Комитет Тициана - Йен Пирс

— Когда Робертс возвращается в Венецию, он убежден, что дальше все пойдет как по маслу, — продолжал Боттандо. — Бралль исчез с горизонта, и не было никаких свидетельств того, что Мастерсон с ним общалась. Но потом Робертс заимствует у нее книгу и находит в ней билет до Санкт-Галлена. Он знал, что Мастерсон работала над миланским полотном, а затем обнаруживает, что она ездила в Падую. И тут масло в огонь добавляет Ван Хеттерен: он заявляет, что Луиза намерена переделать текст своей работы, и добавляет, что она произведет эффект настоящей сенсации. Робертс понимает, что это будет за сенсация — нечто такое, что не имеет никакого отношения к анализу мазков Тициана в ранний период его творчества.

У Робертса на момент убийства Мастерсон безукоризненное алиби: он приобретает билеты в оперу в последний момент перед спектаклем. И еще: Робертс не мог украсть картины маркизы.

В этот момент в глубине комнаты возникла суета: в дверях появились Боволо и еще один полицейский. На губах комиссара играла довольная улыбка, и генерал встревожился: такие люди, как его венецианский коллега, беспричинно не радуются.

— Часто утверждается, что одно убийство ведет к другому, — заключил Боттандо, в душе надеясь, что все не так уж скверно. — Но в нашем случае этого не случилось. Робертс оказался слишком осторожным, чтобы испытывать судьбу во второй раз.

Это заявление повергло слушателей в некоторое уныние. Сначала генерал, ко всеобщему удовольствию, сузил сферу подозреваемых, но теперь снова ее расширил.

— В этом деле присутствует много картин: работы Тициана из Милана и Падуи и другие полотна, которые украли у маркизы. Возникает странная параллель: на одной из картин Тициана женщину закалывают в саду. Луизу Мастерсон тоже убивают ножом в парке. С героиней на картине расправляется ревнивый муж. И любовник Мастерсон Ван Хеттерен, по его собственному признанию, ревновал свою возлюбленную. История словно бы повторяется и указует перстом на виновного. Но в дальнейшем мы поняли, что пошли по ложному следу. Ван Хеттерен начал ревновать благодаря тому, что доктор Миллер наговорил ему о Мастерсон весьма некрасивые вещи. Он — единственный человек, который всеми силами хотел от нее избавиться. Это так, доктор?

Миллер ничего не ответил. Он отвернулся от Ван Хеттерена, уставился в пол и сильно побледнел. У него единственно хватило сил покачать головой.

— В таком случае я объясню, что произошло дальше. В пятницу Робертс и Миллер обедали вместе. Совершенно очевидно, как повел себя Робертс: оглушил Миллера новостью, что Мастерсон пишет на него отзыв, и дал ясно понять, что она предпримет все, чтобы лишить его должности. Учитывая, какие замечания позволила себе накануне Мастерсон, Миллер мог вполне поверить его словам. А Робертс добавил, что отчет, который Мастерсон намеревается подать комитету в понедельник, тоже окажется для него судьбоносным. Он хоть и явное нагромождение лжи, но на какое-то время нанесет урон статусу их организации, подпортит репутацию самого Робертса и лишит его возможности действовать на стороне Миллера.

Боттандо заметил, что Флавия слегка нахмурилась, и забеспокоился, что сбился с намеченного курса. Он помедлил, сделал глоток воды, наклонился к ней и шепотом быстро спросил:

— Я что-то сказал не так?

Она помотала головой.

— Продолжайте. Объясню вам позже.

Генерал поставил стакан на стол, лихорадочно вспоминая, на чем он остановился.

— Синьорине ди Стефано стало очевидно, что доктор Миллер испытывал по отношению к Мастерсон сильное чувство обиды. Ее связи были лучше, чем у него, она выпускала книги, у нее была хорошая работа, а теперь она намеревалась погубить его карьеру. Ничего удивительного, что он горячо поддержал Робертса, когда тот заявил, что ее надо наконец приструнить.

Но у Миллера превосходное алиби. В десять часов он был на острове — его видели на кухне. Известно, что в тот вечер ни одна лодка не пришвартовалась к острову. Следовательно, он находился там и раньше и никак не мог убить Мастерсон в «Джиардинетти Реали».

Все так, кроме одного: Миллеру не требовалась никакая лодка. Он слышал, как Коллман предложил Мастерсон выпить. Их разговор состоялся на борту судна, которое покидало остров. Значит, и Миллер уехал вместе с остальными. Но каким способом он вернулся обратно? Выходит, как-то сумел.

