Армия России. Защитница или жертва? Как мы снимали Сердюкова - Михаил Тимошенко

Как вы считаете, будет ли меняться положение дел при существующем министре обороны? Есть ли перспектива, сменят ли его?

М. Тимошенко: – Я думаю, что нужен визит жареного петуха.

В. Баранец: – Я тоже так думаю. Но попытаюсь ответить немножко в другом ключе. Когда сменится Сердюков? У меня есть некие такие подозрения, что, возможно, даже этой осенью. Если нет, то следующей весной. Я аккуратненько ставлю на март, потому что я был вообще-то убежден, что после выборов его сменят. Теперь вы говорите об этой девичьей команде, о наложницах. Я думаю, что эта команда, наверное, уйдет, наверное, не все, но, во всяком случае, процентов семьдесят, уйдет при появлении нового министра, здравого министра, который постарается из министерства сделать министерство, а не филиал Мебельторга.

Звонок: – Добрый вечер! Как вы считаете, в чем тут дело? Завод Хруничева, работающий на нас, запорол несколько спутников. А на Химкинский ракетный завод «Энергомаш», работающий на американцев, вроде жалоб нет.

М. Тимошенко: – Завод Хруничева запорол не спутники, а ракеты. А Химкинский завод работает, и слава Богу, радоваться надо.

В. Баранец: – Выполняет, может быть, американские заказы. Давай не продавать военные секреты.

М. Тимошенко: – Да нет. Дело не в этом. Дело в том, что по любой аварии должно быть назначено расследование, сделаны выводы и приняты меры. Я помню глухое советское время, когда при проклятых большевиках один из пусков морской макеевской ракеты привел к тому, что все было вроде бы хорошо, но у нее не запустились двигатели второй ступени. Но стартовое устройство волокло ее честно до Новой Земли. Уже потом оказалось, что выловили ракету. То есть надо было найти, куда она упала, поднять, приволочь, расчленить, отдефектовать. В результате оказалось, что слесарь не снял заглушку с одного трубопровода. Выяснили и фамилию слесаря, и фамилию начальника участка. А дальше возник вопрос о том, как вообще эта заглушка попала к ним в цех. Она не должна была туда попасть. КГБ вырыло яму глубиной в самую большую кузбасскую шахту и, наконец, нашло. На заводе были приняты меры вплоть до изменения формы заглушек. Чтобы тактильно слесарь ощущал, что он не то взял в руки… И военпред стоял. А теперь военпреда же надо искать с собаками, и найдут капитана.

В. Баранец: – Кажется, что на Химкинском заводе роль военпреда выполняют американцы и у них все хорошо.

Михаил, звонок: – Добрый вечер! У меня вот такой вопрос. В Советское время существовала Военно-промышленная комиссия при Совмине, которая определяла, что делать, как делать. Там была команда высоких профессионалов, не только военные, но и ученые. Что сейчас? Кто командует вот этими вещами? Или никто? Теперь только министр обороны?

М. Тимошенко: – ВПК командует Дмитрий Олегович Рогозин. Причем дел у него так много, что он утратил технологию контроля документов…

В. Баранец: – Я вам хочу сказать, что за военно-промышленной комиссией наблюдаю близко еще со времен своей службы в Генштабе. И скажу, что более синекуристой структуры я не видел. Вы знаете, военно-промышленная комиссия с 1992 года так же влияет, по-моему, на наш военно-промышленный комплекс, как облака на посев картошки где-нибудь в какой-то африканской стране. Но что меня поражает? Это сборище неких серостей с министерскими повадками, с огромными аппаратами, с огромными льготами. Но вы знаете, что у нас военно-промышленная комиссия ни разу не добилась за последние годы выполнения гособоронзаказа? Однако вы меня спросите, у кого самые большие доходы в правительстве? Больше, чем у премьера? У заместителя председателя военно-промышленной комиссии. Вот так мы живем.

М. Тимошенко: – Я наблюдал за работой ВПК с 1976 года, когда первый раз меня туда послали вроде как дурачком, который должен бумажку привезти, а на самом деле подставляли под вопросы. Я скажу, что более квалифицированных людей я не видел. Приходили люди туда с полигонов, с заводов, из институтов, заместители главных конструкторов работали в ВПК. И не было вопроса, на который я бы не получил ответа. И не было ситуации, в которой мы бы не пытались с ними что-нибудь сделать, а нам бы позволяли что-то упустить.

