Тайны Истинного мира - Марина Ефиминюк

Пирующие притихли, прислушиваясь и продолжая жевать. Собственно, на столе оставалась нетронутой тарелка с кружочками копченой колбаски и плошка с маринованными помидорами, слишком острыми, чтобы их смели в один момент.

– Летят две блондинки в самолете, – Алекс довольно ухмылялся, – одна другой говорит: «Ой, смотри, у самолета крылья трясутся! Наверное, сейчас отвалятся!», а вторая отвечает: «Дура, он ими машет!»

Надежда лопнула, как мыльный пузырь, но через ошарашенную паузу сидящие за столом дружно загоготали, поразив меня дурным вкусом.

– А вот еще один! – Разошелся Алекс, и я толкнула его ногой под столом, но подвыпившего мужчину было не остановить. – Вопрос на радио: для чего блондинки красят корни волос в черный цвет? Нет, вы понимаете? – Он, как последний идиот, захохотал над собственной шуткой: – Почему блондинки красят корни волос в черный цвет?!

Ответом на его вопрос было оглушительное молчание, потому как все присутствующие женщины хотя бы раз в своей жизни пытались превратить себя в платиновых снегурочек вершиной химической мысли человечества – гидроперитом, но потерпели полное фиаско. Дочь хозяев и вовсе осторожно дотронулась до темной полоски на макушке, у основания желтоватых прядей. Алекс резко заткнулся и даже смущенно кашлянул.

– Сам пошутил, сам и посмеялся, – тихо прокомментировала я. Чувство юмора у красавчика явно хромало на обе ноги и держалось на одном надпиленном костыле.

– Давайте лучше я расскажу анекдот, – предложил Сэм располагающим тоном, пытаясь замять неловкость. Но на него так замахали руками, что становилось понятно – от залетных гостей ничего пристойного больше не ожидали, особенно от их мужской половины.

И коль развлечения исчерпали себя, оставалось только вновь вернуться к еде, но к тому времени на тарелке с колбаской лежал лишь один кусочек, да крохотный помидорчик, оставшийся от целой большой компании, одиноко испускал рассол на дно миски. Видно под остатки картошки даже острые соления оказались весьма съедобными. Полуголодная я вернулась в комнату, плотно прикрыв за собой дверь.

Эти сны – то ли явь, то ли ночные кошмары.

Я стояла в темноте подворотне в незнакомом пальтишке, длинные светлые волосы трепал ледяной ветер. Дрожащие пальцы, сжимавшие крохотную трубочку мобильника, заледенели. Внутри волнами плескалась настоящая паника: номер, который я набирала, не отвечал. Долгие бесконечные гудки без ответа, от которых страх усиливался и множился. Я знала, что где-то бездушный телефон кричит модную песенку, подзывая своего владельца, и ждала. Боялась, но ждала. Ответ прозвучал резко, близко, словно человек стоял у меня за спиной:

– Маша?!

– Данила, что происходит?! – закричала я с надрывом. – Я ничего не понимаю! За мной гонятся! Ко мне приходил Польских, он требовал отдать какие-то камни! Данила, мы поссорились! Боже, он… – Я прижала к губам ладонь, внезапно осознав ужас происходящего. – Кажется, я убила его!

– Где ты? – Он, на другом конце города, отчего-то казался чужим и далеким. Холодок его тона уже проникал внутрь меня и оседал в душе, остужая горящий запал. Я замолчала, чтобы принять единственно верное решение:

– Давай встретимся. Ты сейчас можешь?

– Да, конечно. – Кажется, на какой-то момент его голос осип, дрогнул, лишь подтверждая мои догадки. – У тебя в сумочке лежит мешочек, ты должна его отдать мне.

Я уже поспешно открывала дамскую сумку, в ярости дергая заклинившую молнию. Внутри в потайном кармашке действительно прятался маленький бархатный мешочек с золотым шнурком. В тот момент больше не было страха, только сильная злость – он подкинул мне эту дрянь! Данила, мой Данила, подставил меня, как последний негодяй!

– Хорошо. – Мои слова звучали сухо, почти отчужденно. – На площади, рядом с памятником Пушкину, через час.

– Только не открывай мешочек. Ясно, Маша? Ты меня поняла?

Я глубоко вздохнула и очнулась. Мои сны становились крохотной дверцей, через которую просачивались воспоминания о забытых событиях. Лица не приходили, только образцы, слова и чувства, как будто я заново переживала все то, что случилось.

Я повернулась на другой бок. Кровать была жутко неудобная – мягкая, перина пахла пылью и старостью, подушка же, наоборот, была слишком жесткая, и от этого болело вывернутое плечо.

Алекс сидел на шатком стуле, откинувшись на деревянную спинку. На столе стояла початая бутылка, рядом наполненный стакан. В темноте я украдкой следила за ним, за его медленными плавными движениями, сильно сдобренными алкоголем. Видела его лицо, сейчас замкнутое и даже жесткое, кажущее угрюмой маской чудовища.

– Почему ты каждую ночь смотришь на меня? – Мой голос прозвучал неожиданно и почти кощунственно в неземной тишине.

Алекс вздрогнул, словно я действительно уличила его в страшном преступлении. Его рука, потянувшаяся за стаканом, застыла, потом преувеличенно аккуратно улеглась на колено.

– Давно не спишь? – только и спросил он.

– Достаточно, чтобы понять – ты уже долго смотришь на меня.

Александр не ответил, встал, отчего стул недовольно скрипнул, и стянул с себя свитер. От него пахло вином, душистым мылом и холодом. Он не хотел открывать своего сердца, да и я не нуждалась в его исповеди, ведь ночь была слишком короткой, чтобы дальше задавать вопросы…

Я очнулась рывком, в одно мгновение, оттого что во сне бесконечно падала и… все-таки упала.

Нежность и тайна сумерек растаяли, оставив нас и утро один на один. В комнате было холодно и пахло сухой геранью. Открыв глаза, я увидела рядом с собой обнаженного мужчину, спящего на самом краешке кровати, словно он боялся дотронуться до меня. Неожиданно мне стало ужасно неловко, я отодвинулась к самой стене, ощутив голой спиной холод досок, оклеенных дешевыми обоями. Потом почувствовала буквально паническое желание где-нибудь спрятаться. Почему-то предстать перед Алексом растрепанной и неумытой было стыдно. Прижимая к груди одеяло, я стала аккуратно перелазить через него, горячего и сонного.

– Куда собралась? – он спросил тихо, но очень грозно.

Молча и не споря, я полезла обратно, свернулась клубочком и закрывшись одеялом с головой, а потом почувствовала, как его тяжелая рука обняла меня.

– Нам пора вставать, – жалобно проскулила я, не высовываясь наружу.

– Пора. Попозже будет как раз пора, – пробормотал он неразборчиво, и вдруг я услышала, как он хрюкнул, а потом еще разок, но уже громогласно и раскатисто.

Наверное, по ночам он не спит, чтобы не пугать любовниц страшным храпом.

Сэму очень сильно хотелось закурить, буквально до судорог. Но чтобы не делать этого, имелись две веские причины: во-первых, он боялся курить недалеко от отца, даже если тот спал мертвецким сном, а во-вторых, курить в багажнике машины, свернувшись крендельком, было бы страсть как неудобно, – так и угореть недолго.