Письмо Виверо - Десмонд Бэгли

— Гатт уже убивал кого-нибудь своими руками? — спросил я.

— Полагаю, что да. Он прошел по всем ступеням Организации. Проходил обучение, можно сказать. В молодые годы он должен был совершить несколько убийств.

— Так значит, это было давно, — заметил я. — Может быть, он уже потерял навык.

— Ах, с тобой невозможно разговаривать, — сказал Пат сдавленным голосом. — Если бы у тебя были мозги, ты бы давно вернулся туда, откуда приехал. Я вынужден здесь находиться, по крайней мере я знаю истинное положение вещей, и мне за это платят. Но ты похож на того парня, про которого написал Киплинг: «Если бы ты сохранил свою голову, послушав, что говорят другие, тогда, может быть, и не узнал, что такое ад».

Я засмеялся.

— У тебя есть талант к пародии.

— В этом мне далеко до Фаллона, — сказал он мрачно. — Он превратил всю эту операцию в пародию на безопасность. Я использую микрофон, установленный Гаттом, чтобы скормить ему дезинформацию, а что делает Фаллон? Он устраивает целый телевизионный спектакль, черт подери! Я не удивлюсь, если, приземлившись на построенной им посадочной полосе, вы найдете там уже работающие камеры Си-Би-Эс, ведущие трансляцию по всем телевизионным каналам. Любой бездельник в Мехико находится в курсе событий. Гатту не надо было устанавливать микрофон для того, чтобы узнать о наших планах; ему всего лишь было нужно спросить об этом на первом углу.

— Тяжелая у тебя жизнь, — сказал я сочувственно, — Фаллон всегда ведет себя подобным образом?

Харрис покачал головой.

— Я не знаю, что с ним происходит. Он передал весь контроль над делами своему брату, предоставив ему полномочия поверенного. Его брат неплохой парень, но я не стал бы доверять никому, когда дело касается ста миллионов баксов. Он не думает больше ни о чем, кроме поисков этого города.

— Я не знал про это, — сказал я задумчиво. — Кажется, его беспокоит что-то еще. Порою он внезапно становится каким-то рассеянным.

— Я тоже это заметил. Что-то мучает его, но он не говорит мне, в чем здесь дело. — Казалось, Харрис испытывал глубокое возмущение от одной мысли, что есть нечто такое, чего он не знает. Он поднялся на ноги и потянулся. — Мне пора в постель — завтра предстоит много работы.

4

Это повторилось снова!

Сначала Шейла, а теперь Пат Харрис. Он сказал это не так грубо, как Шейла, но тем не менее он это сказал. Должно быть, мой внешний вид и манера поведения были хорошей имитацией Каспара Милкветоста — скромного конторского служащего, исправно протирающего штаны с девяти до пяти. Но я вовсе не был уверен в том, что мое внутреннее содержание не соответствует внешнему виду, и в этом заключалась моя главная проблема.

Гатт, судя по описанию Пата, был смертельно опасен. Может быть, он и не станет стрелять просто ради того, чтобы посмотреть, как упадет жертва, но если вдруг окажется, что это принесет ему какую-то выгоду, то долгих раздумий не последует.

Мнение Пата о Халстеде тоже оказалось достаточно интересным, и мне было любопытно, как много Кэтрин Халстед знает про своего мужа. Мне казалось, что она его любит — я даже был в этом уверен. Ни одна женщина в здравом уме не будет, в противном случае, терпеть такого мужчину, но может быть, я судил предвзято. Как бы то ни было, она постоянно принимает его сторону во всех спорах, которые он ведет с Фаллоном. Безупречный образчик преданной жены. Я отправился спать, думая о ней.

Глава 6

1

Мы прибыли в Лагерь-Один на летающем офисе Фаллона — изящном реактивном самолете Лиар. Пат Харрис с нами не полетел — его работа заключалась в том, чтобы следить за Гаттом, поэтому пассажиров было всего четверо: Фаллон, Халстеды и я сам. Фаллон и Халстед предавались своей бесконечной профессиональной дискуссии, а Кэтрин Халстед читала журнал. Когда мы входили в самолет, Халстед предпринял определенные маневры, и в итоге Кэтрин села по другую сторону от него и так далеко от меня, как это только было возможно. Я не мог говорить с ней без того, чтобы не заглушить своим голосом технические аргументы, поэтому сконцентрировал свое внимание на поверхности земли.

Кинтана Роо выглядела с воздуха как кусок покрытого плесенью сыра. Сквозь плотный растительный покров лишь местами выглядывали прогалины, казавшиеся беловато-серыми пятнами на фоне ядовитой зелени деревьев. Я не смог разглядеть ни единого водотока, ни реки, ни хотя бы ручья и постепенно начал понимать точку зрения Халстеда на трудности, связанные с археологическими исследованиями в тропиках.

В какой-то момент Фаллон, прервав дискуссию, связался с пилотом по переговорному устройству, и самолет плавно накренившись на крыло, начал снижение. Он повернулся ко мне и сказал:

— Сейчас посмотрим на Лагерь-Два.

Даже с высоты тысячи футов лес казался достаточно плотным для того, чтобы по нему можно было идти, не касаясь земли. Под этим морем зелени мог скрыться город размером с Лондон, и вы бы никогда его не заметили. Я сказал себе, что не буду в будущем столь самоуверенным в вопросах, о которых ничего не знаю. Может быть, Халстед и мошенник, если Пат Харрис говорил правду, но мошенник, обманувший большое количество людей, должен быть специалистом в своей области. Он был прав, когда сказал, что нам предстоит тяжелая работа.

Лагерь-Два появился и исчез до того, как я успел как следует его рассмотреть, но самолет тут же накренился и развернулся, зависнув на кончике крыла. Оказалось, что там особенно и не на что смотреть; просто еще одна прогалина с полдюжиной разборных домиков и несколькими микроскопическими фигурками, машущими руками. Реактивный самолет не мог здесь приземлиться, но это и не входило в наши планы. Мы поднялись выше и, вернувшись на курс, направились в сторону побережья и Лагеря-Один.

Примерно через двадцать минут и восемьдесят миль мы оказались над морем и, сделав разворот над белой линией прибоя и сияющим на солнце пляжем, совершили посадку на взлетной полосе в Лагере-Один. Сначала самолет немного подбросило прибрежным воздушным потоком, но затем он мягко коснулся земли и, совершив торможение, остановился в дальнем конце полосы, после чего вырулил на стоянку напротив ангара. Как только я вышел наружу, жара, после прохладного кондиционированного воздуха в салоне, обрушилась на меня как внезапный удар кувалды.

Фаллон, казалось, совсем не обращал внимания на жару. Годы, проведенные им в этой части света, уже высушили в нем все соки и адаптировали к местным условиям. Он направился быстрой походкой вдоль полосы, сопровождаемый Халстедом, который, по-видимому, тоже чувствовал себя нормально. Кэтрин и я последовали за ними значительно более медленно, и к тому времени, когда мы приблизились к домику, в котором скрылся Фаллон, на ее лице проступили отчетливые признаки увядания, да и я сам чувствовал себя слегка обуглившимся по краям.