Начало Игры - Константин Стригунов

Сказать, что Меткий не любил разного рода отчеты после рейдов — это ничего не сказать. Но ничего не поделаешь, коль начальство здешней группировки потребовало некоторых разъяснений по поводу событий прошедшей ночи. Правда, их тоже можно понять: в конце концов, именно он попросил помощи в эвакуации раненого Косматого, а не наоборот. Полковник Коробов — местный особист — долго и дотошно расспрашивал Меткого на счёт самолёта, мол, какие подробности ему были известны, быть может, ему удалось выведать бортовой номер или хотя бы просто выяснить предназначение самолёта. Однако на все вопросы Меткий не давал чётких ответов, за исключением тех случаев, когда он точно знал, что это известно и сталкерам Голема, пришедшими на место падение первыми и долговцам, с которыми ему довелось вытаскивать Косматого. Таким образом, сталкер не поведал ничего нового шефу контрразведки «Долга», объясняя это наличием неизвестных тварей, которыми там кишела земля. Тогда тот спросил, дескать, знал ли он, что сталкерам тоже было известно о падении летательного аппарата, что послужило причиной по которой они решили организовать свой поисковый отряд.

— Почему не отправился с ними? Если это был транспортный самолет, то на нём могло иметься много чего полезного, — особист сидел с невозмутимым выражением лица.

— А можно и пулю схватить, — спокойно ответил Меткий. — Нет уж, я лучше старательством заниматься буду. У меня оно хорошо выходит.

На вопросы, где Меткий находился в момент, когда принял передачу Косматого, сталкер ответил, назвав район, расположенный приблизительно на километр севернее того, места, где он на самом деле находился. Выбор стал не случайным, поскольку там располагалось заброшенное село Старые Шепеличи, в котором по некоторым данным появились места богатые на наличие артефактов. То же самое наверняка сказал или скажет ему Косматый, что придавало веса словам Меткого, и при этом никто не мог точно их подтвердить или опровергнуть. Собственно, это и требовалось. Тогда особист снова прицепился, мол, почему за артефактами пошёл, не дождавшись утра, а вечером? Но и на такой вопрос у Меткого был готов ответ. «С утра там уже ничего не останется. Все сливки надо снимать пока есть время, иначе можешь остаться ни с чем». Коробов подумал и, затем, спросил: «Но ведь ты буквально накануне продал хабар и получил за него неплохую сумму. Зачем рисковать, выходя в рейд почти сразу после Выброса, когда Зона нестабильна?». Меткий усмехнулся, глядя на хмурого долговца, и задал встречный вопрос: «Скажите, а кому не нужны деньги? Тем более, когда каждый патрон обходится недешево, когда для починки костюма — и не тяп-ляп, а без изъянов — нужно продать пять-шесть редких артефактов. Говорите, нестабильная Зона? А когда она бывает стабильной?».

И не скажешь ничего, да и придраться ни к чему не получилось. Тем более Меткий понимал, что отвечал приблизительно также, как и остальные сталкеры, по крайней мере в той части, которая касалась непосредственно самолета. Возможно, так просто сталкер бы и не отделался, коль упавший самолет и его возможный груз предназначался «Долгу», но после осмотра останков, такое предположение Меткий отверг незамедлительно. Не будучи специалистом в области авиации, Меткому все же не представляло труда понять про назначение самолета. Он явно не был транспортным, а оторванный обтекатель радиолокационной станции говорил о разведывательном предназначении этого авиационного комплекса. Также ему известно, что такого класса самолеты летают на больших высотах и вероятность его сбить с земли практически нулевая. Однако, решив отложить анализ причины падения самолета до отчёта в Альфу, Меткий выжидающе посмотрел на особиста, который более не нашел причины для задержки сталкера и коротко бросил:

— Свободен.

