Изумруд Люцифера - Анатолий Дроздов

– Он… старый?

– За восемьдесят. Это его дом. Боевой дед. Был командиром роты в бронетанковой дивизии Леклерка, той самой, что брала Париж в 1944 году. Горел в танке. Все лицо в шрамах. Умница, эрудит, о катарах и Граале знает, наверное, все. Мы с ним полдня проговорили, пока ты спала.

– А где он сам?

– На службе. В церкви. Это деревня – община современных катаров, а Бертран у них что-то вроде и священника, и духовного отца. Они сейчас молятся у нашей чаши. Поэтому вокруг никого, даже еду приготовить некому.

– А как же ты мне все купил? – спросила Рита и почувствовала, что краснеет. – Кстати, спасибо.

– Пожалуйста! – улыбнулся Кузьма. – Тут поблизости город, я попросил – и съездили. Машину надо было переоформить, кое-чего для нее тоже прикупить. Подошло?

Рита кивнула.

– Вот и замечательно. А я, если не возражаешь, пойду в гараж. Эта машина лет двадцать стояла на колодках: надо все проверить, промазать, масло заменить. Ты, если хочешь, можешь погулять.

– А это не опасно?

Он засмеялся:

– У въезда в деревню, у средневекового донжона, дежурят парни с ружьями, у церкви – тоже. Не волнуйся: это французы. То, что попало им руки, не отдадут. Да и нападать, думаю, уже некому.

Рита вздрогнула, вспомнив вчерашнее, и тут же торопливо отогнала от себя эти воспоминания. Ей просто не хотелось об этом думать.

Она допила вино, затем собрала посуду и перемыла ее на кухне. Расставив в шкафчике чистые тарелки и бокалы, она вышла на улицу. Солнце уже садилось, но было еще тепло, и Рита решила не возвращаться в дом за курточкой. Она медленно пошла вверх по улице, судя по всему, единственной в этой маленькой деревне. Она даже не была заасфальтирована, а просто покрыта гравием. В конце улицы стояла старая, потемневшая от времени, но ухоженная каменная церковь в романском стиле. У дверей на низких ступеньках сидели два крепких парня в беретах и с ружьями в руках. Когда Рита подошла, они вскочили, сняли береты и заулыбались.

Рита тоже улыбнулась им и остановилась, не зная, что сказать. Из церкви доносилось стройное пение. Рите захотелось зайти в церковь, но она не решилась.

Вернувшись к дому Бертрана, Рита заглянула в раскрытые двери гаража. Кузьма в синем комбинезоне стоял у большой, черной, с блестящим хромированным радиатором машины, прикручивая ключом выкрашенные белой краской по ободам колеса. Лицо его, перепачканное черным, было сосредоточено, но при виде Риты, Кузьма улыбнулся.

– Смотри, Рита! – восторженно закричал он, показывая ей на автомобиль. – Это "хорьх", довоенного выпуска. Военный трофей Бертрана. Он рассказывал, что какого-то немецкого генерала из нее вытряхнул. Состояние – идеальное: ни пятнышка ржавчины, все узлы и агрегаты исправны и смазаны. Француз! Законсервировал в лучшем виде. Двадцать лет стояла, а я плеснул бензина в карбюратор – и сразу завелась! Во, техника! На века делали.

– Ты сможешь ее починить? – с сомнением в голосе спросила Рита.

– Я – сын колхозного механизатора! – обиделся Кузьма. – Я трактора с пятнадцати лет ремонтировал!

– И она поедет? – не отстала Рита.

– Еще как! – засмеялся Кузьма. – Понравится – за уши не вытащишь!

Рита кивнула и пошла в дом. Там она достала из кухонного шкафа недопитую за ужином бутылку вина, налила себе полный бокал и, смакуя, осушила его маленькими глотками. Затем сходила в спальню, принесла оттуда сигареты и закурила, пуская дым в беленый потолок. Никому не было до нее дела, но ей было хорошо. Вчера их чуть не убили, ее "альфа", разбитая, лежала где-то на дне ущелья, возможно, их уже искала вся полиция Франции, но ей все равно было хорошо. А чтобы стало еще лучше, она, неумело орудуя штопором, открыла еще бутылку. Когда Кузьма поздним вечером заглянул в кухню, она сидела перед двумя пустыми бутылками, откинувшись на спинку стула, и загадочно улыбалась своим мыслям.

– Устала, воробышек? – участливо наклонился он к ней. – Девочка Ита хочет баиньки?

– Хочу! – мгновенно размякнув от его слов, кивнула Рита и протянула к нему руки. – Ита хочет баиньки.

Кузьма ласково подхватил ее со стула и отнес в спальню. Там, усадив на стул, разобрал постель, а затем осторожно раздел и уложил на прохладную простыню. Когда он накрывал ее одеялом, Рита схватила его за руку:

– Я хочу, чтобы ты спал со мной.

– Обязательно! – пообещал он, гладя ее по голове.

– Не обманешь?

– Чтоб мне сгореть!

