают укол атропина. Могу помочь. У меня есть с собой. – Хортия тоже перешел на русский язык.

Так они с дагестанцем понимали друг друга без переводчика. Общаться напрямую всегда легче, чем через посредника.

– Делай быстрее. Я отравлен.

– Если бы ты был отравлен, то уже свалился бы мертвым. В первую очередь поражаются органы дыхания и нервная система. Конечно, как то, так и другое у тебя ни к черту, но это не от газа, а от природы и жизни. Готовься к уколу.

Дагестанец быстро обнажил волосатый торс.

– Штаны можешь не снимать. Укол буду делать в руку, в вену.

Хортия приготовил шприц. Укол он сделал ничуть не хуже, чем квалифицированный медицинский работник. Дагестанец сразу почувствовал себя спокойнее.

– Атропин помогает? – спросил он. – Или лучше настоящий антидот?

– Антидот тебе могут ввести только в лаборатории. Там есть врач. Беги туда.

Есть у врача антидот или нет, майор не знал. Просто ему хотелось побыстрее отделаться от этого мнительного дагестанца, считающего, что он отравлен. Если бы данный субъект попал в зону поражения, то там и остался бы.

– Где это произошло? – спросил Хортия.

– На тропе. В паре километров отсюда.

– На карте показать сможешь?

– Смогу. Где карта?

Хортия обратился к полковнику Костатидосу, и тот развернул перед дагестанцем свой ноутбук. Майор тоже глянул на монитор, чтобы запомнить место.

– Понятно. Беги быстрее в лабораторию. Скажешь, я прислал. Тогда тебе антидот поставят. Да я сейчас сам врачу позвоню.

Хортия осмотрелся, проводил взглядом убегающего дагестанца и отошел в сторону, чтобы разговаривать без свидетелей. Он набрал номер лабораторного врача и объяснил ему ситуацию.

– Если бы этот человек был отравлен, то он не сумел бы пробежать два километра, – заявил тот. – Зачем антидот тратить?! У меня всего несколько ампул.

– Я тоже так думаю. У него даже миоза[13] не заметно. Поставь ему атропин. Я уже колол. Пусть думает, что за его жизнь борются. Так ему легче станет. Или снотворное введи, чтобы успокоился. Я потом позвоню, узнаю, как у вас дела. – Хортия закончил разговор и убрал телефон в карман.

Полковник Костатидос демонстративно посмотрел на часы. Да, следовало спешить. Неизвестно было, когда кабаны уйдут в Россию. Чаще всего они отправляются в путь ночами, как настоящие нарушители. А темноты следовало ждать уже вскоре.

– Обходим место заражения, – скомандовал майор. – Идем быстро, потому что придется еще полчаса потерять на обход.

– Зарин может уже выветриться, – предположил полковник.

– А может и не выветриться, – ответил майор. – В боеголовках бинарные заряды. В трех в качестве стабилизатора устойчивости добавлен трибутиламин, в остальных – диизопропилкарбодиимид. Это увеличивает стойкость на несколько часов.

– Чем отличаются друг от друга эти стабилизаторы?

– Первый из них давно испытан и применяется во многих странах, где есть химическое оружие. Но он слишком активный. Потому заряд приходится хранить в хрупком стекле. Второй куда более современный. Он позволяет держать газ в алюминиевом контейнере. Но хватит разговоров. Идти следует быстро. Не будем сбивать себе дыхание.

Эпилог

Я с детства не любил охотников. Стрелять в живое существо, которое не понимает, за что его убивают – это выше моего понятия. Человек обычно знает, за что его могут лишить жизни, и рискует, надеясь, что сумеет уцелеть. У животного выбора нет.

Правда, потомственному охотнику младшему сержанту Чубо я своих мыслей на этот счет не высказывал. Незачем хорошего человека обижать. Тем более что убедить его в своей правоте я никогда не сумею.

Но со снайперской винтовкой в руках я сам себя порой ощущал охотником. Признаюсь, мне неприятно было стрелять в людей. Пуля снайпера – это всегда то, чего не ожидают. Но я находился в армии, причем служил в частях, которые всегда находятся, грубо говоря, на войне. По крайней мере, в последние десятилетия. Короче говоря, всю мою жизнь на сегодняшний день спецназ ГРУ дерется.

Я обязан был выполнять свой долг, понимал, что если не убью врага, то он лишит кого-то жизни. Пусть даже не моих близких, совершенно посторонних людей. Но человек обязан чувствовать и чужую боль. Только тогда он остается человеком.

Мы наблюдали за перемещением группы. По тропе шли грузины, американец и чеченцы, прибывшие за зарином. Сейчас они готовились нанести ущерб моей стране. Вирус африканской свиной чумы – это страшное заболевание. Пусть оно безопасно для людей, но наносит громадный экономический вред. Эпидемия двухгодичной давности дошла даже до Сибири и до Белоруссии.

Поэтому у меня не было сомнений в правомочности боевых действий даже на чужой территории. Мы должны были защитить свою страну и покой ее граждан.

– А они вообще в нашем направлении пойдут? – спросил, глядя на монитор, младший сержант Чубо. – По-моему, эти ребята совсем в другой стороне решили погулять.

– Они боятся подойти близко к зоне заражения, – объяснил старший лейтенант.

– И как долго оно держится? – поинтересовался я.

– Если там просто один зарин, то около часа. При сильной концентрации бывает дольше. Но только зарин сейчас редко используется. Обычно применяют бинарные заряды с добавлением каких-то соединений-стабилизаторов. Это делает зону поражения опасной в течение нескольких часов. Тоже в зависимости от концентрации самого заряда. Бывает, что реальная угроза отравления сохраняется в течение шести, а то и восьми часов. Такие бинарные заряды…

Сигнал планшетника прервал объяснения командира взвода. Старший лейтенант посмотрел на меня.

Я взял компьютер в руки, чтобы расшифровать сообщение, а Станиславский продолжил:

– Такие бинарные заряды применял Саддам Хусейн против курдов, когда они попытались начать войну за автономию. Эти его действия стали поводом для агрессии США против Ирака. Американцы искали, за что бы зацепиться, и Хусейн сам им в этом помог.