Гоблин – император - Эддисон Кэтрин

Он использовал баризанское слово, означающее, как догадывался Майя нечто среднее между «домашним хозяйством» и привычным для эльфов «правительством». Гоблины не различали эти два понятия.

— Мы хотели бы… — Посол постарался произнести это как можно торжественнее. — Мы хотели бы пригласить вас, Ваше Высочество, вашего лорда-канцлера и вашего Свидетеля по иностранным делам поужинать с нами в течение трех дней, чтобы мы смогли достигнуть лучшего взаимопонимания.

Он тактично не стал уточнять, что считает «лучшим взаимопониманием», но Майя уже оценил преимущества этой идеи. Он с восхищением отметил про себя хитрое, но политически безупречное предложение Горменеда обеспечить сотрудничество двух человек, которым проще всего было бы превратить визит Великого Авара в катастрофу. Собственный опыт общения с Чаваром заставлял Майю предположить, что все иные пути, скорее всего, заведут их в тупик.

— Мы будем рады присутствовать, — сказал он, и Горменед вздохнул с явным облегчением.

Конечно, это будет очень непросто. Расписание нужно будет составлять с ювелирной точностью, придется согласовать тысячи деталей этикета и безопасности, Чавара придется уговаривать (Майя с трудом удержался, чтобы не спросить Цевета, чем вызвано это убеждение); и для того, чтобы со стороны Императора это одолжение не выглядело незаслуженной милостью Баризану, Майе пришлось согласиться на ужин в обществе маркиза Лантевела, Председателя Благородной Палаты Крови в Парламенте.

Дальше ситуация только осложнялась: с неожиданной скоростью среди придворных стали распространяться слухи, что Майя ужинает с гоблинским послом, чтобы обсудить женитьбу на баризанской принцессе. Алсетмерет был завален сообщениями, доставленными лично или по пневматической почте от людей, ищущих аудиенции с Императором, чтобы убедить его жениться на девушке исключительно эльфийского происхождения.

— Есть еще одно дело, Ваше Высочество, — сказал на следующее утро Цевет, и его извиняющийся тон был для Майи сигналом готовиться к новым неприятностям. — Граф Бажевел. Мы боимся, что другого пути нет: вы должны предоставить ему аудиенцию.

— Действительно? — С несчастным видом спросил Майя.

— Он считает, что с ним очень плохо обошлись, Ваше Высочество. И так как Осмин Бажевин теперь принадлежит Дому Драхада, с его стороны естественно и правильно поинтересоваться ее будущей судьбой.

— Но мы не знаем, что с ней делать! — Воскликнул Майя, и сам пришел в ужас от того, как сердито прозвучал его голос.

Осмин Бажевин не по своей вине оказалась в столь двусмысленном положении. И она и ее отец заслуживали ответ. Подписав брачный контракт с эрцгерцогом Кирисом, она уже не считалась дочерью Бажевела, но так как брак не был завершен законным образом, она уже не могла стать женой Кириса и не являлась теперь его вдовой.

Вопрос о новом замужестве был сложным и неприятным (выйти замуж, не полностью овдовев, помимо его воли прозвучало в голове, и он вздрогнул), и еще более неприятным вопросом было, согласится ли кто-нибудь жениться на женщине с таким неоднозначным статусом. В то же время она не являлась ни вдовой с правом на доход с имущества мужа, ни дочерью Бажевела, имеющей право на поддержку отца, так как в глазах закона теперь была членом Дома Драхада.

Самым простым решением для нее было бы принять сан, чтобы стать монахиней и поселиться в одной из обителей, что густо усеяли Этуверац, особенно труднодоступную и малонаселенную его часть. Майя знал, что большинство его имперских предков сделали бы этот выбор за нее, независимо от того, чувствовала ли она призвание к служению, но находил слишком низким обращаться подобным образом с женщиной, не сделавшей ему ничего плохого.

Может быть, подумалось ему, она действительно захочет уйти в монастырь. Но он знал, что не имеет права отправить ее туда насильно.

