Опасная фамилия - Антон Чиж

Кирилл Алексеевич вернулся через полтора часа. Вронский приказал немедленно подать обед. Он не хотел расставаться с Ани, ему хотелось говорить с ней еще и еще. Но она вдруг поднялась, сказав, что у нее есть срочные дела. Вронский поцеловал ей руку с такой нежностью, что сам испугался.

– Как вам эти насаждения? – спросил он, указывая на шедевры итальянского садовника, не столько из интереса, но чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

– Они уродливы, – просто ответила Ани, чем вызвала в душе Вронского бурную радость.

– Вот не знаю, что с ними и делать, – только заметил он.

– Прикажите на их место посадить молодые деревца.

– Да, пришло время сажать молодые деревца, – согласился он.

Чтобы как-то войти в разговор, Кирилл вызвался проводить гостью на станцию. Ани отказалась, пояснив, что ей надо навестить брата. Тогда Кирилл заявил, что непременно проводит, хоть до перекрестка.

– Прошу бывать у нас непременно в любой день, да хоть завтра заглядывайте, – сказал Вронский. – Нам еще многое надо обсудить.

Таким мягким Кирилл еще никогда не видел отца. Перемена была столько необъяснима, что даже в чем-то тревожна.

Они вышли на дорогу, утопавшую в зелени. Кирилл сам взял Ани под руку.

– Кажется, я начну ревновать вас к отцу, – сказал он, стараясь придать обиде шутливый тон.

Ани повернула к нему голову.

– Не стоит.

– Отчего же?

– Вы ему не соперник.

Понимать столь дерзкое высказывание предоставлялось, как ему будет угодно. Ани была задумчива, отвечала невпопад и, кажется, не слушала его болтовню. Это сильно задело Кирилла. Он не мог хоть в чем-то проиграть отцу. Привыкнув действовать решительно, идя напролом, особенно в отношениях с отцом, он не нашел иного выхода, как сорвать первую попавшуюся ветку.

– Вы не оставляете мне выбора, – сказал он, преграждая Ани дорогу. – Чтобы не получить в вашем лице прекрасную мачеху, буду вынужден сегодня же вечером просить вашей руки… У кого же ее просить? Ах, да, конечно, у вашего брата, – он протянул ей ветку. – Анна Алексеевна, вы примете мое предложение?

Ани взяла у него ветку, покрутила и словно нечаянно выронила.

– Вы полагаете, это единственный выход? – спросила она.

– Я неплохо знаю отца. Он, как и я, всегда добивается того, чем желает обладать. И уступать ему я не намерен.

– Вы, но не я, – сказала она, оборачиваясь к нему. – К чему все эти водевильные страсти? Вы знаете, что я обязана выйти замуж.

– Неужели стать графиней Вронской хуже, чем женой чиновника?

– Я подумаю о вашем предложении, – ответила Ани и быстро пошла прочь. Вронский не стал ее догонять, но долго смотрел вслед.

44

Дамы начали выражать возмущение, устав сидеть на шатких стульях, да и закуски с напитками закончились. Их мужья были крайне недовольны тем, что им не позволяют пройти в шатер и переодеться или хоть одним глазком взглянуть, что там произошло. Официанты устали торчать без дела. Даже полковник, хозяин учебного поля, притомился и сел прямо в траву. Только господину, назвавшемуся чиновником сыскной полиции, до этого дела не было. Он не позволял расходиться, не обращал внимания на жалобы и протесты. Страдания велосипедного общества ему были глубоко безразличны. В шатер он пропустил только уездного доктора, обменявшись с ним тихими замечаниями, когда тот вышел наружу.

Публика уже давно бы улизнула, но неприятный господин успел окружить место происшествия городовыми, которые прибыли вместе с приставом. В этот раз Ильичев вел себя все так же мирно, не желая показывать власть и мешать сыску. А более всего желая свалить на сыскную полицию второе подряд происшествие. Петергоф находился под особым присмотром, близость к царствующим лицам обязывала к порядку, даже на кражи начальство смотрело косо. Не говоря уже о несчастном случае на охоте. Нынешнее событие грозило приставу и вовсе тяжкими объяснениями. Ильичев свято надеялся, что столичная знаменитость снимет у него с шеи тяжкий груз.

Дамы не заметили, откуда появился высокий брюнет с желтым чемоданчиком и легкой проседью на висках. Зато все ощутили странный, если не сказать невыносимый запах, который тянулся от сигары, что победно торчала в зубах брюнета. Прошествовав мимо дам с изумительно надменным видом, он запустил сигару над их головами, дальним и точным броском попав в чей-то велосипед, оставленный на поле. Сигара взорвалась искрами, а хозяин велосипеда недовольным окриком. Господин и усом не повел. Чуть нагнувшись, он вошел в шатер.

– Неплохо и в некотором роде даже живописно, – сказал Аполлон Григорьевич, рассматривая пространство, отделенное белой тканью.