Константин, звонок: – Здравия желаю, господа-полковники! Первый вопрос. Когда будут сборы офицеров запаса? И восстановите, пожалуйста, 18 августа, день авиации, как и было.

В. Баранец: – Хорошо. В случае избрания меня президентом я это сделаю.

Константин: – Почему сняли с военных судей погоны?

В. Баранец: – Я думаю, что с военных судей сняли погоны в какой-то мере справедливо. Знаете, почему? Потому что демократическая общественность грызла нас, потому что есть некий корпоративный фактор. Если в погонах, значит, не будешь объективно судить военного.

В. Баранец: – Ну что, дорогие друзья, мы идем на посадку. По-моему, все.

Американская ПРО не даст нашим ракетам даже взлететь

Российские военные инженеры Алексей Архипов и Вадим Борщев убеждены: противоракеты США созданы не для защиты, а для нападения. С ними беседует военный обозреватель «КП» Виктор Баранец.

«КП»: – Американцы антироссийскую направленность своей ПРО категорически отрицают. Москва сильно сомневается. Что принципиально нового к этому вы можете добавить?

Алексей АРХИПОВ (А.А.): – Мы основательно проанализировали все военно-технические параметры ПРО США в Европе. И пришли к выводу, что она превратилась из оборонительной в наступательную систему первого сокрушающего удара.

«КП»: – Вы хотите сказать, что американские противоракеты – это не оборонительное, а наступательное оружие?

Вадим БОРЩЕВ (В.Б.): – Возможности зенитных ракет, как и противоракет, значительно шире, чем кажется неспециалистам. Американцы изначально, еще для самых ранних своих зенитных ракет, предусматривали возможность применения их не только по воздушным целям.

«КП»: – И какую же угрозу в таком случае несут России стационарные и мобильные системы ПРО США в Европе?

А.А.: – США нагло лезут со своими базами и объектами ПРО в Восточную Европу, в омывающие наши берега моря и океаны. Они приближают свою противоракетную инфраструктуру к нашим границам. При этом возможность нанесения опережающего ядерного удара по России с точек базирования американской ПРО в Восточной Европе, с кораблей УРО (управляемого ракетного оружия) из акваторий Балтийского и Черного морей резко повышается. Вот что для нас чрезвычайно опасно.

В.Б.: – Минимальное подлетное время американских ракет (6–9 минут) делает российский ответно-встречный удар почти невозможным. Вот почему мы утверждаем, что американская мобильная система ПРО – это тщательно скрываемое средство не только обороны, но и нападения.

А.А.: – США истинную суть своей ПРО тщательно маскируют. Вооружения, используемые ими в системе ПРО, имеют иные возможности, чем принято считать.

«КП»: – Тогда раскройте же всем глаза на эти иные возможности…

А.А.: – Американцы убеждают нас, что их ракета SM-3 (Standard Missile-3) – вещь сугубо оборонительная. Но так ли это? Вот вам пример. В США есть план развития семейства ракет SM-3 для корабельной системы боевого управления «Иджис», которая обеспечивает поражение целей на суше и воде, под водой и в воздухе. И этот план чудесным образом является продолжением работ по созданию и принятию на вооружение ракеты LASM (Land Attack Standard Missile) для высокоточного поражения наземных целей на большой дальности. На удалении в 500 км.

В.Б.: – Причем ракета SM-3 Block IB уже может перехватывать цели на космических орбитах – на высоте до 320 км и на дальности до 770 км!

«КП»: – И что же теперь из всего этого следует?

А.А.: – А то, что с передовых позиций у границ России американские противоракеты могут выполнять стратегические задачи даже лучше межконтинентальных ракет.

В.Б.: – У нас нет в этом никаких сомнений. Уже реализованные американские ракетные технологии это обеспечивают.

Графика: Дмитрий Полухин

«КП»: – Что в таком случае может противопоставить американцам Россия?

В.Б.: – Сейчас наши конструкторы разрабатывают стратегические ракеты, которые быстрее взлетают, – чтобы снизить возможность их перехвата на разгонном участке. Совершенствуются и гиперзвуковые маневрирующие боеголовки для гарантированного прорыва ПРО на конечном участке.