Аудиенция графу Бажевелу и Осмин Стано Бажевин была назначена на холодный и мрачный день, когда нависшие над городом облака были почти такого же цвета, как кожа Майи. Так как интриги графа Бажевела уже порядком разозлили Майю, он решил назначить аудиенцию в Унтелеане, хотя статус Осмин Бажевин, как невесты покойного эрцгерцога, позволял ему принять ее в Мишентелеане или даже в гостиной Алсетмерета. Но он надеялся, что мрачная обстановка Унтелеана заставит графа быть кратким.

Дело осложнялось тем, что граф Бажевел, длиннолицый и длинноносый, выглядел точь-в-точь, как овца. Майя слышал, как придворные глумливо растягивали первый слог его имени в насмешливом блеянии, и, хотя это было нехорошо с его стороны, забыть об этом было невозможно, особенно после того, как граф Бажевел открыл рот и слегка дрожащим голосом начал перечень своих обид и жалоб. Вероятно, мысли Майи слишком явно отразились на его лице, потому что стоящая за плечом отца Осмин Бажевин быстро опустила голову и старалась больше не встречаться со взглядом Императора. Майя заметил, как напряжены ее плечи, и как она переплела пальцы, прежде чем спохватилась и спрятала руки в рукавах.

Как и предупредил Цевет, граф Бажевел считал, что с ним поступили крайне жестоко. Майя решил не спорить и не обрывать его, а просто дать выговориться, так как суть жалобы, признавал это сам граф или нет, состояла в том, что Кирис Драхар бесцеремонно помер прежде, чем успела состояться его свадьба. Без реакции Императора даже на самые вопиющие его обвинения, Бажевел в конце концов замолчал, хотя его поза и напряженно подрагивающие уши выказывали упорную решимость добиться удовлетворения прямо здесь и сейчас. Майя выдержал паузу достаточно длинную, чтобы эхо блеяния Бажевела полностью смолкло под сводами Унтелеана, а затем попросил:

— Осмин Бажевин, подойдите в нам, пожалуйста.

Бажевел и его дочь выглядели встревоженно, что только больше усилило сходство между ними, и Майя спросил себя, не начали ли придворные блеять и на Осмин Бажевин теперь, когда она перестала быть невестой эрцгерцога. Она поднялась по ступеням на помост, и Майя тихо сказал ей:

— Мы сожалеем о вашей потере.

— Спасибо, Ваше Высочество, — ее голос был не громче шепота.

— Осмин Бажевин, — спросил Майя. — Чего бы хотели вы сами?

Этот вопрос испугал ее; лицо девушки исказила страдальческая судорога недоверия, но он кивнул, не отводя от нее глаз. Ее страх казался почти оскорблением.

— Давайте я перефразирую свой вопрос. Мы понимаем, что вы находитесь в затруднительном положении, и все предлагаемые вам решения плохи. Признавая, что это правда, чего бы вы выбрали для себя?

Он сделал еще хуже, потому что она по-прежнему шепотом ответила:

— Мы хотели бы, чтобы наш жених был жив.

Через секунду она, широко раскрыв глаза и подрагивая ушами, уже стояла перед ним на коленях, извиняясь, а ее отец встревоженно блеял у подножия помоста.

— Пожалуйста, Осмин Бажевин, мы ни в чем не виним вас, — сказал Майя. — Пожалуйста, встаньте. — И когда она наконец поднялась на ноги, настолько испуганная, что он видел, как дрожат ее плечи, он сказал. — Вы понимаете, что самым простым решением было бы отправить вас в монастырь, но мы не будем принуждать вас к тому, чего вы сами не хотите.

Сомнение на ее лице еще больше усилило сходство с овцой.

— Мы обещаем, — заверил Майя, всей душой желая, чтобы она поверила.

После молчания, показавшегося ему очень долгим, она сказала:

— Принцесса Шевеан предложила мне место в своем доме.

— Действительно? — Спросил Майя просто, чтобы выиграть время, пока его мысли лихорадочно кружились в голове.

Он был уверен, что причина предложения Шевеан не имела ничего общего с благотворительностью. Стано будет кроткой и услужливой спутницей вздорной принцессе. И хотя Майя чувствовал, что вряд ли это решение принесет пользу хоть одной из сторон, но были рубежи, которые он не считал себя вправе нарушать, даже зная, что станет первым Императором, признавшим личные границы своих подданных.