На траве широким ковром были разбросаны мелкие предметы мужского обихода, словно охранное отделение провело обыск. Вперемежку валялись портмоне, расчески, ключи, брелоки, записные книжки и просто книжки, футляры для очков и прочие мелочи. Столы были опрокинуты, стулья раскиданы в разные стороны. Верхняя одежда лежала кучей. Виновник беспорядка был поблизости. Он лежал на спине, запрокинув голову и упираясь затылком в белую материю так, что она натянулась, словно фата невесты под сильнейшим ветром. Лебедев подошел к телу.

– А, старый знакомый, – сказал он. – Только вчера на охоте виделись. И вот опять такая приятная встреча. И такая интересная…

Присев над Стивой, он занялся изучением тела. Ранений или следов от пуль не было заметно. Костюм был не тронут и даже аккуратен, несмотря на падение.

– Коллега, вас интересует причина смерти?

– Зачем бы я вызывал вас в такой спешке, – ответил Ванзаров.

– С вас станется… Но раз уж вас интересует мое мнение, хотя не пойму, зачем оно вам сдалось, заявляю официально: причина смерти очевидна.

– Что вы о ней думаете?

– То же, что и вы. Из глазницы, в которой находился глаз, а теперь совсем вытек, торчит металлический предмет с винтовой нарезкой. Размер видимой части – не больше дюйма. Скорее всего, длина предмета такова, что при проникновении через глаз он вошел в лобную долю мозга. Наш весельчак умер на месте без мучений. Только мебель разнес, когда боролся с болью и хватался за что попало. Это официально говоря. От себя скажу: не представляю, как могли ему в глаз эту штуку засадить…

– Можете достать у него из глаза…

– Так сказать, соринку? Отчего же не достать, ему хуже не будет.

Хирургическими щипцами, более похожими на орудие пыток, Лебедев крепко взялся за металлический хвостик, торчавший из глазницы, и дернул. Вынырнуло тонкое лезвие в бурых следах. Аполлон Григорьевич смахнул налипшие сгустки и издал радостный возглас.

– Да тут монограмма имеется, – он показал на основание лезвия.

Ванзаров наклонился и увидел отчетливую гравировку на металле: «СК».

– Где-то я уже видел подобное, – сказал Лебедев.

– Что за оружие?

– Я бы не назвал это оружием. Скорее ножик для очинки перьев, каким гимназисты вырезают умные мысли на партах. Только у него для чего-то рукоятка свинчена. Честно говоря, не представляю, какую надо иметь силу, чтобы с таким крошечным захватом умудриться так точно воткнуть нож в глаз. Если только между пальцев зажать, да и то… – криминалист пребывал в раздумьях. – Нет, я честно вам говорю, коллега, что у меня нет ни одной мысли на этот счет. Разве он сам себе воткнул.

– Думаю, ответ найдем прямо сейчас…

Ванзаров сделал шаг в сторону и, сильно нагнувшись, принялся осматривать лежащие предметы, перемещаясь вбок широкими шагами и ставя ботинок так, чтобы не раздавить чьи-то любимые очки. Лебедев наблюдал за ним с нескрываемым интересом. Обойдя почти по кругу, Ванзаров выдернул из беспорядка сигарную коробку.

– Вот то, что надо, – сказал он.

– Наш старый добрый Partagas, – обрадовался Лебедев. – Коробка совсем новая, только открыта. Жаль, сигары на землю упали. Это уже, считай, пропало, совсем другой вкус, нельзя и пробовать. А то бы я не отказался…

– Стива пошел в раздевалку за сигаретами, свои он забыл дома, – начал Ванзаров медленно, словно разматывая клубок. – Спросить не у кого, все господа уже на линии старта. В буфете сигар не держат, там только закуски… У каждого велосипедиста свои папиросы или сигары… Стиве хочется курить… Он заходит в шатер и понимает, что портсигары держат в карманах пиджаков. Пиджаки – вот они, висят… Но Стива и подумать не может, чтобы залезть в чей-то карман и одолжить папиросу… Однако курить хочется. И тут он видит новую коробку сигар на столике… Чей столик? Ну, конечно… Он узнает висящий на стуле пиджак племянника. Это совсем другое дело… Стива берет коробку, сдергивает ленточку и приоткрывает крышку…

Протянув найденную коробку, Ванзаров попросил примерить к ней размер лезвия. Приставив ножик к краям, Лебедев сообщил, что подходит как раз.

– Только не понимаю, что вы этим хотите сказать, – добавил он.

Вместо ответа Ванзаров стал методично поднимать и отбрасывать в сторону предметы, не заботясь о том, что скажут их хозяева. Пока не поднял невзрачную железку, скрученную буквой «М», с широкими лапками. Издав победный звук, Ванзаров что-то прикинул, осматривая кучу, и сразу переместился в другой конец, где опять стал беззастенчиво хозяйничать. Угомонился он, когда вытащил из-под чьего-то кошелька парочку крепких пружин.