Хуевая книга - Александр Никонов

- Рядом с ручкой на столе должна лежать пизда.

- Обязательно. Иначе невозможно будет писать гениальные произведения.

- Да. Без пизды человек дуреет. У него все из рук валится, и ничего не идет.

- Когда-нибудь я напишу философский трактат "О роли пизды в развитии личности".

- И о роли пизды в истории человечества.

- "Значение пизды обыкновенной в творчестве Толстого".

- " К вопросу о влиянии пизды на политические пристрастия народа".

- А говорят, некоторые женщины могут даже курить пиздой и кольца пускать.

- Насчет этого не знаю, но то, что они в принципе могут так пизду натренировать, чтоб куриными яйцами стрелять, это точно. Сам видел.

- Тебя закидывали тухлыми яйцами?

- Нет. Бог миловал. В каком-то порнофильме видел... Я люблю порнуху смотреть.

- Я тоже.

- Ее все любят. Эротика, она для баб. А мужикам подай жесткое порно. Чтоб на бульдозере в пизду въезжали и там ломами шуровали.

- Крутые мужчины любят крутое порно.

- Что, уже все выпили что ли?

- А хуль тут пить?

- А вот бы, блядь, взять и написать рассказ о том, как славно и душевно мы тут посидели, простые русские интеллигенты. За Россию поболели, за смысл жизни поразговаривали. Что делать? Кто виноват?

- Возьми да напиши такой рассказ.

- Без сюжета, без действия, без ни хуя. Ни завязки, ни кульминации.

- Ну и хрен с ними.

- Ну, если хрен, то напиши.

- Напишу, а хуль ты думал!

- Но это будет хуйня.

- Да я понимаю, что на этом рассказ не выстроишь. Но ж, блядь, не зря же две бутылки выпили... А ты стихи про это напиши. "Когда б вы знали, из какого сера растут стихи не ведая стыда".

- Не ведая пизда... пизды.

- Ну а чем закончится рассказ-то твой? Ну собрались, ну выпили, ну попиздели за любовь, за прекрасный паркетный пол. А дальше?

- А что дальше? Дальше мы разойдемся сейчас по домам, и пизда рассказу.

- Хуёвый какой-то рассказ-то.

- Ну и хуй с ним, что хуёвый. Главное, чтоб демократия жила. Наша молодая демократия!

Кряхтело

Ленинский сериал

Смеркалось. Еще можно было писать, покрывая листок мелким карандашным бисером, но Ленин, потянувшись, встал и потер пальцами утомленные глаза. "Пожалуй, нужно еще разок попробовать, пока не пришел этот финн", - подумал он.

В Питере было неспокойно, трещал германский фронт, Россия гудела. А Ленина мучил запор. Второй день он не мог опростаться и с тоской вспоминал, как еще в 96 году, сидя в Санкт-Петербургском доме предварительного заключения писал на волю сестре, чтобы она прислала клистирную трубку в овальной коробке. Но тогда его регулярно кормили, по заказу приносили из аптеки минеральную воду. Сейчас обо всем этом можно было лишь мечтать.

"Поносы и запоры - болезни профессиональных революционеров", - подумал Ленин и огляделся: "Нужно отойти подальше, чтоб не воняло, а то финн придет, опять будет морщиться".

Уйдя метров за 20 от шалаша Владимир Ильич расстегнул штаны и присел, чувствуя сильные позывы и тяжесть в животе. Высокая трава колко и неприятно защекотала ягодицы. Ульянов приподнялся, не поднимая штанов, осмотрелся и немного передвинулся туда, где трава была покороче. Снова сел.

"Будто пробку забили. Сейчас бы слабительного, масла касторового. Возьмем власть, нужно будет вплотную заняться лечением. Но сначала, конечно, декреты... А черт!" Ощутив легкий укол, Ленин прихлопнул ладонью комара. Почесал. Вчера вечером, когда вождь тридцать минут сидел недалеко от шалаша в тщетно надежде, всю попу искусали комары, и теперь волдыри немилосердно чесались.

Раздражаясь все больше и больше Владимир Ильич лихорадочно работал ногтями, оставляя на ягодицах красные полосы. "Скорее бы революция! Хотя, там, как тут: есть субъективное желание, а есть объективные обстоятельства. Но все равно, чисто по-человечески очень хочется".

Вождь натужился, его лицо покраснело. Бесполезно. Почувствовал как затекли ноги, неаккуратно спущенные штаны сбились валиком под коленями, пережали кровопоток, и в икрах закололи тысячи маленьких иголок. Владимир Ильич привстал, растер ноги, приспустил штаны и вновь сел, перенеся вес тела на левую ногу, давая отдых правой. Потом наоборот.

