Дот - Игорь Акимов

Впрочем, Ромка увидал все это как-то мельком, лишь в первый момент, а уже в следующий его зрение переключилось на функциональный режим. Он не перестал видеть окружающую гармонию, но теперь он думал лишь об одном: о судьбе мотоцикла. Такая вещь!.. Все последние годы, при случае, Ромка мечтал о такой машине. Знал, что никогда не будет иметь собственного мотоцикла (он вырос в нищете, в школу ходил в бумазейных спортивных штанах с латками на коленях), знал, что и работа на мотоцикле ему не светит (служебные мотоциклы были только в армии и в органах; попасть в армию по призыву — это естественно и даже интересно, но выбрать ее своим жизненным поприщем, тем более — органы… при его-то невосприятии дисциплины… даже Ромкиных мозгов хватало, чтобы не рассматривать эту идею). Но ведь мечтать не заказано! И сколько раз он представлял, как возится со своим мотоциклом, ладит его, как мчит на нем по шоссе, обгоняя машины, а на заднем сиденье, держась за Ромку, прижимаясь к нему, сидит красивая девушка в легком платьице, и он чувствует, как упруго сминаются ее груди на его спине… Правда, был вполне реальный вариант: после армии пойти работать в авторемонтную мастерскую. Но согласитесь — это совсем не то. Ждать, пока раз в году тебе в руки попадет разбитый мотоцикл… Машины — тоже неплохо, но они не грели Ромкиной души. В них не было… Ромка не мог назвать, чего недоставало машинам, но они ни разу не фигурировали в его мечтах.

Короче говоря, Ромка понимал, что получил шанс. Может быть — единственный в его жизни. Причем и требовалось-то от Ромки почти ничего: припрятать мотоцикл до лучших времен. Хорошо бы — в какой-нибудь заброшенный сарай, завалить отжившим хламом, почерневшей соломой с крыши… Но случайный путник не пройдет мимо сарая, а уж лесник при обходе точно в него заглянет: не перебивается ли в нем какой беглец или бродяга. Выходит, сарай отпадает, да и не знал Ромка этих мест; может, тут на десять километров в округе ни одной халабуды не сыщешь. Значит, придется обойтись укромным местечком под корнями большого упавшего дерева.

Сходу ничего лучше он придумать не мог.

— Рома, я тебя уже второй раз окликаю: помоги!

Ромка обернулся.

Залогин пытался помочь Тимофею выбраться из коляски, но оторвать от сиденья без малого центнер веса… Может, такую штангу в спортивном зале — а это куда сподручней — Залогин бы и поднял… да только вряд ли, не та у него комплекция… Ромка подскочил, подхватил Тимофея под другую руку, закинул ее себе через плечи, «ну, взяли!». Это я его натряс; полдня терпеть толчки боли, — кто хочешь скиснет, — понял Ромка, но угрызений совести не почувствовал. Его вины в этом не было. Он ли не объезжал каждый камушек, каждую выбоину? он ли не притормаживал перед каждым корнем?..

Они отвели Тимофея под смереку и положили на мох. Сели рядом. Просека, залитая полуденным солнцем, постепенно забирала в гору, но уже через сотню метров разглядеть что-либо было невозможно, потому что воздух плавился, растекался слоями, смазывал предметы. С другой стороны, откуда они приехали, пестрела маками, лютиками и люпином поляна. Ну что теперь делать?..

Тимофей открыл глаза.

— Сегодня я не ходок, — сказал он, — поэтому привал до утра.

Это понятно; только ведь до завтра ничего не изменится…

— Мотоцикл убрать… Устроимся в стороне от дороги. Тут густо, пятьдесят метров — и хорош… Костер не жечь… — Тимофей взглянул на Залогина. — Смотайся на рекогносцировку. Представляешь, где шоссе?

Залогин кивнул.

— Потом посмотри, что у нас впереди… Возвращайся дотемна.

— Есть, товарищ командир.

Вот он, шанс! — понял Ромка. Ведь если тормознуть одинокую машину — запросто можно разжиться бензином. Минутное дело! Залечь под самое шоссе, дождаться подходящего случая, а уж когда канистра с бензином будет у меня в руках…

Тут важно было сыграть точно, чтобы Тимофей не заподозрил специального интереса.

— Обожди, Тима. — Ромка говорил медленно, словно размышлял, и выражение лица слепил подходящее случаю, почти простодушное. — Мне кажется, будет лучше, если он, — кивнул на Залогина, — подневалит возле тебя. Обработать раны, подтянуть бинты… Ты же знаешь, что с медициной у меня отношения сложные. А в разведке я кому угодно дам фору.

Тимофей взглянул на него, прикрыл глаза.

— Ты остаешься.

— Но это же не честно, Тима!..

— Это приказ.

— Ладно. — Ромка достал из кармана пятак и повернулся к Залогину. — Давай так: чтобы никому не было обидно — пусть решит жребий.

Тимофей открыл глаза, но понял, что этого не достаточно, и, морщась от боли, сел.

