Дело «пестрых» (с иллюстрациями) - Аркадий Адамов

Храп Купцевича раздражал Сергея, как, впрочем, и сам этот человек, его наглое самодовольное лицо, белесые, выпученные глаза под стеклами очков, его свист в коридоре, утробный хохот, его толстый, вываливающийся из-за пояса живот. Сергей ловил себя на том, что ненавидит Купцевича, ненавидит так, как если бы тот оскорбил или обокрал его самого. Только усилием воли заставлял он себя спокойно, даже дружески разговаривать с ним, сидеть за одним столом.

Сергей долго лежал на диване, но усталость не проходила.

Неожиданно в коридоре раздался звонок, неуверенный, короткий. Сергей открыл глаза и прислушался. Звонок повторился. Тогда Сергей нехотя встал и пошел открывать дверь. Полины Григорьевны дома не было. «Наверное, счет за электричество принесли или за газ», — решил он. На всякий случай, подойдя к двери, спросил:

— Кто там?

— Мне к товарищу Купцевичу, — послышался глуховатый голос.

Сергей насторожился и открыл дверь. Увидев стоящего на пороге человека, он на секунду опешил: перед ним был парень, которого Сергей заметил еще в кафе «Ласточка», когда тот так неуклюже пытался ухаживать за Зоей. Кажется, она называла его Митей.

Митя сильно изменился с того дня, как Сергей видел его последний раз. Пухлое, розовое лицо его слегка осунулось и пожелтело, под глазами легли синеватые тени, а над верхней губой появилась ниточка усов. Одет Митя был франтовато и крикливо: ворсистое синее пальто с широким поясом, ярко-зеленое клетчатое кашне, из-под которого виднелся пестрый галстук, желтые кожаные перчатки. Глаза Мити, живые, черные, потускнели, на лице застыло брезгливо-усталое выражение.

И все-таки Сергей мгновенно узнал его. Равнодушным тоном он сказал:

— Заходите и стучите вот в эту дверь. Да сильнее, он спит.

Оставив Митю в передней, Сергей ленивой походкой ушел к себе. Закрыв за собой дверь, он бросился во вторую комнату и приник ухом к стене.

Между тем Митя уже в третий раз принялся энергично барабанить в дверь. Наконец из комнаты раздался заспанный, недовольный бас Купцевича:

— Кого там нелегкая принесла?

— Открой. По делу, — ответил Митя.

Купцевич издал удивленный возглас и отомкнул дверь. Узнав Митю, он впустил его, плотно прикрыл дверь и, обернувшись, со злостью прошипел:

— На кой дьявол явился?

— Так маячок-то на месте, — усмехнулся Митя, кивнув головой в сторону окна.

Эти слова привели Купцевича в ярость.

— Да ты что?.. Ты всех нас заложить вздумал, паскуда? Ты позволения спросил сюда топать?

— Заткни хлебало, — спокойно ответил Митя и, не раздеваясь, повалился в кресло. — Я всю твою хату кругом обегал. Мусора нет, никто тебя не караулит. Нужен ты!

— А собесник тот рыжий? Думаешь, зря приходил? Он от меня прямиком в МУР потопал.

— Мимо. Сам говорил, — все так же спокойно возразил Митя. — Мы это дело потом проверили.

— Ладно. Говори, зачем явился, — сказал Купцевич и тяжело опустился на кровать. — Может, выпьем, раз так?

— Нету охоты. И без того тошно. Лучше слушай. Меня сам прислал. Понятно? Велел предупредить. Завтра к тебе явится.

— Да ну? А на кой?

— Хрен его знает, — пожал плечами Митя и добавил: — И еще поклон тебе от дружка.

— Так ведь он сгорел.

— Ан объявился, — криво усмехнулся Митя. — Ох, и битый! Откуда хошь явится.

— Ну и дела, — удовлетворенно вздохнул Купцевич. — Фартово.

— Одним словом, завтра в три часа жди гостей. Все. Наше вам.

Митя не спеша поднялся со своего места.

— Да, это что за тип мне открыл? — неожиданно спросил он.

— К соседке приехал. Братец. Из Сибири он.

— Не брешет? Мне представляется, что я эту рожу где-то недавно встречал. Сам черный, а глаза синие.

— Не-е, — покрутил головой Купцевич. — Моя Антонина сама за ним на вокзал ездила. А еще раньше я телеграмму из Иркутска нюхал.

— Ну, нехай. А все-таки я для верности самого упрежу. Завтра пусть этого братца пощупает. В случае чего перо в бок — и поминай тогда. Он на руку-то скор.

— Парень вроде тихий. Хотя… в тихом омуте… Да я и так с него глаз не свожу. Будь спок.

— Во-во. Ну, я потопал.

Купцевич сам проводил гостя до двери и не закрыл ее, пока не убедился, что тот благополучно вышел из подъезда на улицу. Потом он вернулся в комнату и стал беспокойно шагать из угла в угол.

