Сэйл-мастер (СИ) - Варвара Мадоши

Сашка этого не понимал.

Но на камбуз Белобрысов пришел сам, на удивительно приятный запах, и тут же был припряжен к чистке картошки. Естественно, вдвоем у крохотной плиты они не поместились, так что старший штурман просто забрал табурет, ведерко и котелок в кают-компанию.

Очистки падали в ведро, чистая картошка — в котелок, а Катерину Сашка не видел. И в такой вот расстановке, когда не надо смотреть в лицо и скрывать свои истинные эмоции, он решился спросить о том, что его на самом деле интересовало:

— Катя, а вот скажи… ты что дальше собираешься делать? Ну, вот когда придешь к мужу на Майреди?

— Наверное, мы там и осядем, — ответила Катерина жизнерадостно. — Хорошее место, и от занудной Земли далеко.

— А как же эфир?

— А что эфир? Везде эфир, Саша.

— Ну смотри, ты вот только-только штурмана получила — и что? Сразу вот так возьмешь и откажешься от неба?

— При чем тут лицензия? — удивилась Катерина. — Это вообще случайно вышло. Мне пришлось помощником шкипера на грузовом каботажнике ходить, вот и потребовались корочки. А там когда экзамены пришла сдавать в комиссию, очередь на малые суда слишком большая была. Вот я и записалась на дальнюю навигацию — думаю, авось пройду. Учила-то я на совесть. Ну и прошла, не так уж оно и сложно. А вообще я штурманом никогда быть не хотела.

Сашка только головой покачал: история показалась ему совершенно фантастичной. Случайно выучить эфирную навигацию, это надо же! Но уважения к Катерине у него от этого не убавилось: все-таки она была добрая и по-хорошему, без навязчивости веселая.

Ужин удался на славу: собрались все, кроме капитана (Балл взял дежурство себе). Впрочем, Катерина отнесла ей обед на мостик, а люк между кают-компанией и рубкой был открыт. Рубка располагалась прямо над кают-компанией, туда вела деревянная лестница, заодно отгораживающая крохотный уголок алтарной. Если в начале рейса пиетет перед Балл заставлял вахтенных все время люк закрывать, то теперь все чаще его оставляли нараспашку.

То кормчий, то старпом перекрикивались с капитаном, чтобы та не заскучала.

Говорили о разном: о возможных капризах ветра, о недоказанном влиянии солнечной активности на эфирные волны, о наилучшем диффиренте на трехмачтовиках, о мировой политике, в особенности о ее колониальном аспекте. Последняя тема была рискованной, однако все участники застолья (кроме Белки, которая больше молчала) привыкли избегать особенно острые моменты — необходимый навык выживания в эфире. Поэтому беседа не перешла на личности и вообще никаких острых углов не задела. После ужина Сандра с Катериной даже сыграли дуэтом и спели: низкий голос Сандры хорошо гармонировал с более высоким и чистым Катерининым. Людмила Иосифовна, распугав молодежь от спиртовки (просто улыбнулась), самолично приготовила необыкновенно вкусный грог. Потом Белка и Катерина отправились спать — их вахта начиналась первой. Берг удалилась в обществе сыто жмурящегося Абордажа: котяре перепало маринованное рыбное филе, на вкус не хуже, чем в неплохом ресторане. Тогда Сандра предложила Сашке сыграть вдвоем — мол, с Катькой она совсем не устала, а все-таки скрипка и альт — это совсем не то, что гитара и скрипка.

Тут-то Белобрысов и понял, что нервничает куда больше, чем перед вступительными экзаменами в Академию. Но не понял, с чего.

— Успокойся, Златовласка, а то сломаешь свой альт, — дружелюбно посоветовала Сандра, глядя на его руки. — Вон лапищи у тебя какие — нажмешь посильнее — и все, прощай музыка до конца плавания. Сомневаюсь, что на этой самой Тэте найдется скрипичный мастер.

Вот ведь. Сашка опустил инструмент на диван, поднес левую ладонь к лицу, сжал кулак и вновь расслабил кисть. Пальцы не тряслись — но где-то в глубине тела пела тоненьким голосом туго натянутая струна. Предвкушение? Испуг? Или просто нервное напряжение?

— Denn, Златовласка, не будем сегодня. Вот чего ты так распереживался, ты вообще можешь сказать?

Сашка только стиснул зубы. Нет, он не боялся своей некомпетентности — три недели тренировок дали результат. Может быть, это страх смерти?

Смертельно опасный запредельными нагрузками из-за внутренних токов на просторах галактики, зажатый звездами осевой поток течения ускорялся, приобретая ламинарные свойства: все слои текли в одном направлении и очень быстро. Если аномалия встретится на пути — погибнут они мгновенно, даже сами не поймут. Бешеная энергия двойной звезды разнесет их тела на атомы быстрее, чем нервный импульс дойдет до мозга.

К смерти Сашка не стремился, но и ужаса перед ней не испытывал. Неприятно будет, если из-за него пострадают члены экипажа — но это, опять-таки, для эфира обычное дело. Все они знали, на что шли.

Что Сашке не нравилось больше всего: завтра в прозрачном фонаре позади него опять будет сидеть Княгиня. Сидеть последний раз: вчера она сказала ему, что дальше он тренироваться будет самостоятельно. И Сашка не мог понять: не то он дрожал от предчувствия провала перед строгим экзаменатором, не то ему заранее было горько, что эта их неожиданная близость ученика и учителя скоро закончится, иссякнет.

Проход узкой стремнины мощного эфирного течения — вершина искусства пилота и штурмана. Если роль пилота сводится к умению удержать нужный курс, взаимодействуя с сэйл-мастером (никакие кристаллы не выдерживают глубокий вход в поток), то у штурмана задача иная. Найти и рассчитать то единственно верное место входа, когда краевая область течения еще сравнительно безопасна, а центральная — уже безопасна настолько, чтобы внутренние токи не разорвали корабль в клочья.

Усаживаясь на узкой скамейке в фонаре, Сашка продолжал прокручивать в голове расчеты. Без толку, разумеется. Если они с Катериной ошиблись… то есть если ошибся он, старший штурман эфирной бригантины «Блик», порт приписки — Земля, то все равно свою оплошность он поймет слишком поздно.

— Волнуетесь, штурман?

Голос капитана сразу же вымел все волнения по поводу курса, принеся взамен кучу других, невнятно-щемящих. Пока Балл протискивалась мимо своего массивного протеже, Сашка, вжавшись носом в стекло, всматривался в бегущую, неохватную струю стрима прямо по курсу. «Похоже на волосы, — невпопад подумал он, — а еще на цветок, только движущийся»

— Волнуюсь, капитан, — и совсем не к месту добавил — так точно!

— Ну-ну, — Княгиня внезапно положила руку ему на плечо. Почти сразу же убрала, но этого хватило: «пока она рядом, а там будь, что будет» — решил он.

За тонкими стеклами парусной рубки хрупкий мирок корабля падал и падал в бесконечный поток то ли волос, то ли цветов, и никак не мог упасть.