Путь до жилого сектора, дезактивация и отворение двери сталкер прошел практически на полном автоматизме. В шлюзе ему удалось нормально отмыть спецкостюм от следов крови и внутренностей псевдособаки, порывавшейся перегрызть горло сталкеру, но в итоге ставшей очередной добычей Зоны. В своей скромной обители Меткий, раздевшись и перекусив на скорую руку, привёл свои мысли в порядок, насколько это вообще возможно после рейда в Зону, и в течение минут двадцати подробно описал в своем секретном сообщении промежуточные выводы и дополнительную информацию, которую ему удалось разузнать со времени получения задачи. Сталкер взглянул на светящийся экран и перепроверил написанное, чтобы ни одно слово, ни один факт не могли быть истолкованы двояко и неверно. Удовлетворившись полученным результатом, он активировал программу, которая зашифровала сообщение. Затем оно благодаря компактному, но мощному передатчику в виде чрезвычайно короткого по длительности импульса было отослано со световой скоростью на спутник связи, зависший на геосинхронной орбите прямо над Чернобыльской аномальной Зоной.

Сообщение, полученное спутником, отправилось с него в сжатом виде на внушительные параболические антенны, расположенные на сером здании центральной станции радиоразведки, недалеко от города Климовск в Подмосковье. На станции, надежно закрытой от остального мира оградой пентагональной формы, круглосуточно работала служба, которая отслеживала и обрабатывала данные радиоперехвата со всего мира. Поскольку шифровка получена от агента в Чернобыльской аномальной Зоне, то ответственный офицер за данный регион выставил ей наивысший приоритет и по защищенному каналу связи отослал в четвертый отдел слежения шестого управления ГРУ. В отделе на основе этих и других полученных сведений оперативный дежурный составил информационную сводку, которая, в свою очередь, вошла в окончательную сводку для всей службы.

Николай Фёдорович Селезнёв уже которую ночь проводил у себя в кабинете, сопоставляя и анализируя десятки отчётов и докладных записок. Вот и сейчас запах ароматного кофе стал неотъемлемой частью кропотливой и долгой работы, всегда требовавшей к себе повышенного внимания. За последнее время приходило столь значительное количество материала, что Селезнёв уже и не помнил, когда ему доводилось выдерживать настолько бешеный ритм, который задали события последних недель. Наверное, только десять лет назад, после первого сообщения об образовании Зоны, было также много работы как сейчас, и хотя сказать, что за все пройденное время напряжение спало, являлось бы неверным, но рядом с последними неделями и они казались легкой пробежкой в сравнении с марафоном. И дело даже не в событиях в Иране, откуда ниагарским потоком текла информация о применении западом новейших образцов неконвенциональных вооружений, о которых естественно умалчивалось в подконтрольных им СМИ. Куда большую тревогу у него вызывали отчеты аналитических отделов, где сообщалось об аномально высокой активности процессов, происходящих в Зоне. Мало того, что аномалия в аномалии звучит и воспринимается как откровенное безумие, так еще и оно становится реальностью. Из множества независимых источников приходят чёткие и однозначные сигналы про подозрительную и, порой, необъяснимую активность того или иного характера. Сотни военных и гражданских аналитиков в несколько смен непрерывно обрабатывают поступающую информацию, а сверхмощные вычислительные системы использовались на полную мощность. Составление гигантского числа этих пазлов в одну правильную картину, являлось основной задачей, выполнить которую чрезвычайно сложно. Несмотря на значительные успехи Главного разведуправления последних лет в области сбора информации и её исследования (над этим работало множество закрытых институтов), приблизиться к полному пониманию того, чем же была Зона не получалось. Более того, отдельные события и явления, до последнего времени считавшиеся достаточно изученными, преподносили такие неожиданные результаты, что все моделирования, прогнозы и выводы начинали лететь к чертям собачьим. Само собой, такой поворот не мог не нервировать большое начальство, которое, как водится, требует всего и сразу, ибо им очень не хочется ударить в грязь лицом перед правительством, тем более что в свете последних событий появились немалые шансы добиться большего финансирования для Управления. Естественно, подобные требования не способствовали улучшению эффективности работы, но выбора не оставалось и пришлось выполнять приказы под жёстким прессингом «сверху». Всё это не давало покоя и не благоприятствовало сохранению нервных клеток в целости и сохранности, хотя за свои почти тридцать лет на службе Селезнев выработал в себе стойкую невосприимчивость к разного рода нажимам. Сочетание в себе чёткого понимания того, чем он занимался и одновременно умение находить общий язык с начальством, были теми качествами, за которые его ценили практически все, кому доводилось иметь с ним дело. При этом Николай Фёдорович никогда не переходил черту, разделявшую служение и выслуживание, что и стало для него своеобразным жизненным кредо.