— За пререкания с командиром — два наряда вне очереди. Когда доберемся до своих — напомнишь.

— Это за что же? — возмутился Ромка. — Ты отдаешь ему предпочтение…

— Отвечай по уставу, — жестко перебил Тимофей.

Ромка удивился, даже пожал плечами, но встал, хотя на стойку «смирно» его уже не хватило.

— Есть два наряда вне очереди.

— «Товарищ командир», — подсказал Тимофей.

— Товарищ командир, — согласился Ромка.

— Вольно. А теперь запомни: в армии нет предпочтений. В армии есть только целесообразность.

— И в чем же целесообразность твоего приказа? — спросил Ромка и уселся рядом с Тимофеем.

— А в том, что Залогин выполнит приказ от и до… От и до, — повторил Тимофей, потому что ему понравилась эта формулировка, и при повторе он сделал акцент на «от» и на «до». — Без самодеятельности. Не заступив ни влево, ни вправо. И в результате мы получим необходимую нам информацию. А ты, Страшных… — Тимофей даже не пытался скрыть, какого труда ему стоит каждое слово. — А ты — если будет подходящий случай — не откажешь себе в удовольствии подстрелить пару немцев. Остальные устроят облаву — и прихлопнут нас здесь, как мух.

Про бензин он не догадался. Когда нет сил — в первую очередь притупляется способность соображать.

— Ладно, — примирительно сказал Ромка. — Ладно, я согласен: мы пойдем вдвоем. Я согласен даже: пусть он будет старшим. Клянусь, Тима! — будем действовать только наверняка. Без малейшего риска. Не выпадет шанса — значит, не судьба. Но представь, что у нас получилось, и мы добыли канистру бензина!..

Открыть карты — это было последнее, что мог сделать Ромка. У него сразу полегчало на душе. Тимофей подумает — и согласится. Он же понимает, что не сможет идти. Ну, две-три сотни метров он протащится, повиснув на наших плечах; пусть даже километр одолеем, хотя представить это невозможно; пусть даже два. Ведь он измочалится так, что на следующий день на ноги не встанет!..

Тимофей посмотрел на Ромку из-под тяжелых век, но это был не тот взгляд. Не тот, которого Ромка ждал. Тимофей не думал о предложении — он думал о Ромке. Ромке стало неуютно под этим взглядом — и он отвел глаза. Тимофей еще помедлил, повернулся к Залогину. Тот вскочил, вытянулся.

— Разрешите выполнять приказ?

— Действуй.

Костер все же пришлось разжечь: в сумерках на лугу образовался туман; потом оказалось, что туман уже везде. Он заполнил пространство между деревьями, погасил все звуки, и стал добросовестно высасывать тепло из воздуха, камней и уснувшей флоры. С костром он спорить не стал; просто отступил на несколько метров за деревья, невидимый, но оттого не менее тяжелый.

Костер пришелся кстати: напекли картошки. Картошка была вяловатая, ее срок еще весною вышел, но жар угольев сотворил маленькое чудо: он оживил крахмал, наделив его той особой вкуснотой, которая когда-то покорила дикого человека, и до сих пор радует язык, когда он прикасается к еде, пережившей непосредственный контакт с огнем. Несомненно, первым гурманом был Прометей. Потому он и поделился с людьми главным секретом приготовления своих деликатесов, что не мог глядеть на их сыроедение.

Картошку ели с салом. Ромке очень хотелось попробовать, какова на вкус немецкая консервированная колбаса (он только на витрине да на полках магазина видел консервы), но Тимофей сказал: НЗ и колбасу прибережем; может, нам еще не один день своими запасами харчиться. За пару часов до этого — когда Залогин возвратился из разведки — они плотно подкрепились пирогом с черемухой и курятиной, кстати, очень вкусным. Потом вроде ничего не делали и времени прошло не много, а вот поди ж ты, — и место в желудках нашлось, и на аппетит никто не жаловался, вымели картошку подчистую. Ромка еще бы сала поел, но с Тимофеем не поспоришь; он убежденный атеист, и на заявления типа «Бог даст день — Бог даст и пищу» даже не реагирует. Как жаль, думал Ромка, глядя на отдыхающий после борьбы с туманом костер, что от клунка с пищей, который ему сунула на пороге Стефания (а ведь первая реакция была: как много!), осталась только половина. Если не завтра, то через день или два опять придется сесть на скучную солдатскую пайку. Ромку это не пугало. Он уже был научен жизнью, что главное — не чувство голода, а чем ты это чувство убил… Мир вкусной еды и красивой одежды, мир изысков не будил его фантазии. Полагаю, это счастье — иметь собственную градацию ценностей, и жить в согласии с нею, причем не демонстративно, не эпатажно, вот, мол, я какой, особенный, не такой, как все. Нет — просто жить по своим правилам, полагая, что каждый так живет, каждый — по своим, поэтому нет ни оснований, ни смысла обижаться, если на каком-то перекрестке ты соприкоснулся с кем-то острыми углами.