Помассировал живот, как когда-то учил Троцкий - от пупка слева и справа к лобку. Позывы усилились. Владимир Ильич изо всех сил напрягся и с мучительным наслаждением почувствовал: прорвало! Словно пришло оригинальное решение долго недававшейся задачи. Теперь он уже не замечал ни зудящих комаров, ни гудящих ног. Лишь великое удовольствие сделанного трудного дела целиком заполняло его. Весь мир будто подобрел, сразу подскочило настроение и, кажется, даже ходчее пошли мысли. "И социалистическую революцию мы сделаем!" - с веселой уверенностью подумал вождь.

Кишечник, пользуясь случаем, удовлетворенно облегчался, и Ленин кряхтел от наслаждения с каждой новой порцией. Через некоторое время после Великого прорыва Владимир Ильич вдруг почувствовал как что-то теплое и мягкое коснулось его ягодиц. Он чуть привстал и посмотрел вниз, между ног. Огромная куча свежего, парного говна цветастой пирамидкой вздымалась на зеленой траве. Внизу, будто фундамент покоились большие и толстые черные катыхи, сверху на них оплывали витой башенкой мягкие, нежнейшие светло-коричневых тонов разнокалиберные какашки. Рядом с кучей покачивалась спелая ягода земляники.

Улыбнувшись про себя этому натюрморту, Ленин вдруг подумал: "Все как в политике: порыв революционных масс неизбежно возьмет свое, несмотря ни на какое сопротивление реакции. Объективная необходимость, предел терпению - и взрыв. Нужно только чуть-чуть помочь, направить нетерпение масс в нужное русло. Все-таки я был прав в апреле! А интересно, кто-нибудь из меньшевиков страдает запорами?" Владимир Ильич присел на метр левее и еще раз с любовью оглядел могучую кучку: "Нет, с таким народом мы горы свернем".

Но сотворив немыслимую работу, уставший организм иссяк, больше ни грамма не землю не упало. И тут только Ленин с досадой вспомнил, что забыл взять бумагу для подтирки. Ну хоть бы та писулька, над которой он работал! В тщетной надежде Владимир Ильич обшарил карманы. Господи, ничего!

"М-да, за удовольствие надо платить", - вождь потянулся и начал рвать пучками траву, стараясь выбирать подлиннее. Нарвав пучок, он сложил его вдвое и получившейся мочалкой осторожно провел по попе, чувствуя обдирающую жесткость. Выбросил. Нарвал еще пучок и снова начал подтираться. То ли второй пучок был пожиже, то ли какашки размазались первым пучком по попе, но Владимир Ильич испачкал пальцы. Брезгливо морщась, он начал вытирать вонючие пальцы о землю, отраву, и тут только заметил растущий слева лопоухий репейник. С опущенными штанами, стараясь не распрямляться, Ленин, согнувшись в три погибели, добрался до заветного растения и, выбрав самый большой лист, дернул за ножку. Лопух, словно чувствуя для каких целей его стараются сгубить, стоял насмерть. Любой солдат или красный комиссар, кладущий жизнь за мировую революцию во время гражданской и боготворивший Ленина, безусловно согласился бы стать для вождя подтиркой, но несознательный лопух не был революционным фанатиком и поддался не сразу. Уцепившись обеими руками за стебель, Владимир Ильич рванул - стебель глухо лопнул, Владимир Ильич качнулся, хотел сделать шаг назад, ловя равновесие, но спущенные штаны помешали, и Ленин с маху, держа обеими руками лопух, упал на грязную попу.

В этом положении его и застал финн, но как человек тактичный, сделал вид, что ничего не заметил, лишь брезгливо зажал нос.

Встречи Будяева

Бывшая жена Будяева была как две капли воды похожа на жену бывшего президента СССР. И что самое поразительное, ее даже звали также.

Несмотря на неудачно сложившуюся личную жизнь, Будяев в какой-то мере был счастливчиком, ему везло на встречи. Вот и сейчас, протиснувшись поглубже в вагон метро, он увидел свою бывшую жену. Несколько секунд Будяев колебался - подходить или нет, - и решил подойти. Все-таки расстались они мирно и интеллигентно, без скандалов, к тому же очень давно.

Протолкавшись поближе, Будяев тронул женщину за плечо:

- Ну здравствуй, Рая.

Женщина обернулась, мгновение поколебалась:

- Здравствуй...

- Ну как ты?

- Да нормально. А-а...

- Это ж сколько мы не виделись-то?

- Не знаю.

От Будяева не укрылись некоторая холодность и растерянность бывшей жены. "Зря я подошел, - подосадовал на себя Будяев. - Совсем же чужие люди". Но отступать было поздно, приходилось вымучивать из себя ненужные фразы.

- Где ты сейчас?

Рая недоуменно дернула плечами:

- Там же, культурой занимаюсь. А-а...

- Куда едешь?

- Домой, мужа кормить. Полукопченой вот купила, сыру.