– Смотри же! – пригрозила она, прикрывая глаза. – А то я знаю тебя, обманщика.

– Я самый честный в мире человек! – засмеялся Кузьма и ласково поцеловал ее в щеку. – Спи, воробышек! Я скоро.

…Он и в самом деле пришел. Рита проснулась от скрипа матраса и от прохладного воздуха, хлынувшего под одеяло, когда он забирался под него. Она протянула руки, и Кузьма мягко нырнул между ними. Рита ощутила на своих губах тепло его губ и, застонав от радости, со всей силой обхватила его руками за шею. Он тоже обнял ее, ласково прижал к себе и стал нежно целовать ее щеки, губы, глаза… Затем его руки мягко, но настойчиво заскользили по ее телу, и она торопливо стала помогать ему снять то, что он непредусмотрительно оставил накануне. А когда они слились воедино, жадно нашла его губы…

Кузьма встал рано, и когда Рита после утреннего душа вышла в столовую, он уже сервировал стол. Увидев ее, подмигнул:

– Садись, Маргарита Михайловна! Перекусим перед дальней дорогой.

– А куда едем? – поинтересовалась она, разворачивая салфетку.

– Увидишь! – загадочно улыбнулся Кузьма. – Приготовь свой "олимпус". Такое не снимал никто и никогда.

Рита пожала плечами. Не хочет говорить – не надо. Ей вообще не хотелось сегодня ни с кем и ни о чем спорить. Слишком хорошее выдалось утро.

Кузьма принес яичницу и сыр, они принялись за еду. В этот момент в столовую вошел высокий седой человек. Все его лицо будто состояло из морщин и шрамов, но глаза, светлые, как небо за окном, улыбались. Кузьма вскочил со стула:

– Знакомься, Рита, это Бертран.

Бертран легко поклонился ей, взял ее ладони и приложил к сердцу. Затем присел на свободный стул. Кузьма налил ему полную чашку черного кофе.

– Дай ему поесть! – озаботилась Рита.

– Он не будет, – возразил Кузьма, – французы по утрам плотно не едят. Это нам в дальнюю дорогу, – он что-то сказал Бертрану, видимо, перевел свои слова, и старик согласно наклонил голову. Только сейчас Рита заметила, что Бертран одет в какую-то черную мантию, перепоясанную веревкой, на ногах его были странные сандалии.

– Это одежда катаров, Совершенных, – пояснил Кузьма, заметив ее взгляд.

Бертран тем временем допил кофе, встал и надел на свою белую голову черную коническую шапочку. Затем что-то сказал Кузьме на незнакомом языке. Рита разобрала только уже знакомое ей "пигион".

– Он сказал, что никогда прежде не видел такого красивого голубя, – перевел Кузьма и улыбнулся: – Француз! Даже старый, даже катар… Он желает нам счастья.

Старик подошел к ней, Рита встала. Он взял ее лицо в свои теплые шершавые ладони и ласково поцеловал в лоб. Затем повернулся и вышел.

– Пей кофе! Пора. Забирай все: сюда мы уже не вернемся…

Они долго ехали по какому-то шоссе: длинная процессия из разнокалиберных машин. Как показалось Рите, вся деревня снялась вместе с ними. Их "хорьх" важно плыл в центре колонны. В нем оказалось очень просторно и удобно. Кузьме, как было видно, тоже доставляло удовольствие управлять такой машиной. Время от времени он ловил на себе взгляд Риты и подмигивал. Бертран сидел сзади, сжимая в руках какую-то шкатулку; Рита не сразу, но догадалась, что там Грааль.

Возле какого-то дорожного знака (Рита не успела прочитать названия) колонна свернула вправо и покатила по узкой извилистой дороге. По обеим ее сторонам тянулся зеленый лес не то из елей, не то из сосен.

– Пихта, – пояснил Кузьма, заметив ее интерес.

– А разве во Франции растут пихты?

– Как видишь! – улыбнулся он.

В следующий миг Рита едва не взвизгнула от восторга: лес расступился, открыв красивейший водопад. Кузьма снисходительно глянул на нее, пряча улыбку в усах. Рита не успела прийти в себя от пережитого восторга, как показался еще один водопад, потом еще…

Вскоре они въехали в мрачное извилистое ущелье. Высокие темные стены его нависали над дорогой, и, казалось, смыкались где-то далеко вверху. Рите на минуту даже стало не по себе, но ущелье быстро закончилось, и колонна выбралась к подножию округлой горы, чья громадина заслоняла небо. На вершине, хорошо различимые в утреннем, ясном воздухе, виднелись развалины древнего замка.

– Монсегюр! – догадалась Рита.

– Монсегюр, – подтвердил Кузьма, заруливая на стоянку.

Они вышли из машины. Кузьма открыл дверь Бертрану, и тот степенно выбрался наружу. Из подъезжающих автомобилей и микроавтобусов выходили жители деревни, собираясь вместе. Рита осмотрелась. На широкой асфальтированной площадке стояли только машины катаров. У видневшихся неподалеку зданий магазинчиков, и еще какого-то сооружения не было ни души.