Вот что произошло. Ранее в тот же день Робертс принял сообщение для Мастерсон и, таким образом, знал, где ее можно найти. За обедом он сообщил об этом Миллеру. Тот берет лодку, еще больше себя накручивает и едет в «Джиардинетти Реали» поговорить с Луизой. Там он обвиняет ее в том, что она по злобе и вредности собирается погубить его карьеру. Мол, Робертс все знает, это он мне обо всем сказал. Мастерсон, вероятно, как накануне, отвечает, что он смешон и раздувает из мухи слона. Миллер взрывается, бьет ее ножом и оставляет умирать.

Было ли убийство спланировано заранее? Не знаю. Вероятно, Миллер всего лишь хотел поговорить напрямик. Но наветы Робертса в сочетании с глубоко укоренившейся завистью переполнили чашу. Он решил: во всем виновата она. Так пусть пеняет на себя.

Но теперь у него появилась проблема. Миллера вовсе не радовала мысль о добровольном признании. Однако он оказался далеко от своей комнаты, и требовалось найти способ добраться обратно. Теперь вспомните — ширина канала всего пятьсот метров. Пустяк для такого способного и тренированного пловца, как он. Миллер сбрасывает ботинки и топит их вместе с ножом и сумкой в канале.

А когда попадает на остров Сан-Джорджо, отпирает своим ключом боковую дверь и таким образом проникает в здание. Он промок и оставляет на полу лужи, но их принимают за следы от прохудившейся крыши. Но в тот день не было никакого дождя. Откуда же в таком случае на полу появилась вода? Миллер вытирается, спускается в прачечную, чистит одежду, а затем, чтобы обеспечить себе алиби, просит стакан воды. У вас есть замечания, доктор?

Снова никакого ответа.

— Но Мастерсон не умерла, — продолжал Боттандо. — Она понимает, что смерть неминуема — помощи не дождаться. И еще она знает — убийца сам ей сказал, — что его настроил Робертс, который сыграл роль Яго при Миллере-Отелло. По-моему, уместная венецианская метафора. И тогда она решает оставить некий намек на то, что случилось.

Мастерсон не перетащили в теплицу, как решил комиссар Боволо. Она сама туда переползла, потому что помнила, что находилось внутри. Там росли цветы, которые она отбирала для украшения стола во время субботнего банкета. Мастерсон срывает с шеи распятие и хватает цветок. Крест и лилия — символ святого Антония. Цветы, которые должны были стать символом ее триумфального успеха в Милане, превратились в мученический венец.

Возникла долгая пауза. Все обернулись и посмотрели на смертельно бледного Миллера.

— Ну как, доктор Миллер, — спросил наконец Боттандо, — насколько мы близки к истине?

— Близки. Очень близки, — ответил тот.

— Хотите сделать официальное признание? Бывает, такие вещи чудесным образом влияют на приговор и значительно смягчают наказание. Иначе вам придется дожидаться, пока мы не найдем кровь на вашей одежде или под ногтями. Не сомневайтесь, где-нибудь да найдем. Судебные эксперты — удивительно толковые ребята. Всегда что-нибудь да раскопают.

Если честно, генерал не слишком доверял экспертизе. Никогда не видел, чтобы она давала такие потрясающие результаты, о которых кричали сами эксперты. И слишком часто сталкивался с получившими свидетельства подлинности подделками, чтобы уверовать в непререкаемость научных способов расследования. Но теперь ему требовалось убедить Миллера сделать признание. И Боттандо вздохнул с облегчением, когда тот горестно кивнул.

— Вот и славно, — довольно произнес он, заметив, как пожелтел Боволо. Венецианец сознавал, что прямо у него на глазах испарялись шансы на повышение.

— Постойте, — раздался голос Ван Хеттерена, — вы что же, утверждаете, что и Робертса убил доктор Миллер? — Голландец заметно успокоился и начал проявлять интерес к происходящему. Это смутило Боттандо, которому была неприятна следующая сцена спектакля. Но Флавия настаивала, что она тактически необходима для дела. Однако генерал не успел продолжить, как она перехватила инициативу. И у него сложилось впечатление, что помощница не совсем ему доверяла.

— Естественно, нет, — резко возразила она. — Зачем? Последовательность событий абсолютно ясна. На допросе Робертс заявляет, как он сожалеет о смерти Мастерсон, как много старался для нее сделать, и так далее. Он вполне убедителен и не вызывает никаких подозрений. Но потом я допрашивала Ван Хеттерена и заметила, как он побледнел при упоминании о мотиве креста и лилии. У меня свой, несколько импрессионистский способ допроса, и об этом я сообщила только ему.