Как только Митя и Купцевич вышли в переднюю, Сергей поспешно вставил на место фанеру и прикрыл ее обоями. Затем он подсел к столу и быстро записал весь услышанный разговор. Закончив, Сергей приписал несколько слов от себя и устало откинулся на спинку стула.

Итак, кто же придет завтра к Купцевичу? Ну, конечно, Папаша. О ком еще они будут так говорить?.. Значит, сам Папаша идет в западню. Вот это удача, неслыханная удача!.. Завтра в три… Да, но кто же еще появился на горизонте? Что это за «дружок», откуда взялся?.. А Митька-то, Митька… Казался таким простым, честным парнем и как свихнулся… Неужели из-за той девчонки, Зои Ложкиной? Нашел, в кого влюбляться. И Сергей не дал тогда сигнала. Какой промах, черт побери! Как найти теперь этого парня, кто он, где живет, где работает?.. Но главное сейчас не в нем и не в том неизвестном «дружке». Главное сейчас в Папаше. В руки идет самый крупный, самый опасный зверь… Только бы не упустить его… Надо сейчас же предупредить Гаранина. Но как?.. Выйти нельзя. Ведь Сергей сказал, что болен. И вообще подозрительно. А этот, конечно, настороже… Ага… Придумал!..

Сергей вышел в коридор и позвонил по телефону в деканат Катиного факультета. Ответил секретарь.

— Девушка, вы знаете Катю Светлову? — слабым голосом спросил Сергей.

— Конечно, знаю. А в чем дело?

— Очень вас прошу. Передайте ей, чтобы позвонила домой. Брату. Заболел я.

— Заболели? — в голосе девушки послышалось сострадание. — Подождите одну минуту. Сейчас перемена, и Катя, кажется, рядом, в комсомольском бюро. Я посмотрю.

— Ох, посмотрите, пожалуйста, — совсем больным голосом попросил Сергей.

Через минуту он услышал в трубке встревоженный голос Кати.

— Коля, это я. Что с тобой?

— Катенька, я заболел. Приезжай поскорей. За лекарством сходишь. А то Полины Григорьевны все нет да нет. Замучился я.

— Но у меня же лекции, — неуверенно возразила Катя, но тут же, спохватившись, воскликнула: — Что я говорю! Конечно, сейчас же приеду.

Сергей повесил трубку. В тот же момент в коридор вышел Купцевич. Он, как видно, подслушивал.

— Ты что это, болеть вздумал?

— Ох, не говори! Голова горит, всего ломит.

Сергей в изнеможении привалился к стене и вытер лоб.

— Пхе, больной! — презрительно усмехнулся Купцевич и, хлопнув Сергея по плечу, подмигнул. — Пошли, я тебя живо вылечу.

— Не могу. Я лучше лягу. Прямо ноги не ходят.

И Сергей потащился к себе в комнату. Купцевич внимательно посмотрел ему вслед.

Через час прибежала запыхавшаяся Катя.

— Коля, что с тобой?

Сергей, лежа на диване, поманил девушку к себе и шепотом сказал:

— Слушай внимательно. Я ничуть не болен. Но ты все же сбегай в аптеку, принеси каких-нибудь лекарств. Потом возвращайся в институт. Гаранина видела?

Катя кивнула головой.

— Так вот. Позвони ему снова. Скажи, что есть срочное сообщение. Пусть немедленно приедет к тебе. Это очень важно, — он взглянул на часы. — Пятый час. Ты ему сможешь позвонить около шести. Это еще не поздно, но ты все-таки торопись.

— Хорошо, хорошо. Будь спокоен.

Катя вскочила с дивана и, оставив чемоданчик с книгами, убежала. Вскоре она вернулась с целой кучей бумажных пакетиков.

— Вот. Разбирайся. А я пойду. Давай письмо.

Прежде чем запечатать конверт, Сергей еще раз перечитал свою запись разговора. Как будто все точно.

Записано все было действительно точно, все… кроме одного слова. Вместо Митиного «жди гостей» Сергею послышалось «жди гостя».

Как обычно, в конце дня Костя Гаранин был вызван для доклада к Зотову. Он должен был потом в соответствии с указанием начальника отдела составить ответное письмо Сергею и отвезти его в институт, Кате.

Они сидели в кабинете одни. Зотов по привычке потирал свою бритую голову и не спеша, экономно потягивал последнюю за этот день папиросу. Костя говорил медленно, изредка рубя ладонью воздух.

— Получен ответ из центрального архива. По отпечаткам пальцев Купцевича установлено, что он в прошлом был осужден. Значит, скрыл это. Дальше. Был я сегодня в собесе. Познакомился с документами Купцевича. Явная липа. Это два. Считаю, есть основание для ареста. Обыск позволит изъять вазочку. Ее, конечно, опознают старик Амосов и Голикова. Вазочка и письмо Ложкина позволят уличить Купцевича в связях с преступниками. Коршунов прав — Купцевич трус. Сознается на первом допросе.

— А явка?

— Она заморожена. Ждать визитеров бесполезно.